Накафельные рисунки
Шрифт:
Уверен был Бирюков: случись ему через пропасть на Тибете прыгать или ударить особо опасного преступника в пах — правая не подведет. А левой доверия нет. Положись он на нее и не долетит до другого края пропасти — рухнет вниз. И хихикнет опасный преступник, вынимая из-за пазухи огромный нож…
Вздыхал Бирюков при таких раздумьях и поглаживал обе свои ноги. Но правую все же — поласковее. Кроме силы, надежности, ценил он в ней еще одно качество. Все и всегда у него шло как по маслу, если вставал он с правой ноги. Спустит ее утром с кровати на мягкий коврик первой, значит, в этот день начальство на него не накричит, никакой дорогой подписной журнал не пропадет и экспедиторша Дуся обязательно вздохнет
— Кто все люди без нас? — вопрошал Бирюков глядя с правой на левую, — жертвы кораблекрушения. Жизнь у них сразу — как на необитаемом острове. Что ты: человек без почты, как без рук. Как я без ног…
И он тут же сплевывал:
— Тьфу, тьфу, тьфу…
Хотя и видел Бирюков на улицах людей с загипсованными ногами, а то и вовсе инвалидов без нижних конечностей, старался не замечать таких субъектов, тут же переводил свой взгляд на что-нибудь другое. Засматривался на халатик в витрине магазина — в нем недурно бы выглядела, например, экспедиторша Дуся. И та закрутка для банок с вареньем — тоже полезная в хозяйстве вещь.
Взгляд его двигался по витрине дальше. Туда, где он мог видеть в отражении свои целехонькие — левую и правую.
— Тьфу, тьфу, тьфу…, — отгонял он от себя дурные мысли.
Бирюков не мог себе даже и представить, как это можно ему жить без ног, да даже и без одной ноги. Особенно без правой. Хотя бы и временно загипсованной.
Как же он сможет встать с ноги, которой нет? А правый растоптанный ботинок станет не нужным? И ванночки значит придется делать только одной левой? А выдержит ли она двойную нагрузку? Она, ведь, не правая?
Потом прошибало Бирюкова, когда он думал, что не сможет разносить почту, не зайдет в свою отделение и не увидит, как вздохнет своей полной грудью экспедиторша Дуся. И внимательнее смотрел Бирюков себе под ноги и по сторонам, когда переходил улицу. Ступал осторожно, мягко, как крадущийся камышовый кот.
Он и через порог почтового отделения научился переступать неслышно, проявлялся в экспедиторской внезапно, раз и здесь.
— Бирюков, — вздрагивал начальник, обнаружив его рядом, — ну и ноги у тебя. Прям талант какой-то ходить так…
— Потомственный я почтальон, — смущался Бирюков и поглядывал на грудь экспедиторши Дуси. Белой могучей лавиной нависала она над столом, в ящике которого хранилась заветная баночка вишневого варенья.
В обеденный перерыв, а иногда и после работы поила Дуся его чаем и не мог оторвать Бирюков взгляда от ее лавины. Вздрагивала она от каждого движения, как будто собиралась выплеснуться, но сдерживал ее хитрый механизм. Знал Бирюков, что где-то под кофточкой Дуси скрыта тайная кнопка, надавив на которую можно вызвать сход лавины. Выпив стаканчик чая, разморившись, Бирюков обыкновенно представлял себе как нажимает на нее. С глухим хлопком разомкнется хитрый механизм и белая лавина рванет наружу, мягкими волнами обрушится прямо на него. Бирюков будет барахтаться, и тонуть, тонуть, тонуть…
И Дуся определенно думала о нем. Никого ведь кроме Бирюкова и начальника не угощала чаем с вишневым вареньем. А еще так привздыхала, глядя на потомственного почтальона.
Окончательно прояснил для себя Бирюков Дусину позицию нечаянно подслушав, как перешептывались женщины в отделении:
— Ты на Бирюкова что ли глаз положила?…
— А что, — отвечала Дуся, —
Бирюков мужчина полноценный. Даже начальник его талант отмечает…И такую отныне в ногах легкость Бирюков почувствовал (особенно в правой), что готов был не ходить по бренной земле, а летать над нею. Каждый раз, когда он вспоминал этот разговор, ему стоило большого труда удерживать себя от того, чтобы не толкнуться мощно правой и не взлететь, не взмыть над их почтовым отделением, не пролететь над Дусей на бреющем полете, вызвав новую дрожь ее лавины.
Все чаще переглядывались они с Дусей на работе. Все дольше засиживались за чашкой чая с вишневым вареньем. И казалось Бирюкову, что прямо-таки на глазах нарастает напор лавины. И что он просто обязан выпустить ее на волю.
В радость были эти дни Бирюкову. Но в одну ночь переменилась вся его жизнь. Зазвонил телефон под утро. И Бирюков, подскочив на кровати, запутался в одеяле правой. Падая, ступил на пол с левой.
— Извините, — сказали в трубку, — мы просто ошиблись номером…
— Просто ошиблись номером, — повторил себе Бирюков. И чуть не заплакал — плохие предчувствия обрушились на него.
Да, по пути на работу сильный ветер порвал его зонтик и дождь промочил Бирюкова до нитки. А когда он входил в отделение, то споткнулся о порожек. О тот, что перешагивал тысячекратно без всяких загвоздок. А тут… Да еще прямо у всех на глазах.
— Что-то ты неловкий сегодня, Бирюков, — заметил начальник.
Все молча и согласно закивали. Только Дуся не дрогнула головой. Но не дрогнула и лавиной.
Весь день у него пошел наперекосяк. Два раза клал он письма не в те почтовые ящики, спохватывался и выковыривал их обратно. Потом возвращался в дом, в котором забыл разбросать газеты. А в самом конце рабочего дня не удержал дверь, когда начальник уходил домой. Глава отделения не слабо получил по заду и, потирая его, пробурчал:
— Да, не тот Бирюков стал, не тот…
Побитой собакой глянул Бирюков в сторону Дуси. Но не было ее на месте. Другая экспедиторша, перехватив его взгляд, уведомила:
— Ушла Дуся уже. Дело у нее какое-то, торопилась…
Сам не свой вышел Бирюков из отделения. И второй раз за день споткнулся. Да так, что правая нога его подкосилась и рухнул он на асфальт.
«Конец» — ужасно отчетливо подумал Бирюков и слабым голосом крикнул о помощи. Вызвали «скорую».
В больнице ему сделали рентген. Врач, глянув на снимок, бросил его в корзину:
— Вставайте. Можете идти домой.
— Как-как? — не понял Бирюков.
— Вот так, — показал ему пальцами врач, — ножками…
— А перелом?
— Радуйтесь, нет у вас никакого перелома. Легкий ушиб. Можете спокойно ходить на работу, а также на танцы и на прочие дискотеки. Следующий…
Бирюков шел домой и пожимал плечами:
— Не сломана…
И налегал побольше на правую:
— Не сломана…
И даже прыгал на правой:
— Не сломана…
По пути домой с горя и счастья взял Бирюков бутылочку. Сел в комнате у окна и положив правую на наследственный пуфик налил себе первую. Потом вторую и третью.
Выпивая, поглаживал он чуть припухшую пострадавшую. И легче ему становилось. Он хмыкал:
— Не сломана.
Значит завтра как обычно пойдет на работу, ловко проявится в отделении и заслужит похвалу начальника. И Дуся вздохнет, как полагается, и нальет ему в обед чая с вишневым вареньем.
И налил себе Бирюков четвертую и пятую. Осмелев, представил как полногрудая Дуся сидит напротив него не в отделении, а в этой вот самой комнате. И не она угощает его чаем с вишневым вареньем, а он ее — из этой бутылочки. И Дуся выпивает, отставляя в сторону пухленький мизинчик. И ее лавина все ближе и ближе к нему. Осталось только протянуть руку и нащупать потайную кнопку.