Начальник Америки

Ещё одним эпохальным изобретением стала сгущенка. Разработанный для производства сахара вакуумный аппарат (работал он за счет конденсации пара в большом цилиндре наподобие атмосферной машины Ньюкомена) Тропинин приспособил для выпаривания молока. Из-за проблем с производством жести он не мог создать привычную нам упаковку и пока что разливал продукт по стеклянным банкам. В свою очередь сгущенка и вареная её разновидность стали толчком для реализации старой моей мечты — кондитерской. Рецепты я вспоминал сам, собирал по Европе и выпытывал из Тропинина. Пришлось немного экспериментировать, но результат превысил ожидания. Тортики, пирожные, обычные пирожки со сладкой начинкой, ириски (та же вареная сгущенка смешанная с карамелью и маслом), леденцы и другие конфеты быстро завоевали популярность среди горожан.

— Горячие пирожки расходятся…

— Как горячие пирожки, — закончил за меня Тропинин и мы рассмеялись.

— Шутки шутками, но сладости — ключ к сердцу буржуазии, — заметил я.

Вскоре оказалось, что не только буржуазии. Среди индейцев кондитерская лавка на Торговой улице стала даже более популярной, чем кабаки Тыналея.

Из всех технологичных производств мне удалось опередить Тропинина только в фармакологии. В этом веке лекарства готовили аптекари, но поскольку грамотных аптекарей взять было неоткуда, я решил основать настоящее производство, оставляя аптекам только дистрибуцию. Новая компания получилась небольшой, а фабрика расположилась прямо в городе, потому что не требовала больших печей, машин и прочего индустриального безобразия. Привезенную Тропининым небольшую партию индийского опиума я пустил на изготовление лауданума (уже получившего признание европейских лекарей), составил рецептуру неплохой противоожоговой мази (спермацет, кокосовое масло и опиум). Здесь же готовились противовоспалительные настойки на травах, эфирных маслах (особенно на местном пихтовом), высушивался лимонный сок, как противоцинготное средство (тут вновь пригодилась вакуумная установка Тропинина), а также сахалинские водоросли в качестве слабительного. Не брезговал я и Европейской фармакопеей. Правда пришлось переработать текущие инструкции по применению, выбросив из них наиболее дикую чушь. Ядовитые металлы и их соединения (каломель и прочее) я оставил лишь для наружного применения, да и то на самый неприятный случай, вроде венерических заболеваний.

Я долго мучился с выбором бренда и уже хотел назвать компанию «Веселый фармацевт», но Тропинин обозвал идею постмодернистской и отговорил меня. В эту эпоху названия чаще всего брались от имён владельцев. И хотя все мои имена были липовыми, название «Эмонтай Фармаком» показалось не лучше и не хуже других. Но в бренд я вложился, разработав логотип и упаковку — все эти красивые баночки с мазями, пузырьки, бутылочки и коробки.

В чём мы с Тропининым полностью совпадали, так это в ставке на производство шхун. Я до сих пор считал этот Лёшкин проект ключевым, повлиявшим на судьбу колоний. И пусть он видел в верфях индустриального гиганта, тянущего за уши все остальное, для меня кораблестроение стало рассадником частной инициативы.

Мы оба продолжали дотировать верфи, хотя они задыхались от кризиса перепроизводства. В конце концов, Лёшке пришлось отказаться от регулярной работы. Теперь конвейер запускался пару раз в год на месяц или два, а выпустив партию шхун, останавливался. Рабочие переходили на другие объекты или брали отпуск, пока мастера занимались усовершенствованием процесса и внедрением новшеств.

Чтобы создать местный спрос Тропинин расширил производство в заливе короля Георга. К прежней коптильне и лесопилке он решил добавить фабрику по переработки китового жира, а к ней пристроить мыловаренный и свечной заводики. Все предприятия создавались, разумеется, на паях с Калликумом и другими вождями нутка. Они предоставили людей для строительства и работы, Тропинин — технологии и материалы. В его планах было развернуть тут же и консервное производство, но эту отрасль пока тормозила всё та же проблема с производством жести.

Ещё не достроив корпуса, пайщики объявили о скупке ворвани, китового уса, амбры, спермацета, а также рыбы и других морепродуктов у окрестных племен и свободных промысловиков. Согласно Лёшкиному замыслу растущее производство должно будет увеличить спрос на шхуны и снаряжение.

Со временем Тропинин собирался поставить такие же фабрики на Уналашке, Кадьяке, Оаху. А пока алеуты, гавайцы, конягмиуты наряду с русскими обучались новому делу в интернациональной команде Калликума.

* * *

Залив короля Георга становился понемногу фокусом колонизации, привлекающим авантюристов и деловых людей со всего мира. Гавани, удобные для отстоя; племена, занимающиеся добычей ценных мехов; возможность набрать воду, пополнить съестные припасы, найти хорошее дерева для починки кораблей — всё это сделало залив первым пунктом в планах большинства экспедиций. А дневники Кука, рассказы Кинга, слухи о ценах на меха в Макао и Кантоне распаляли воображение торговцев.

В начале лета в гости к нутка пожаловали британцы. На этот раз корабли пришли под полосатым флагом достопочтенной Ост-индийской компании, что само по себе являлось событием примечательным, ведь американское побережье относилось к исключительной сфере влияния их конкурентов — компании Южных морей.

Упорства британцам было не занимать. Они готовились осесть здесь надолго. Но прокололись дважды, что поставило экспедицию на грань провала. Во-первых, лучшие меха ко времени их прибытия уже скупили наши приказчики. Во-вторых, стараясь втереться в доверие к племени нутка, британцы начали раздавать подарки вождям и напутали с иерархией. Приняв Калликума за главного (он выглядел побогаче с точки зрения европейца, окружил себя лучшими воинами разных племен), они начали искать подходы к нему, проигнорировав Маккину. Этого делать не следовало.

Маккина сразу же запретил торговлю с пришлыми невеждами. И большая часть индейцев, разумеется, послушалась его. Даже Калликум не стал бросать вызов и прекратил все отношения с британцами.

Тут-то мы и нагрянули в залив. Вернее сперва нагрянул Тропинин, собираясь перетереть с Калликумой расширение бизнеса по переработке рыбы, краба и китов. О двух чужеземных кораблях ему доложили ещё на подходе. Один корабль разведка определила как бриг, чуть меньше «Паллады». Второй с вооружением сноу или шнявы, по балтийской классификации, размером был с нашу стандартную шхуну. Что разведка прошляпила так это высадку на берег большого отряда в красных мундирах.

На Лёшку знакомая униформа подействовала, как красная тряпка на быка. Быком он, однако, не был, поэтому не бросился сходу в атаку, напротив, натянул самую доброжелательную из своих улыбок и вступил в контакт. Параллельно с этим он отправил голубя с просьбой подмоги, что, кстати, стало первым практическим использованием создаваемой голубиной почты. По правде сказать при наших расстояниях она имела ограниченное применение, но как раз для обслуживания области вокруг Виктории, так сказать, ближних подступов, вполне оправдывала себя.

Получив весточку, мы подняли тревогу. «Паллада» находилась в учебном плавании где-то в проливах, поэтому в путь отправились все наличные шхуны, погрузив на борт гвардейцев и добровольцев из горожан и индейцев (их всегда имелось в достатке).

К нашему приходу Тропинин уже познакомился с британцами и «раскатал поляну» на берегу бухточки, скрытой мыском от того места, где обычно бросали якорь европейцы. Эта территория стала вкладом племени нутка в общее предприятие. Здесь располагались действующие и строящиеся предприятия.

Поляна выглядела роскошно и в то же время подчеркивала местный колорит. Отварные крабы (омары на нашем берегу не водились), копченый лосось местного производства, поджаренный на гриле морской окунь, щупальца кальмара в кляре и кипящем масле. От устриц по случаю «месяца без буквы р» Лёшке пришлось отказаться. В качестве гарнира чудесно подошел местный картофель и привозной рис, а в качестве соуса — сметана с зеленью, чесноком и сыром. Я в свою очередь прихватил несколько бутылок фирменного виски «Нез?вай».