Наколдую любовь...
Шрифт:
Осознав, что до неприличия плотоядно пялится на парня, Ярина отвернулась и стала разглядывать воду. Казалось бы, уж столько раз она видела Марека практически раздетым – и загорали ж вместе, и купались, – а все никак не привыкнет и до сих пор отводит взгляд, борясь с порочным притяжением в такие минуты. Боялась она этой тяги, боялась, что Марек сочтет ее легкомысленной. И снова эта его загадочная молчаливая улыбка… Дразнит он ее, что ли? Смеется над ней?
Но он не дразнил и не смеялся – он любовался ею. Вспыхнувшим румянцем на ее щеках и стыдливо опущенными глазками. Смешная она у него – он всего лишь рубашку расстегнул, а она покраснела, будто догола разделся. Она была настолько чиста, невинна, непорочна, что Марек невольно позавидовал самому себе – ведь только ему принадлежит
Впрочем, нет, если сегодня все хорошо сложится, то снимет он с нее совсем не это платье.
Извилистая речка огибала изрезанные берега, петляла вокруг притаившихся в лесной глуши Хомячинок и раскрывала взору живописнейшие места: обрывы и поляны, густо усыпанные васильками и цикорием, леса, огромные плакучие ивы, склонившиеся над водой, и, изредка, дикие песчаные пляжи. До места, куда плыли Марек с Яриной, пешком идти пришлось бы километра три через лес – собственно, раз в год, как раз в августе, местные так и делали. И скоро сделают снова, если будет, конечно, для этого повод. А вот чтобы он был, Марек и вез туда свою «малую».
После очередного поворота он стал грести к берегу. Яринка, не скрывая любопытства, огляделась: там была поляна, но… это была не обычная поляна. Для жителей Хомячинок это место имело особый смысл: именно здесь, на этой поляне, раз в год, в августе, проводился брачный обряд. На самом берегу стояли чуть выше человеческого роста деревянные столбы явно рукотворного происхождения, и девушка знала, это каркас шатра, в котором обряд завершался…
Сердечко забилось быстро-быстро, стоило вспомнить, что творилось здесь пару лет назад в теплую, даже жаркую, августовскую ночь. Яринка невольно прикусила губу, вспоминая, что происходило в этом самом шатре, будто украденном из сказки, – укутанный тонкой белоснежной тканью, украшенный розами, он в свете пламени огромного костра являл такие картины, что Яринке от одних только воспоминаний дышать стало трудно.
– Ты уже была здесь?! – удивился Марек.
– Один раз – два года назад.
– Неужели тебя отпустили?
Ну как сказать… Яринка слышала про этот обряд еще давно, будучи ребенком, и очень хотела хоть разок, хоть одним глазиком посмотреть на местную диковинку. Родители, узнав об этом, конечно, оказались категорически против – расшумелись, назвали обряд языческим развратом. Но любопытно ж – жуть как! Сестре любимой девушка все уши прожужжала, и когда Ярине исполнилось шестнадцать, вместе с Агнешкой они тайком все же прибежали сюда – смотрели издалека, но увидели достаточно.
– Будешь теперь считать меня распущенной?
– Почему? – улыбнулся Марек, помогая Яринке выбраться из лодки. – Ты уже взрослая девочка. Хотя, если честно, я не думал, что ты осмелишься прийти сюда без меня.
– Когда-то я просила тебя взять меня с собой…
– Ага, в тринадцать лет… Прости, малая, но тебе тут явно не место было.
– А теперь?
Ярина спрыгнула на берег и резко обернулась. Солнце слепило ей глаза, и она щурилась, прикрывая их ладонью, но, все еще смущаясь, улыбалась, глядя на вплотную стоящего к ней парня. Но улыбалась она недолго – ровно до тех пор, пока его ладонь не убрала ее руку. Марек осторожно прошелся по рыжим прядкам и коснулся затылка, лишая любимую возможности отвернуться.
– А теперь… Ярин…
Внимательный взгляд устремился на девушку. В глазах ее, распахнутых, доверчивых, увидел Марек и нежную робость, трогательное смущение, и горячее, безудержное любопытство, готовность последовать за ним куда угодно. Непостижимым образом уживались в ней противоречия: Ярина явно пугалась происходящего – и самого места этого, «для взрослых», и того, что они оказались сегодня
здесь вдвоем; чувствовала она, что детство остается позади, что стоят они на пороге нового, неизведанного, совсем взрослого мира, но вместе с тем горели в ее глазах бесстрашные озорные огоньки, вскормленные безграничным доверием к человеку, чьи ладони сейчас гладят ее волосы и нервно очерчивают овал раскрасневшегося личика, чей взгляд скользит от глаз ее к приоткрытым от волнения губам и выдает далеко не самые целомудренные желания. Марек примолк ненадолго, собираясь с мыслями, занервничал, а потом выпалил как на духу:– Хочу, чтоб в этом году здесь радовались за нас. Ты станешь мне женой?
Он хотел сказать куда больше, не одну ночь репетировал речь, но сейчас все слова испарились, и вышло как-то тихо, робко все, неуверенно и спешно – совсем не так красиво, как представлялось. А еще он вспомнил, что кое-что забыл, и засуетился, полез в карманы, ища… Нашел. Нервно улыбнувшись, протянул серебряное колечко – камешек на нем заискрился, слепя похлеще солнца…
Но Ярина на кольцо даже не взглянула – она обхватила ладонями лицо взволнованного парня и с плохо скрытым восторгом и нетерпением, не раздумывая ни секунды, сказала одно только коротенькое слово:
– Да.
Да! Да! Да! Тысячу раз да! Она дождалась, пока Марек наденет ей на палец колечко, встала на цыпочки, повисла на шее любимого и целовала, целовала, целовала… Пряча раскрасневшееся личико под шквалом ответных поцелуев, она улыбалась, счастливая, и не замечала будто, с какой жадностью сжимаются за ее спиной его руки, как скользят они, нетерпеливо сминая тоненькое платье.
Однако пора остановиться. Марек нехотя отстранился, взял Яринку за руку и повел вглубь поляны.
– А знаешь, этот обряд только у нас проводится, - затараторил он, нервно сжимая ее повлажневшую от волнения ладошку. – В городе по-другому женятся…
– По-другому – это как?
– Ну… Пара подает заявление в загс – специальное такое место, где регистрируют браки, – и им назначают день. В этот день они собирают друзей, родных и близких и играют свадьбу. Регистрируются, гуляют по городу, потом идут в ресторан… Все пьяные, - вдруг рассмеялся Марек, припоминая свадьбы друзей по учебе, - и за день так выматываются, что собственные свадьбы помнят только по фотографиям и видео. Зато у невест платья очень красивые! Белые, пышные… Хочешь так?
– Не помнить собственную свадьбу? Ну уж нет! – рассмеялась Яринка. – Хочу, чтоб все у нас было здесь, по обряду!
– Прям все-все?
Слишком поздно Марек понял, что поторопился с подобным разговором, но слово, как известно, не воробей. Голос его дрогнул, а Яринку жаром тут же окатило. Она осторожно высвободила руку и отошла от Марека, прекрасно осознавая, что он имел в виду. И оттого невыносимей было находиться с ним рядом.
Да, все-все она хочет. Но как в этом признаться, не сгорев со стыда, если без смущения даже просто посмотреть на него, желанного, не может, стоит ему рубашку расстегнуть?
С любопытством, с замиранием сердечка, прошла Яринка через брусья шатра, вспоминая увиденное здесь когда-то, и уже представляла, как весь вечер с другими девушками – «невестами» – в тонкой рубашке по самые щиколотки будет танцевать вокруг костра. Она уже чувствовала и прохладу прикосновений ткани к нагому телу, и жар огня, и томление в ожидании ночи. С заходом солнца они пойдут спускать на воду венки: незамужние девушки при этом будут загадывать женихов, а она – счастливую семейную жизнь. Остаток вечера она протомится в ожидании полуночи, а ровно в полночь появится Марек – отыщет ее, выведет из толпы и на глазах у всех наденет ей на голову свой венок, тем самым провозгласив ее своей женой. А потом он уведет ее в этот шатер, снимет с нее тонкую рубашку невесты… Ярина прикусила губу – невольной волнительной дрожью отозвались в ней одни только мысли об этом моменте. Для них с Мареком этот каркас тоже укроют белым шелком и украсят цветами, но благодаря внутренней подсветке их силуэты будут видны всем танцующим снаружи, и каждый сможет убедиться, что обряд проведен до конца – скрепились и души, и тела новобрачных. Красиво все это, но очень страшно и волнительно!