Набат-3

— Тогда на завтра готовность.

— Тарас Акимыч, ты хоть введи в курс действий, — попросил Вавакин. наливая но третьей.

Выпили под икорку.

— Тогда слушай. Перед осенними событиями комму­някам нужна встряска, чтобы расшевелить народ. А по­скольку они везде, как прежде, и мы с тобой такие же, наши уши везде, где наши руки. Не кто иной, как маркси­сты, держат на крючке главу цебэ. Он не сорвется и вы­полнит их просьбу. На ситуацию р. стране им сугубо на- | плевать, а цебэ давно акционерное общество. Любой из j команды Дубинина давно обогатился, и лишение постов 1 их не пугает. Поэтому желание марксистов и возможное- • ти Дубинина совпали. Послезавтра загонит рубль повы­ше, народ в панике бросится спасать свои гроши, лихора- I дочно скупая доллары. Мы не в толпе, но чем хуже? Загодя покупаем валюту и на пике сбрасываем. Твой банк вход­ной, а мой на выходе. Нормально? У тебя берем валюту, у меня отдаем. Дело в том, что пе каждому такую сумму дадут, банки в трубу вылетят, а мой банкир проверен, как и твой. >

— Не возражаю, — одобрил Вавакин. — Мой шеф про­сится в долю. Полтинник зеленых дает. Возьмем?

— Можно, конечно, — без особой охоты ответил Тарас Акимович. — Давай на его полтиннике сами заработаем и ему чуть-чуть дадим. Если так, я согласен.

— Только так и думал, Тарас Акимыч! Давай за удачу!

Надежный план, надежный партнер, им обоим за звез­дами гоняться нечего, а скромное житье-бытье по вкусу обоим.

Налили, душевно выпили. Теплое товарищество было выше градусов водки.

Назавтра Вавакин превратил дерево в зелень, и, как *у обешал Тарас Акимович, послезавтра началась чехарда, когда Божий люд до гул и вал ^уи к, так сказать, энд. В этот день комсомольский вожак получил отлуп вместе с коман­дой пионеров-тимуровцев. Черномырдин изобразил на лице горечь за страну и буром попер в премьеры. Раз по­пер, два попер. Каким царем-батюшкой пи изображал себя Ельцин, а импичмента испугался. А Черномырдин нет. Танк, а не человек. А Дума не пускает его обратно во власть. Достали пахана. Казалось, еще заход на трибуну — и паха­на прорвет. Сделает пальчики врастопырку и рявкнет:_^Вы / на кого, шелупонь, мазу держите? На кормильца? Да я У салат за семьсот долларов ел!» Эх..." " '#

А рубль доскакал ло верхней отметки в 22 рубля, боль­но ударился о потолок и скис. Долларов нет. Тогла Тарас Акимович ноисс зеленую массу в свой банк и обменял на дерево. Его еще и благодарили. Бабки и магазинах ругают­ся: харчи с полок исчезают, соли нет. памперсы и эти са­мые, с крылышками, дороже исподников стали. Что де­лать? Народ просыпаться стал, бунт закипает крепкий, с перчиком и красным петухом на закуску, а Тарас Акимо­вич с Андреем Андреевичем смотались на Кипр отдохнуть после трудов праведных маленько. А на пляжах, на пля- 1

жах-то, мать честная, одни свои! Вавакин даже в Москве не видел столько знакомых физиономий. Девочки, прав- '

да, незнакомые, одноразовые.

Через неделю, отдохнув, компаньоны вернулись, дол- (

дар упал до отметки в десять рубчиков, и Тарас Акимович с Андреем Андреевичем понесли свое дерево менять на >

доллары. Их опять встречали уважительно. А где, как и что — народ бередить нечего.

Вполне довольный собой, Вавакин приступил к обы­денным делам. Шеф за отсутствие в горячее время не ко­рил, получив свою долю, и Вавакин подкатился к нему иод эту марку, выпросил еше один отпуск. «Только по­мни, — покачал пальчиком шеф, — в октябре ты понадо­бишься, как никто другой». «Буду как штык», — заверил Вавакин и отбыл из Думы, чтобы заняться-таки собой.

У Толмачева, наоборот, шла полоса безденежья, и де­лать операцию было дня него крайне важно. Другого ис­точника заиметь хорошие деньги он не знал, и этот-то появился случайно. Мучила одна загвоздка: пациент ви- повский, на как всегда не спишешь, и встреча намечалась ' щепетильная. Это ж надо тонко намекнуть шишке, чтобы помалкивал о секретности.

Прежде всего он велел заместителю сократить на вре­мя число санитаров, а Сичкиной — вкатить по две дозы аминазина, распихав пациентов по большим палатам. 'Тем самым высвобождалась территория для важной исрсопы.

Чтоб комар носу не подточил, чтоб красиво было. Сани­тары и медсестры трос суток мыли, скребли и драили, раз­вешивали веселенькие занавески на окнах ради обещан­ных трех дней отпуска.

Под общий шум Судских вновь очутился в палате За­бубённого.

Встретились сердечно и сразу обсудили причину пере­полоха в клинике. Сошлись на одном: ждут важное на­чальство.

— А что нам от этого? — спросил Забубённый.

— Поживем — увидим. — нейтрально ответил Суд­ских. — Но порох надо сухим держать.

Жене Сичкиной три дня отпуска не выгорало, и она ходила злая, колола всех подряд без ласкового слова и толь­ко сейчас вдруг вспомнила, что так и не расспросила но­вого пациента о предмете ее тайной любви. А ведь почти месяц минул. Надо же, именно в суматохе пришла мысль о Луцеииче. С чего вдруг? •

А ведь именно Луцевич на лекциях по психоанализу поучал: неожиданность никогда пе случается вдруг, это планомерная работа многих органов и .мозга в одном на­правлении. Когда некоторые из них дают сбой, проис­шедшее и кажется неожиданным.

«Не сейчас же спрашивать о Луисвичс! — пыталась со­брать вместе свои разбросанные мысли Сичкина, готовя очередную порцию уколов. — До вечера Толмачев меня промурыжит... Он уедет, а я задержусь на полчасика... Тогда я новенькою колоть не стану. Куда его перевели? А, к этому, к Забубённому. А этого надо усыпить получше...»

— Задирайте рубахи. — скомандовала Сичкина, входя в палату. — Кто первый?

.Забубённый покорно задрал рубаху.

— Чем нынче потчуют? — скосился на шприц Забу­бённый и не обнаружил противной янтарной жидкости. Женя перепутала шприцы. Менять их было поздно, стыд­но, и Забубённый получил хлористый. Само собой, Суд­ских тоже выпадал хлористый.

— Меньше знаешь, лучше спишь, — отрезала Сички­на. хмуро глянув в сторону Сулскнх.

Что за переполох; сестра? — невинно спросил он.

— Кое-кому собственное естество не по нраву. — про­бурчала Женя, протерев место укола ваткой. — Следующий.

Судских задрал рубаху и улегся на живот.

— Пластическая операция? — робко спросил Судских.

— Да уж, — хмыкнула Сичкина. — Дым коромыслом, черт бы их подрал, санитаров отпустили, некому воды в кубовой накачать.

Едва Сичкина ускакала, Судских сказал Забубённому: