Нарисуй узоры болью...

Она попыталась бороться с отвращением, чувствуя, как Бейбарсов заставил её немного развести ноги в стороны.

Колени болели, но, впрочем, куда меньше, чем спина, которая буквально горела от ударов.

Гроттер даже не понимала, что теперь у неё болело больше всего. После следующего взмаха рукой ей показалось, что её ягодицы буквально горят огнём – но, тем не менее, до боли в спине всё равно было слишком далеко.

Бейбарсов, словно издеваясь, прикоснулся губами к ране на её плече – та и без этого неимоверно жгла.

Гроттер вновь всхлипнула.

Его мало заботило то, что чувствовала девушка, это было понятно и так. Бейбарсов, вновь потянув её за волосы, грубо вошёл в Таню, двигаясь в ней слишком быстро, чтобы Гроттер вообще могла привыкнуть к странным ощущениям.

Она безудержно рыдала, чувствуя, что просто больше не может сдерживать слёзы, но разве в этом был смысл?

– Затихни.

Гроттер неосознанно подчинилась этому приказу, заставляя себя замолчать и даже не издавать ни единого стона.

Бейбарсов с силой сжимал её бёдра, вколачиваясь в девушку, заставляя её буквально извиваться от боли и отвращения.

Тане хотелось умереть.

Сейчас она была согласна даже на то, чтобы Чума убила её и завладела её телом – лишь бы больше ни на мгновение не оставаться в этом проклятом, измученном, избитом теле, которое всё больше и больше доводило её до самого настоящего ужаса.

Она сошла с ума.

Таня так хотела поверить в то, что на самом деле всё это не происходит с нею наяву, но слишком уж всё оказалось реалистичным.

С тихим, хрипловатым стоном Бейбарсов излился в неё, а после, судя по всему, поднялся и, приведя свою одежду в порядок, вышел из комнаты.

Он даже ничего не сказал.

Гроттер услышала громкий стук двери, а после – как он говорил с кем-то, с медсестрой, кажется.

Слёзы безудержно текли по её лицу, и она не могла сдержаться или прислушаться спокойно к разговору, но, тем не менее, до девушки долетали определённые отрывки фраз.

– Можете не идти. – равнодушно промолвил Бейбарсов. – Да, я уверен, что надёжно зафиксировал все ремни.

Таня сползла на ковёр.

Она чувствовала, как слёзы буквально заливали лицо и, скрутившись на полу, поджав колени к груди, рыдала.

Надо было что-то делать, а она могла разве что просто плакать, не слыша и не видя больше ничего.

Всё.

Точка.

Больше ничего не осталось, одна только боль, боль, которую нельзя было уменьшить, сделать её менее унизительной и сильной.

Таня никогда не думала, что смогла бы довериться некромагу – но когда это уже случилось, он не должен был поступать с нею подобным образом.

Он не должен был настолько сильно её предавать.

Всё это было просто злой шуткой – злой, болезненной шуткой, которую она не могла победить и понять.

И смеяться тоже не могла.

Гроттер только плакала и плакала, не в силах больше сдержать собственное отчаянье, которое растерзало её сердце на мелкие клочки.

Больно.

========== Боль сороковая. Осмысление ==========

Гроттер была просто уверена в том, что прежде не до конца понимала всё, что должно было случиться. Ей просто не вкладывалось в голову, что всё то, что происходило, было реальным.

На самом деле реальным.

Она должна была понимать, что жизнь больше никогда не станет нормальной – тем не менее, следовало спасаться, а она не могла выбраться из угла, в который забилась, тихо плача.

Медсестра не приходила.

Ей давно пора было уже явиться, и только теперь Таня осознала, что именно говорил Бейбарсов. Он утверждал, что уже закрепил все ремни и что на самом деле их пленница не может сбежать.

Таня попыталась вывернуться и посмотреть на собственную спину – та была вся покрыта кровоточащими ранами, от одного вида которых становилось дурно.

Тем не менее, Бейбарсов мог бы и не возиться с ремнями, а просто использовать собственную магию, и она вряд ли сдвинулась бы с места хотя бы на один миллиметр, вряд ли могла что-то сделать.

Тут она не считалась человеком.

Тут она была просто телом, которое, возможно, использует Чума для своей дальнейшей жизни.

Именно поэтому он мог оставить её в таком состоянии, в разорванной одежде, с кровавыми полосами на спине, стоящую на коленях и прижимающуюся обнажённой грудью к простыням, которые лежали на кровати.

Кому какая разница?

Воспользовалось бы ею ещё несколько человек – и ничего страшного, вряд ли для Бейбарсова это показалось бы важным.

Тем не менее, он сказал, что надёжно закрепил все ремни, а значит, медсестра придёт только где-то через полчаса.

Тогда, когда ей надо будет колоть ей успокоительное, которое блокировало бы всё, что можно назвать интуитивной магией.

А Таня понимала, что теперь, после слишком сильного стресса, пусть на самом деле у неё и дрожало всё тело, препарат наконец-то вышел из крови.

Наверное, его действие длилось около тридцати часов, но кололи ей каждые сутки, даже через меньшие отрезки времени.

Чтобы не выходил из крови и каждый раз всё больше и больше набирал силу, а она не могла сопротивляться.

Но, тем не менее, они всё-таки прогадали, потому что Таня могла колдовать. Она чувствовала в себе эту силу.

Гроттер оглянулась вновь, пытаясь рассмотреть собственную израненную спину, но потом подумала, что этим заниматься можно и после.

Вряд ли у неё ещё будет такой замечательный, такой прекрасный шанс всё-таки сбежать отсюда.

По крайней мере, Тане упорно казалось, что на самом деле больше у неё не будет ни единой возможности быть свободной.

А пока что…

Когда есть шанс, надо им пользоваться, пользоваться на все сто процентов, иначе зачем она тогда терпела всё это?

Таня убедила себя в том, что сможет – она замерла у двери, понимая, что так медсестра увидит её хотя бы не сразу.

Здесь сотрудники не были волшебниками и волшебницами, хотя, естественно, какой-то штатный маг тут присутствовал.