Начнем с Высоцкого, или Путешествие в СССР…
Шрифт:
Афера между тем развивала необходимые обороты: вскоре к районному административному боссу Аверченко явился корреспондент «Крокодила» Александр Моралевич, кто, исполняя мою дружескую просьбу, поведал ответственному лицу о полученной редакцией коллективной жалобе на жилищные условия многочисленной группы граждан, присовокупив, что жалобой он займется предметно и лично.
Этот ход был продуман нами с коварством отпетых иезуитов: вся чиновная рать страны если не дрожала, то чутко вздрагивала от упоминания фамилии Моралевич — короля советского фельетона, не вылезавшего из постоянно выигрываемых им судов, но, коли уж взявшегося пригвоздить к
Верзила с литыми плечами и бицепсами, маленькой бритой головкой и змеиным взором, неторопливый в словах и в движениях, он будто излучал угрозу, чья непременность сразу же отзывалась тоской в сознании оппонента, и нехорошие предчувствия деморализованных Моралевичем жертв, как правило, плачевно оправдывались.
— Кстати, в подведомственной вам слободке, как оказалось, обитает известный мне персонаж, — доверительно пояснил Александр начальственному лицу. — Мир тесен, как фибровый чемодан… Он — наш коллега из «Человека и закона». С изложенными в заявлении фактами он согласен, хотя в инициаторах претензий не состоит.
— Инициатор там — некто Шмакин! — перебил его Аверченко раздраженным голосом. — Псих со справкой, двенадцать приводов в милицию… Выяснено, кстати, органами…
— И, тем не менее, он — полноценный гражданин Советского Союза, — парировал Моралевич. — А за ним — батальон не состоящих на сомнительных учетах соотечественников… В их числе — наш собрат по цеху, популярный писатель. У него, кстати, тоже аховая жилищная ситуация, может, нам стоит выслушать и его, пригласить сюда, к вам…
— И как мне этот батальон расселять? — всплеснул руками чиновник. — Да с такими амбициями нам треть столицы по свежим квартирам распихать придется!
— К такому будущему и стремится партия, — кивнул фельетонист. — Ее установка: всемерная забота о советском человеке… Мне ли вас учить!
— Подумав, Аверченко молвил, понятливо прищурив глаз:
— Вашему товарищу мы поможем… Пусть приходит. Но остальные… Они же озвучивают безыдейщину с неявкой на выборы, дело дошло до ЦК! Мне светит выговор за этот бардак! Товарищи в горкоме в крайнем недоумении…
— Уверен, этот инцидент наш коллега сумеет разрешить… Обрубив его корни, внутри, так сказать, бушующих масс…
— Пусть приходит!
После доклада мне Моралевича о его состоявшейся встрече в верхах, я понял, что первый шаг на пути к победе над квартирным вопросом совершен удачно и твердо, однако личное достижение сопутствовало достижению общественному, ибо во всякого рода пластах власти моей милостью произвелись некие неведомые мне сотрясения, дом лично посетил градоначальник Промыслов, с кислой миной осмотрев предоставленную его взору обветшалую обитель, и на прощание, как мне поведал живущий в нашем же строении домоуправ, управитель столицы брезгливо махнул рукой, что, по мнению домоуправа, являло вердикт: снести к чертовой матери!
Пришла пора навестить могущественного Аверченко.
С сыном его патрона, московского партейца номер один Гришина, бойким и наглым пареньком Сашей, я был знаком, некогда соседствуя с ним в гаражном кооперативе в Сокольниках, по месту своего прошлого проживания. Саша был женат на дочери Лаврентия Берии. Ведая о моем содружестве с Чурбановым, Саша воспринимал мою личность, как родственную, надстоящую над окружающей нас толпой плебса, удостаивая меня милостью
неформального общения, а потому, вняв моей просьбе, сподобился устроить предварительный звонок моему будущему, как я полагал, благодетелю Аверченко, и в звонке озвучилась характеристика моей персоны в самом ее позитивном и благонадежном аспекте психофизического и социального статуса.Аверченко — налитый чиновной дородностью крепкий мужик с зализанными назад волосами, в сером шерстяном костюме и с галстуком скромной расцветки, встретил меня радушно, явно продуманно, и, не утруждаясь церемониями, заявил:
— Идите в отдел распределения жилплощади. Там вас поставят на очередь…
— На очередь? — я не скрыл презрения в интонации.
— Да, формальности надо соблюдать… И там же вы получите ордер на квартиру.
— Слов нет… — произнес я после невольной паузы, чувствуя себя героем некоей сказки. Сотворенной, сам себе не верю — мной же!
— Слов и не надо, — продолжил собеседник. — Тут важен слух. Слушайте! Первое: Моралевич, полагаю, не должен усердствовать в своих творческих фельетонных потугах на наш счет, ибо руководством города принято решение о расселении вашего конгломерата, вот вам копия документа. Ваша задача — предоставить ее содержание для окормления всем жильцам…
Я едва удержался от снисходительной усмешки. Да уже в день подписания очередной низкопоклонной грамоты, жильцы о ней и забыли, а многих, как и непритязательного люмпена Юру Шмакина, вполне устраивало нынешнее существование, не говоря о том, что, повинуясь приобретенному рефлексу, каждый из них послушно побредет на объявленные выборы, как боевой конь на зов полковой трубы. Но в ослепленности своими же догмами и страхами перед ропотом рабов, вы, товарищ Аверченко и подобные вам, как же удивительно уязвимы перед пристрелянным по вашим принципам и меркам холостым оружием…
Эту мою мысль впоследствии Юра озвучил в иной формулировке, краткой и емкой:
— Вот же — начальнички! Так привыкли дурить народ своими понтами, что, когда им эти же понты выкатили, автоматически обделались.
С другой стороны, в какой из капиталистических Америк за красивые глаза тебе подарят жилище с удобствами, оплата за которые в СССР не удручала и нищих?
Квартиру мне предоставили в тот же день, в новостройке, неподалеку от метро. Комнатки-конурки, тесная кухня, прихожая в два квадратных метра…
Рядом высился иной дом, также недавно отстроенный, покуда незаселенный. По слухам — улучшенной планировки, квартиры — строго для «блатных».
Я снова ринулся в административные эмпиреи, к Аверченко: дескать, премного благодарен, но нельзя ли слегка поменять адрес?
— Хорошо, идите в отдел, — буркнул он.
И я снова отправился в отдел по распределению жилплощади, где служивый человек с непроницаемым лицом хранителя многих скорбных тайн, мельком вздернув на меня взгляд из подопущенных век, на мой скромный вяк: «Мне сказали зайти повторно…», обронил покладисто:
— Да, мы получили сигнал… — и выложил на стол передо мной новый ордер и заветные ключи.
Раскрыв дверь квартиры, я обомлел: передо мной, за широким холлом, открылся солнечный простор комнат с высокими потолками, веранда балкона; на кухне мог бы разместиться ресторанный зальчик, а в ванной комнате, встав по ночному делу, спросонья можно было бы и заблудиться…
Таковыми являлись нахлынувшие на меня первые впечатления, естественно, преувеличенные восторгом, расширившим мои глаза.