Над пропастью юности

За завтраком она снова ничего не сьела. Бессоная ночь давала о себе знать в залегших под глазами мешках и болезненной бледности. Жар спал, голова больше не кружилась, но Фрея продолжала испытывать недомогание, с которым не помогли справиться и выпитие две чашки мятного чая без сахара.

Она заметила, как странно смотрел на неё в течение завтрака мистер Кромфорд. Был любезен и учтив, в чем Фрея не могла не заметить подвоха. Он полагал, что девушка была беременна, в чем после прошедшей бессоной ночи она сама сумела усомниться. Тем не менее, Фрея пыталась не подавать виду. Настаивала, что чувствовала себя прекрасно, рассыпала вежливые улыбки и пыталась быть особенно разговорчивой, что давалось с большим трудом, поскольку на самом деле чувствовала изнемождение и усталость.

Мистер Кромфорд вежливо и словно невзначай спросил, не присоединиться ли она к их поездке в Лондон. Мягко настаивал, что Фрея должна была попрощаться с Оливером, чего он, скорее всего, хотел бы. От начатого разговора у неё посреди горла образовался ком, вырывающихся из самой глубины души слов — «Я не хочу прощаться с ним», и застрявшего в рассудке «Оливер умер», что продолжала слышать. Вместо этого Фрея ответила скромное — «Не знаю, смогу ли с этим справиться».

Джеймс заупрямился. Возразил возмущенно и обиженно, напоминая капризного ребенка, которому отказались купить обещанную на праздник игрушку. Фрея продолжала говорить мягко, испытывая неловкость перед мистером Кромфордом, который был невольным свидетелем их очередной ссоры. Она не хотела, чтобы он видел то, что было для них почти привычным, чувствовала стыд и замешательство, чего Джеймс, словно нарочно, не мог понять.

Они оказались на промозглой улице. Мистер Кромфорд сообщил сыну, что будет ждать его в атомобиле. Фрее пожелал удачи и заверил ещё раз, что будет рад её компании, если она вдруг передумает. Оставшись наедине с Джеймсом, Фрее стало ещё более некомфортно. Когда он взял её за обе руки, она почувствовала себя в ловушке.

— Я не могу сейчас сделать этого, — ответила сдержанно, опустив глаза на их сомкнутые вместе руки. — У меня есть некоторые дела.

— Какие? — настойчиво спросил. Джеймс злился, чего не пытался скрыть. Каждое слово было подобно горячему угольку, что он бездумно бросал ей под ноги, вынуждая наступать на них и обжигаться.

Фрея наконец-то отважилась поднять глаза. Когда он требовал ответа, она поджала губы, не торопясь с объяснениями. Девушка не представляла возможным признаться, что была намерена посетить врача, чтобы удостовериться, была ли на самом деле беременна. Ей было жутко страшно, но она должна была это сделать, о чем Джеймсу было слишком опасно говорить.

Было сложно предусмотреть, какой была бы его реакция на её беременность. Фрею и саму мутило от одной мысли, что внутри неё мог быть другой человек. Пусть ребенок был бы от любимого мужчины, это не меняло того, что она была совершенно неготова к материнству, как впрочем и Джеймс к отцовству. Она с леденящим кровь страхом воображала подтверждение догадки мистера Кромфорда, будто вердикт врача должен был стать приговором. Делить своё опасение на двоих в то же время Фрея считала лишним. Внутри неё ещё теплился уголек надежды, будто всё это было лишь чудовищной ошибкой.

— Джеймс, — она наклонила голову, пытаясь отвергнуть разом все распросы мягкой просьбой, граничащей с мольбой. — Я не могу этого сделать. Это для меня слишком сложно.

— Ты нужна мне, — он продолжал упрямиться. Фрея шумно вздохнула, обращая обреченный взгляд в небо, полное той же серости, что и её глаза. — Ты же знаешь, что дело не только в Оливере.

— Господи, Джеймс, — Фрея пыталась вывернуть руки, но он сжал их ещё крепче, из-за чего ей стало больно. — Дай мне время. Это всё, о чем я тебя прошу.

— Сколько?

— Я не знаю, — ещё одна неуверенная попытка вскинуть в воздухе руками, что продолжали быть в заключении. — Немного. Обещаю, что немного.

— Ладно, — он наконец-то отпустил её. — Я буду ждать тебя в Лондоне. Если в течение трех дней ты не приедешь, я сделаю всё сам. Поговорю со стариком, и мы избавимся от этой проблемы раз и навсегда.

Фрея не спешила соглашаться. Вряд ли Джеймс нуждался в этом. Он поставил условие, оставив лишь право следовать ему или нет, предупредив заранее об исходе. Её это разозлило, но она решила не затевать нового спора. Сейчас это было лишним. Очень многое теперь было лишним, особенно очередные размолвки.

Он наклонился поцеловать её. Фрея приняла поцелуй холодно и почти что неохотно, но без отвращения. Даже ответила, вот только словно это стоило ей усилий.

— Я люблю тебя, — произнес шепотом, заглядывая в серые глаза, полные сожаления и усталости.

— И я тебя.

Джеймс уехал. Фрея не стала медлить. Испытывая неуверенность и страх, пошла в больницу. Нашла обручальное кольцо Джона, чтобы надеть на палец и не чувствовать на себе осуждающе озадаченные взгляды. Оно было чем-то вроде её защитного щита, что, тем не менее, не давал уверенности, в чем девушка позарез нуждалась. Она всё время вертела его на пальце, словно убеждалась, что оно находилось на месте. Будто стоило ей хоть на секунду потерять его из виду, как оно должно было исчезнуть, оставив Фрею наедине с её страхом.

Ожидаемо, медсестра за стойкой регистрации первым делом бросила взгляд на её руки. Заметив обручальное кольцо, девушка хмыкнула. Быть обрученной означало не то же самое, что быть замужем, но это было лучше, чем ничего. Фрея это знала, но продолжала испытывать волнение, оглядываясь вокруг в страхе встретить хотя бы одно знакомое лицо. Ей была невыносима мысль, что по городу о ней пойдут плохие слухи. О её связи с Джеймсом и без того уже все были наслышаны, да и впрочем они не давали повода опровергать то, что были вместе, но слух о внебрачной беременности должен был окончательно её уничтожить.

Она не была достаточно осведомлена, как именно должна проходить проверка. Не могла представить, как врач должен был обнаружить внутри неё ребенка или же пустоту, потому что ей никто прежде ничего не рассказывал. Даже в чёртовой книге об этом не было ни слова. Целый раздел о беременности и её признаках, что Фрея вдруг в себе распознала, но ничего о том, как быть дальше, будто об этом стоило догадаться уже самой.

Дожидаясь очереди в приемной, девушка низко опустила голову, крепко сжала ноги и продолжала вертеть на пальце дурацкое кольцо, что вовсе не успокаивало. Пыталась глубоко и ровно дышать, что выдавалось затруднительным. Фрее не нравился запах больницы, шум снующих по коридору людей, но особенно сковавшее всё тело напряжение. Кроме того она оставалась неуверенной, что была готова к чему-либо, что могло ждать её за дверью кабинета врача, но путей к отступлению уже не было.

Вместе с ней в приемной сидело ещё три девушки. Двое из них были на достаточно внушительном сроке. Фрея с любопытством рассматривала их, пока они болтали между собой, не замечая ничего вокруг, и испытывала отвращение, с которым едва пыталась справляться. Невзирая на их радостные живые лица, она замечала другое — опухшие ноги, что их всё время будто не было куда деть, разросшуюся грудь, упирающуюся в упруго натянутый живот, округлившиеся лица, потерявшие прежний блеск. Они не казались ей красивыми на пороге материнства, что для многих было священным даром. Скорее напротив — дети забирали у них не только тело, но и жизнь.

Фрея невольно вздрогнула, когда услышала собственное имя. Казалось, все трое девушек откликнулись, но когда заметили её, то провели любопытными взглядами до самой двери. Она успела заметить, что они пытались рассмотреть её руки, ведь на безымянном пальце каждой сверкали кольца, демонстрируемые миру, как самая большая жизненная награда.

Оказавшись в кабинете, Фрея оторопела, увидев в белом халате мужчину, а не женщину, которому на вид было не больше и не меньше сорока. Это сходу сбило с толку. Она переминалась с ноги на ногу, оглядываясь в расстеряности вокруг, неуверенная в последовательности своих действий. Фрея не подозревала, что должно было происходить, но у неё уже давно пересохло в горле.