Над пропастью юности

Как оказалось позже, отец Рея, работавший в городе комиссаром полиции, сотрудничал с немцами. Это было немудрено, поскольку его сын был столь громким в своем обожании чудовищной идеи, что заменила ему всякую религию и стала единственным, во что он верил. Их семья была под прицелом общественности всё время, но гнев на них обрушился только после окончания оккупации. Мистер Купер был намерен бежать следом за немцами и уже собирал чемодан в суете посреди ночи, как его поймали и посадили за ту же решетку, за которую он сажал других большую часть своей жизни. Алисса не была свидетельницей этого, но узнала позже из слухов, что мистера Купера повесили, как и её мать. Миссис Купер с сыном оказалась в изгнании.

Более о Реймонде Алисса не знала ничего. Встретившись спустя года, они притворились хорошими знакомыми, которыми, в сущности, не были. Если бы Алисса узнала об издевательствах Рея над Фреей раньше, то не медлила бы сбросить маску добропорядочности и поставить парня на место, или хотя бы попыталась бы это сделать. Фрея же вопреки заверениям подруги была убеждена, что даже Алисса не могла чего-либо изменить.

— Я не особо верующая. Мы празднуем Рождество равнозначно, как и Хануку. Моя мать была протестанткой, но отец имеет еврейский корни. Он никогда не заставлял меня во что-либо верить, предоставляя выбор.

Они лежали на кроватях, под тяжелыми теплыми одеялами, готовые ко сну. В темноте всегда проще оголять душу. Фрея распустила волосы на подушке, подложив под голову руки, и устремила пустой взгляд в потолок. В тишине тонуло равномерное дыхание Алиссы, которая лежала на боку. Её глаза утопали в ночи за окном, мрак которой рассеивал блеклый свет одинокого фонаря.

Теперь, когда Алисса обо всем знала, Фрее стало отчасти легче. С её рта пал невидимый замок, она могла свободно говорить о том, что прежде держала в тайне. Фрея не была намерена делиться этой неприятностью с кем-либо ещё, будто гадкое отношение Реймонда к ней могло убедить и остальных в её слабости, беззащитности, некоей неправильности, невзирая на то, что всё это время она неплохо держала оборону. Молчаливое игнорирование было лучшей защитой, что, тем не менее, побудила парня к более серьезным шагам. Он намерено хотел вывести её из себя, напугать, хоть в итоге всё это было бессмысленно и пусто, поскольку ни к чему не приводило. Фрея была убеждена, что Реймонд не решиться причинить ей вреда, и только вера в это была залогом её стойкости.

— Меня возмутило, как он говорил об этих людях, потому я и призналась, что по крови одна из них. Я не могла слушать вздора, будто кто-то может быть лучше кого-то другого всего лишь из отличия происхождения. Будто мы выбираем, кем рождаться и затем быть, будто между всеми людьми действительно есть какая-либо разница, будто мы сложены не из одинаковых костей и мышц, — задумчиво проговорила Фрея. — Видела бы ты его лицо, стоило мне сказать о том, что я еврейка. В нем было столько ненависти и презрения, будто я одним своим существованием испортила ему жизнь. Никто никогда прежде на меня так не смотрел.

— Смерть отца изменила его безвозвратно. Должно быть, он винит в этом исключительно всех евреев. Вряд ли это можно изменить, даже если попытаться, — на выдохе произнесла Алисса. — И всё же я поверить не могу, как долго ты молчала, — она отвернулась от окна. Легла на спину, сложив руки поверх одеяла на животе.

— Потому что я не хотела, чтобы кто-либо вмешивался. Надеялась, со временем он отстанет. Ожидание ничем не плохо, — Фрея устало вздохнула, проведя ладонью по лицу, прежде чем перевернуться набок и устремить взгляд на вырисовавшееся в свете фонаря очертания лица подруги.

— Нет, ему эти игры лишь приносят удовольствие. То, что ты милая, его лишь больше терзает, поскольку это делает его странную забаву лишь интереснее, — хмыкнула в ответ Алисса. — Ты не должна пускать всё на самотек. Ты не можешь знать, к чему всё, в конце концов, приведет.

— Что он может сделать? Он жалкий трус, — произнесла неуверенно. Подслушанный разговор, в котором Реймонд признался в убийстве, и несколько подброшенных вырезок из криминальных хроник газет позволяли сомневаться в подобном убеждении. Алиссе об этом не стоило знать. — Пожалуйста, пусть всё остается пока что так, а не иначе. Я намерена поговорить с ним и прекратить эту нелепость, — Фрея протянула руку, но достала лишь до треугольного края одеяла, за который крепко ухватилась вместо руки подруги.

— В этом нет смысла. Ты последний человек, которого Реймонд станет слушать. Когда это кролик выбегал навстречу охотничьей собаке и пытался объяснить ей, чтобы та его не убивала? — с тенью упрека заметила девушка, иронично усмехнувшись. — Пусть бы лучше Дункан поговорил с ним. Или Джеймс.

— Нет, — Фрея резко подхватилась с места и села на кровати, откинув одеяло, из которого быстро начало выходить всё тепло. — Никто больше не должен знать. И я прошу тебя обещать мне, что ты не расскажешь об этом никому. Пожалуйста, — взмолилась, сложив руки вместе.

— Только если ты обещаешь, что если твой разговор ничего не изменит, ты позволишь мне вмешаться. Ладно? — Алисса тоже приподнялась с места, чтобы с вызовом протянуть вперед открытую ладонь. Фрея считала её условие едва ли справедливым или честным, но всё же спустя пару коротких секунд раздумий пожала руку подруги в ответ, заключая с ней договор.

Следующие несколько дней Фрее так и не удалось поговорить с Реймондом, но зато вернувшись однажды после занятий в комнату, она обнаружила на своей кровати под одеялом мертвую крысу. На её животе была вырезана кровавая свастика, не оставлявшая сомнений в том, кем было сделано устрашающее послание.

Она поспешила сменить постельное белье, на котором остались следы крови, найти для крысы коробку, а затем оставить её рядом с помойкой почти незаметной, а затем тщательно вымыть руки после скрытия всех улик. Наиболее отвратительным ей выдавалось не само убийство несчастного животного, а проникновение парня в комнату, внутри которой Фрея перестала чувствовать себя безопасно. Чуть более часа она провела замкнутой в ванной, откуда почти с паническим страхом боялась выйти, пока в двери не постучалась Рейчел, настоятельно требовавшая её возвращения.

Ей удалось взять себя в руки. Она дважды сосчитала до десяти, трижды умыла лицо, обмотала тело большим полотенцем и вернулась в комнату настолько безмятежной, насколько только мог быть человек, которому в постель подкинули убитую крысу.

Рейчел была в прямом платье приятного мятного оттенка с четвертными руками и маленьким бантом спереди. Блестящие каштановые волосы уложены в сложную прическу, каковых Фрея прежде ещё нигде не видела. Глаза подведены черными ровными линиями, губы разукрашены в мягкий розовый. Вокруг шеи блестело ожерелье из белого жемчуга. Рейчел выглядела, как никогда, элегантно и очаровательно, будто собралась не меньше, чем на прием к королеве, а не на празднество дня рождения новоиспеченного парня.

— Я пришла, чтобы помочь вам привести себя в порядок. У тебя есть ещё платья кроме того желтого? Оно слишком летнее, скорее всего ты в нем совсем продрогнешь, — Рейчел была, как всегда, суетлива. Прежде чем получить от Фреи ответ, сама подошла к комоду и начала рыться среди её вещей.

Фрея сперва стояла неподвижно, не вполне осознавая, что происходило. Её взгляд нашел Алиссу, которая сидела перед зеркалом и тщательно расчёсывала волосы, прежде чем обвязать их лентой в низкий хвост. Та подняла на неё глаза и пожала плечами, но стоило Фрее снова перевести взгляд на Рейчел, как она обнаружила её застившей на месте с зажатым между пальцами фото.