Я прибыл в Каракаутин, когда по прихоти вулканов на землю падал дождь из пепла. Тогда я перебрался в Тальку, но маулийские речушки настолько взбухли, что пришлось искать ночлег на пароходе, который шёл в Вальпараисо. На улицах Вальпараисо земля ходила ходуном, и я позавтракал в руинах моей библиотеки: слева лежал целёхонький Бодлер, а справа — всклоченный Сервантес. В Сантьяго выборы изгнали меня из города: повсюду все обливали грязью всех, и, по оценкам журналистов, все честные на небе были, а все убийцы на земле. Я постелил себе у речки, где камни вытеснили воду, — под сенью молчаливых буков, вдали от шумных городов, под боком у камней певучих я мог в конце концов уснуть, побаиваясь лишь звезды, которая мигала мне с весьма зловредным постоянством. Но добродетельное утро ночь выкрасило синевой, свет поглотил неторопливо все неприятельские звёзды, а я спокойно пел, вдали от всех гитар и всех напастей.