Наедине с собой
Шрифт:
***
Первый секретарь обкома В. Чертищев взял меня – заместителя заведующего отделом пропаганды
и агитации – с собой в поездку по области. Пора горячая – уборка хлопка, вот и захотел, так
сказать, проверить очередного своего кадра (до этого он ездил с другими) в деле. Я же решил: это
прекрасный момент показать себя так, чтобы меня отправили назад в газету.
Куда бы мы ни приезжали, Владимир Сергеевич, несмотря на адскую жару, бросался в гущу
событий. А я… преспокойно
Кстати, на последний харман мы приехали после 24.00. Я, несмотря на то, что весь день
откровенно сачковал, буквально валился от усталости с ног. И голоден был, как собака. Мы ведь
имели в желудках лишь то, что забросили туда ранним утром дома.
Народ, естественно, засуетился. Последовала команда резать барашка. К моему удивлению и
разочарованию, Чертищев делать это запретил:
– Не нужно никого будить! Люди устали, пусть спят.
– Но вы же голодны! – робко возразил бригадир.
– Не так уж и голодны! Правда, Николай?! – обратился ко мне за поддержкой первый секретарь.
– Да уж…, – неопределенно ответил я.
– Извините, – сказал бригадир, – но, как нарочно, у нас сегодня даже шурпы с пловом не
осталось….
– Не страшно! Чурек есть?
– Есть!
– Несите сюда. Надеюсь и арбузы на бахче имеются?
– А как же!
– Несите парочку!
Так мы и ужинали: хлеб с арбузом. Не знаю, но мне почему-то показалось, что подобный аскетизм
народу не понравился. У туркмен о башлыке (начальнике – Авт.) стереотип сложился
совершенной иной. И доброту Чертищева аульчане, скорее всего, восприняли за слабость. И в их
глазах первый секретарь остался как бы не совсем настоящим.
Что касается вашего покорного слуги, то и после этой поездки в обкоме меня оставили. Никак не
могу взять в толк: зачем партии нужен такой безынициативный работник?!
1987 год
Инструктор Володя Чеботарев, придя на работу в обком, с возмущением рассказывал, что возле
дома по утрам начали продавать молоко для номенклатуры. Подошла какая-то женщина и просила
отпустить и ей «чиновничьего продукта», поскольку у нее болен ребенок. Представьте себе, не
дали!
***
«Чиновник? Ату его!» – примерно так можно охарактеризовать отношение большинства к
персоналу присутственных мест, настойчиво формируемое средствами массовой информации.
«Расплодилось», «Зажрались», «Лопату в руки и на стройку» – далеко не самые сильные
выражения в адрес аппаратчиков всех уровней (добрались уже и до бригадиров).
Рискуя навлечь на себя не всегда праведный гнев оппонентов, встану на защиту последних.
Во-первых, ни одна страна мира (включая Ватикан) не обходится без управленческих структур, ибо государство – это, прежде всего, аппарат насилия. С полным, так
сказать, наборомсоответствующих «инструментов». Да, бывает, что кому до омерзения не нравится цвет
собственных глаз. Но вырвать их на этом основании – разве не верх идиотизма? И разве лучше
жить слепым?! Что касается сокращения количества «начальства», совершенствования его
деятельности, то никаких возражений быть не может.
Во-вторых, несколько слов о пресловутой «лопате в руки». Понимаю, к примеру, конструкторам
первые недели придется несладко. Лопата действительно – не авторучка и не рейсфедер. Однако
пройдет месяц и управленец не хуже других освоит нехитрый, в общем-то, прием: бери больше, кидай дальше, пока летит – отдыхай. А вот у кульманов ситуация будет совсем иная. Вчерашние
траншеекопатели такого напроектируют, что не только светлое, но и сумрачное будущее останется
под вопросом.
Или рядовой на командном пункте и генерал в цепи атакующих – разве не такой же нонсенс?
***
Врать, конечно, стыдно. Но не всегда грешно.
Первый секретарь обкома с утра всех предупредил: в комитет к обеду явится первый секретарь ЦК
КПТ С. Ниязов – будет инспектировать кадры. К означенному часу все собрались в зале
заседаний.
Естественно, в президиуме – высокий гость с сонмом своих помощников и наш шеф. Мы –
инспектируемые – в зале. Замечаю: некоторые из ребят потеют. Переживают. А вдруг на какой-то
вопрос не ответят и их выпрут с работы?
Мне же бояться в этом плане нечего – пришел в обком по распределению из ВПШ, работа не
нравится.
Каждому Ниязов задавал вопросы по его отделу. Дошла очередь и до меня.
– Сколько в области сельских клубов? – звучит голос хозяина республики.
А откуда мне знать? Если я, во-первых, работаю меньше полугода. А во-вторых, все это время
только и делаю, что, не разгибая головы, строчу никому не нужные бумаги. Это же полный
идиотизм, что у меня, заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации, нет времени для
того, чтобы почитать газеты или посмотреть телепередачи! Так что вы, создав такие условия
работы, от меня хотите?! И еще. Ниязову данные готовят десятки помощников, сам он к встрече
принес кучу бумаг, а я должен все держать в башке. Несправедливо получается!
Так что вы, создав такие условия работы, от меня хотите?!
О вслух эту тираду я, конечно, не произношу. А вместо ее нагло говорю:
– Двести сорок три!
И уверенным тоном добавляю:
– Из них шесть – заняты посторонними организациями. Что требует немедленного вмешательства
партийных органов.
Экзаменатор утвердительно кивает головой: безусловно, требует. Звучит следующий вопрос. За
ним – еще один. На все я с такой же железной уверенностью отвечаю, хотя понимаю, чем рискую.