Нарисуй узоры болью...

– Кто здесь? – не в силах открыть глаза, прошептала Таня, надеясь на то, что на её глупый вопрос вообще ответят.

– Ты меня не узнаешь? – язвительный голос, который прозвучал совсем рядом, показался ей приятным и бархатистым.

– Кто ты? Я не помню…

Она уже могла разговаривать, и это радовало, но никак не могла понять, кто именно был обладателем этого прекрасного мелодичного голоса.

Ей хотелось почему-то попросить незнакомца – Гроттер могла утверждать, что это был достаточно молодой мужчина, и уж наверное привлекательный, с таким-то прекрасным и мягким голосом, - чтобы он что-то спел ей.

Хоть колыбельную или, возможно, просто что-либо, что угодно, лишь бы можно было отпустить собственное глупое состояние и почувствовать хоть что-то хорошее в этом отвратительном и гадком мире.

Таня просто не могла понять, почему её жизнь превратилась в такой сплошной кошмар, у неё не оставалось выбора.

Рыжеволосая чувствовала, что мир окончательно разрушился, и не осталось в нём ни капельки от реальности.

Всё потеряло смысл.

Гроттер наконец-то смогла открыть глаза, поборов неимоверную апатию, которая слишком сильно душила её, и столкнулась взглядом с Бейбарсовым – теперь, когда она уже увидела его, всякая симпатия окончательно растаяла, словно превратилась в нечто несуществующее и ирреальное.

– Ты? – тихо переспросила она. – Что ты тут делаешь?

– Ну, как что… - Глеб равнодушно пожал плечами, словно пытаясь продемонстрировать собственное недоумение. – Что ты помнишь?

– У меня было видение.

Таня знала, что выпрыгнула в окно, но, тем не менее, кроме проклятого видения в её сознании не осталось ни капельки чего-либо значимого, словно неизвестный всё просто спокойно стёр ластиком, предпочитая оставить в её голове то, что только ему одному было выгодно.

Таня могла даже утверждать, что это сделал именно Бейбарсов, хотя, конечно, ей не хотелось верить в что-то настолько отвратительное. А ещё – Гроттер просто слишком хорошо понимала, что если сейчас она не начнёт сопротивляться непонятному действию препарата, то до следующего дня она буквально не доживёт.

– Да, было, - кивнул Бейбарсов. – Ты схватила меня за руку, прыгнула в окно со второго этажа, между прочим, прямёхонько на замечательный куст роз, даже жалко их как-то было. По дороге у тебя началось видение.

– Мы разбились? – Бейбарсов выглядел совершенно здоровым, но на то он и был некромагом. – Ведь ты регенерируешь!

– Я регенерирую, но ты-то нет, - усмехнулся он. – Второй этаж – это не высоко, по крайней мере, не настолько, чтобы моя магия не сработала – мне удалось замедлить полёт, но, тем не менее, на земле тебе стало ещё хуже.

Таня не понимала, что заключалось в этом словосочетании, но взгляд Глеба, тяжёлый, равнодушный и холодный, не сулил совершенно ничего хорошего.

Гроттер чувствовала, что кто-то тут обманывает её, но, тем не менее, Глеб пока что оставался единственным, кто пытался сообщить ей хотя бы некоторые крохи от той информации, которая могла бы пригодиться.

Остальные просто предпочитали молчать, как Шурасик – впрочем, были ли остальные? Таня помнила только Александра, остальные напрочь вылетели у неё из головы. Да и вообще, проклятый препарат заставил успокоиться, расслабиться и позволить себе мирно плыть по течению собственной судьбы.

– Что со мной случилось? Я теперь такая же, как и Чума? – переспросила вдруг Гроттер, содрогаясь.

– Не выдумывай… - Глеб вздохнул. – Ты вполне привлекательная молодая девушка, только шрам один прибавился на лице.

Таня содрогнулась, глядя на него широко раскрытыми от ужаса глазами – больше девушка ничего сделать не могла, даже шевелиться теперь было трудно, разве что у Гроттер была возможность нормально дышать при меньшем количестве чёртовых ремней, которые так давили на грудь.

– Хочешь, дам зеркало посмотреть? – наконец-то поинтересовался Бейбарсов.

– Хочу! – моментально кивнула Таня. – Но я ведь не могу ничего держать в руках… У меня ж они привязанные!

– Я подержу.

Глеб наконец-то взял в руки небольшое зеркальце и поднёс к её глазам. Гроттер внимательно смотрела на своё отражение и пыталась отыскать шрам, но ничего не было, будто б ничего и не случилось.

Тонкая полоса.

Тонкая полоса на виске, длиной не больше двух или трёх сантиметров, её совершенно не портила, а вообще, она осталась точно такой же, как и была.

Прежде Таню никогда не интересовало то, что другие могли бы назвать привлекательной внешностью.

Она упрямо считала, что в этом нет совершенно ничего важного, да и вообще, какая есть, такая есть, она всё равно Провидица, а Провидицы не могут быть счастливы, это уже просто закон.

Тем не менее, внезапно Гроттер осознала, что на самом деле всё гораздо хуже, чем могло бы быть.

Рыжеволосая предпочитала не понимать собственных страхов – а теперь вдруг осознала, что она просто подсознательно сравнивала себя с Чумой, проводила параллель и боялась того, что станет такой же.

Такой же уродливой, такой же страшной.

Такой же – такой, которую предали, которую просто оставили на проклятом “Тибидохсе”, швырнули в пламя.

Так не должно быть.

– Тем не менее, твоё психическое здоровье вызывает у меня определённые вопросы, - равнодушно продолжал говорить Бейбарсов, будто бы до этого времени не он убеждал Таню, что всё будет хорошо. – Поэтому нам пришлось доправить тебя сюда, в больницу.

Таня содрогнулась. Она предпочитала не думать о том, насколько отвратительным местом вообще это здание, но теперь, до конца осознав, что попала в лечебницу для психически больных, поняла, что на самом деле ничего хорошего больше не будет.

– Забери меня отсюда! – взмолилась Гроттер. – Глеб, пожалуйста, забери меня отсюда, я не хочу тут быть!

– Тебе надо лечиться, - строго ответил он, внимательно глядя на девушку. – Ты должна понимать, что сопротивление лечению приводит к плохим последствиям, которые просто несоизмеримы относительно твоего состояния.

Таня прикрыла глаза и попыталась разобрать его слова, отыскать в них хоть какую-то суть, но не смогла.

Ей всё так же было пусто и больно, а отвратительное чувство того, что Бейбарсов нагло врёт, заставляло задыхаться от бесконечной боли.

– Скажи мне правду! – потребовала Таня. – Что со мной случилось, скажи, Глеб, скажи!

– Ты помнишь фасад своего дома? – усмехнулся Бейбарсов. – Его едва удалось уберечь. И, знаешь… мне жалко тот абрикос.

– Какой абрикос?

– Как какой? – Глеб притворно удивился. – Тот самый, который ты своей магией вырвала из земли, швырнув в окно.

– Я? – Таня просто не желала верить в то, что он говорил. Глеб врёт, Глеб просто выдумал всё, что только что сказал ей.

– А ещё перебила столько живности… Внутренности медведя трудно отчищать со стёкол, знаешь ли…