Нарисуй узоры болью...

Рыжеволосая возвела глаза к небу, чувствуя, что дождь вновь вернулся. Её одежда промокла насквозь, но Гроттер не обращала на это особого внимания, а просто молчала и смотрела куда-то вверх.

– Холодно, - прошептала наконец-то она, словно пытаясь подтвердить какое-то собственное предположение.

– Надо идти, - упрямо мотнул головой Валялкин, схватив девушку за руку и потянув за собой.

Таня не проявляла совершенно никакой жизненной активности.

Она продолжала сидеть на месте и даже не пыталась сдвинуться, чтобы хотя бы на мгновение позволить себе быть немного более живой, чем прежде. Это казалось очень неправильным, но…

Гроттер внимательно рассматривала Ивана, словно пытаясь запомнить каждую чёрточку его лица.

Он прежде казался более добрым – сейчас же черты немного заострились, наверное, от того, что есть было и вовсе нечего, а синие глаза показались более тёмными, чем обычно.

Пшеничного цвета волосы, обычно всколоченные, ложащиеся обязательно вихрями, после дождя свисали лишь мокрыми прядями.

Таня провела ладонью по собственным огненным локонам и осознала, что те уже давно успели высохнуть.

Это казалось странным.

Действительно, ведь на самом деле её волосы были длинными и очень густыми, а у Ивана – короткими, как и следовало парню. Но в прядях Валялкина всё ещё оставалась какая-то влага, а её волосы теперь были неимоверно сухими и похожими наощупь на какой-то шёлк, который, впрочем, Таня никогда не держала в руках.

Одежда её была невероятно мокрой, и поэтому без конца прилипала к телу, заставляя содрогаться и дрожать от холода.

Болотистый цвет рубашки всё ещё сохранялся, но, тем не менее, теперь Таня вообще сама чувствовала себя болотистой.

– Даже если выколоть эти глаза, - она провела кончиками пальцев от виска к переносице, остановившись на мгновение на собственных глазах и словно пытаясь пригладить как-то ресницы, - то они всё равно останутся зелёными.

– У тебя красивые глаза, - пожав плечами, промолвил Валялкин, обнимая за девушку. – Но ты должна понять, что нам давно уже пора уходить отсюда, Таня. Мы в опасности, слышишь?

Она рассмеялась, словно пытаясь проигнорировать его, а после равнодушно отмахнулась, словно признавая определённую слабость со своей стороны и соглашаясь с тем фактом, что должна просто позволить себе самой погибнуть.

– Я так хочу сдохнуть, - наконец-то прошипела Гроттер.

Не осталось больше времени на высокопарные речи или что-то в этом роде – она просто потерялась в собственных холодных, равнодушных признаниях, которые держали её за горло и не давали ни единого шанса выжить.

– Надо идти! Игрок “Тибидохса” должен быть активным! – в голосе Ивана послышалось достаточно неожиданное негодование.

Таня усмехнулась.

Она не хотела быть активной или мобильной, к чему её постоянно призывал Валялкин, а мечтала о том, чтобы наконец-то все оставили её в покое, но это, очевидно, давно уже превратилось в просто-таки непозволительную роскошь.

– Я не хочу быть активной, - выдохнула Гроттер. – Я вообще ничего не хочу, оставь меня и делай всё, что хочешь!

– У тебя истерика. Я просто хочу, чтобы ты выжила, понимаешь? – Иван приподнял её голову за подбородок, внимательно всматриваясь в зелёные глаза. Удивительно, когда-то он полюбил девушку именно за них, а сейчас те казались признаком её чёртова дара, который останавливал девушку.

– Это до тебя не доходит, - грубо оборвала его Гроттер. – Провидицы рано или поздно умирают на играх!

– Мы ещё выживем, - упрямо повторил он. – Выживем и спасёмся, слышишь меня, слышишь?!

Прежде Валялкин никогда бы не позволил себе сказать это даже мысленно, но сейчас что-то заставляло его буквально выдохнуть, что в противном случае, если Таня не поспешит идти за ним, то он обязательно сбежит отсюда и не станет совершенно никого ждать, потому что желает жить.

Гроттер слишком странно себя вела, чтобы с нею можно было оставаться тут, на “Тибидохсе”, но ведь между ними всё ещё были чувства, которые невозможно было погасить пламенем страха.

– Игры меня не страшат. Мы победим, - наконец-то промолвил Валялкин.

Таня усмехнулась, словно не собираясь больше возражать, и всё-таки пошла следом за ним по цветущему полю.

Они наконец-то добрались до реки, к которой Иван тянул её вот уж чёрт знает сколько времени, и Гроттер почувствовала определённую слабость, подумав, что, возможно, ей бы стоило оказаться немного более свободной, чем она чувствует себя прямо сейчас.

Хотя бы на несколько мгновений свободнее, чем она оказалась в данный момент, когда кто-то выпил её кровь.

– Река, - усмехнулась Таня, шагая по крутому берегу над небольшим ручейком, а после остановилась на каком-то камне.

“Она падала с невысокого утёса, на котором стояла. Вокруг было слишком много зелени, а над нею уже не светило солнце, хотя, впрочем, всё ещё могло перемениться.

Она так ненавидела все эти пустые клятвы, которые, так или иначе, превратились в её окончательную смерть!

Это было до такой степени глупо – то, что происходило сейчас, когда она просто не могла никак сопротивляться всему происходящему, когда чувствовала себя банально потерянной в этой массе смертей.

Кто спасёт её? Вероятно, никто, но не следовало бы надеяться на то, что, возможно, у неё будет счастье в этой жизни.

Она уже практически падала вниз, но вдруг почувствовала какую-то сильную магически ауру, впрочем, так и не подняла глаз на незнакомого человека, позволяя себе свалиться в объятия смерти.

Ей осталось только бросить одну маленькую грудочку земли в могилу, и за этим можно ставить все точки над “ё” и забывать о том, что в жизни существуют ещё несколько лишних правил.

“Тибидохс”, рано или поздно, закончится, и Провидица обязательно должна быть в его списках.

Теперь она могла только смотреть в его глаза и чувствовать, что ненавидит этого человека больше, чем любит.

Он толкал её вниз, а она не могла рассмотреть ни единой черты его лица, только где-то вдалеке мелькнувшая чернота упорно пугала или, может быть, вселяла то, что именовалось хотя бы капелькой надежды”.

– Таня! – Валялкин встряхнул её, оттаскивая от небольшого обрыва, который оказался выше, чем она думала.