Нарисую себе счастье
Шрифт:
— Зачем же так быстро? Или мне нужно что-то знать о ваших отношениях?
Я сначала не поняла, что она имела в виду, а потом как поняла!
— Как ты могла такое обо мне подумать!
— Не шуми, Мари, матушка твоя права. Нужно объясниться. Видите ли, Шелена, я болен. Сильно болен. И чем быстрее я женюсь на вашей дочери, тем лучше для всех. Однажды она проснется вдовой, и это лучше, чем остаться невестой без жениха.
— А вы циник.
— Я реалист. Прошу вас ехать с нами. Вам нужна приличная одежда, я не могу позволить, чтобы моя семья в чем-то нуждалась. Да и Мари будет с вами спокойнее.
Матушка
Ильяна мы не взяли, Казимир сказал, что тот пока не заслужил никаких подарков. И то верно, к завтраку брат не явился. Если бы не Прося, которая шепнула, что мальчишка всю ночь читал книгу в своей комнате, а теперь бессовестно спит, я бы бросилась его искать.
Снова одолжив пальто у Проси, на этот раз завязав волосы расписной цветастой шалью (найденной в шкафу у Ольги), я покорно села в карету. Угрюмость Казимира каким-то образом заразила и меня. Мне никуда не хотелось ехать, я отчаянно стеснялась называться его невестой. Он — богатый и известный человек, а я всего лишь деревенская нищенка без роду и племени. Да у меня из собственной одежды лишь штопанные чулки и ветхое нижнее белье! Пока я была мальчиком на побегушках, это меня не тревожило. Теперь же невыносимо стыдно было принимать милостыню.
— Мари, что тебя тревожит? — заметил мое настроение Казимир. — Хочешь, все отменим? Ты передумала?
— Не в том дело, — тихо ответила я. — Просто… мне неловко перед людьми.
— За что же?
— Я нищая.
— Ты смотришь на внешнее, а я вижу внутреннее, — голос Казимира неожиданно потеплел. Он покосился на молчащую матушку, и та понятливо отвернулась к окошку. Поймав мои пальцы в свою ладонь, Долохов продолжил: — В тебе столько жизни, света и таланта, сколько я никогда не видет. Поверь, это ценнее золота. Денег мне и своих хватает, сама знаешь. Это я должен людей стыдиться. Старый и больной — покупаю молодую и полную жизни. Ты даешь мне куда больше, чем я тебе.
— Вот сейчас я тебя ударю, — проворчала я смущенно.
— И будет за что. Успокойся и позволь мне о тебе позаботиться.
— Ну… ладно.
— Вот и договорились. Заедем в банк, я оформлю тебе чековую книжку. Потом в Большеград будешь ездить одна. Или с матушкой.
Ничего мне не оставалось, как согласиться. Руки моей Казимир так и не отпустил, и я всю дорогу думала, а точно ли брак будет ненастоящим? Что, если он захочет… ну, спать в одной постели? Посмею ли отказать? К близости с ним я была никак не готова, я всегда думала, что лягу с мужчиной только по любви. Но я и о свадьбе не такой мечтала! Увы, не всегда все происходит по нашему хотению.
И все же унывать мне не по чину. Судьба дала мне шанс, и я им воспользовалась, так чего жалеть?
— Как хотите, а сначала — новые платья, — бодро заявил Казимир, когда мы въехали на улицы Большеграда. Он вдруг ожил, заулыбался и заблестел глазами. — Ермол, на Осеннюю, в лавку Лучевого!
Матушка судорожно сцепила руки на коленях и вымученно улыбнулась. Но прошло все куда лучше, чем я ожидала. Поликарп Лучевой, сухощавый дядька с щегольскими усами, свою сестру узнал быстрее, чем мы представились. Выбежал навстречу, закружил ее в объятиях, расцеловал в обе щеки.
— Шела, ты живая! Я тебя искал-искал! А это кто же? Никак, Марушка выросла? Ух и справная девка, невеста уже.
— Кхм, — обратил на себя внимание Казимир. — Как есть невеста. Моя.
Позвольте…— Господин Долохов, и вы здесь? А сестрица ваша нынче забегала, купила покрывал да подушек. Что вы там про невесту обмолвили?
— Женюсь я сегодня. На Марушке.
Поликарп разинул рот. Улыбнулся неуверенно, огляделся, словно ожидал увидеть толпу зрителей.
— Как это — женитесь? На племяннице моей?
— Ну да. И нам нужно платье. Теплое и красивое. И для невесты, и для ее матери.
Дядюшка тут же пришел в себя и подхватил матушку под руку.
— Так идемте же быстрее, родные мои. Сейчас оденем вас с ног до головы! Тришка! Тришка! Вот негодная девица, оглохла разве? Тришка!
Из дальних комнат выбежала девочка-подросток.
— Сейчас же неси лучшие наряды. Изумрудное платье, пожалуй… да, изумрудное. С каменьями. И бордовое. И коричневое в клетку. И пальто, конечно же, пальто!
Нас ловко затолкали в просторную комнату с узорчатой деревянной ширмой и усадили в кресла.
— Я пока в банк и лавку свою съезжу, — сообщил Казимир. — Оставляю вас в добрых руках. Скоро вернусь.
Это он правильно придумал, при нем раздеваться было бы неловко.
— А девочка чья, Карп? — тихо спросила матушка.
— Ничья. Сирота. Взял из приюта к себе в дом. Смышленая и честная. В лавке помогает.
— Так и не женился?
— Не сложилось. А ты…
— Вдова. Игнат три года как умер.
— Соболезную, милая. Так может, ко мне в дом переедешь?
— Может, и перееду. Но пока я дочке больше нужна.
Я выдохнула с облегчением. Слава небесам, матушка меня не бросит!
— Вот, пожалуйте, дядюшка, изумрудное с каменьями. Пройдемте за ширму, сударыня, я помогу вам переодеться.
Пришлось проходить.
Сначала я думала, что примерять платья — это мучительно, но потом вдруг вошла во вкус. Глубокий зеленый цвет мне был к лицу, белоснежный воротник подчеркивал нежность кожи, а пышное кружево на запястьях — изящество рук. Я была и вправду хороша. Шли мне, впрочем, и темно-голубой бархат, и коричневая с золотым отблеском чесуча, и парча, и атлас. Я была молода и стройна, странно было бы выглядеть уродиной в красивых нарядах.
Но в изумрудный я влюбилась с первого взгляда.
— Подшивать надобно, уж больно ты, племянница, миниатюрна. Как куколка. Триша, сможешь что-то сделать?
— Одно платье осилю, дядюшка.
— Триша — маг, — с гордостью возвестил Поликарп. — Слабенький, но платье тебе сейчас на фигуру подгонит. Выбирай, какое хочешь? Дарю!
— Изумруд, — тут же сказала я.
— Согласен!
Я снова надела полюбившееся платье, и девочка завертелась вокруг меня юркою змейкой. Ткань сама собою начала сжиматься, плотно обтягивая бока и грудь.
— Теперь ты, сестрица. Нет, не спорь. Позволь мне самому выбрать?
Матушке он принес серо-голубой костюм. Широкая в складку шерстяная юбка и короткий жилет. С голубой шелковой блузой он смотрелся очень нарядно и в то же время строго.
В это время вернулся Казимир. Бросив лишь короткий взгляд на нас, разрумянившихся от удовольствия, он вытащил из кармана пальто чековую книжку.
— Мы берем все, что дамам приглянулось. И еще нужно белье, перчатки, чулки и шали.
Я не удержалась от восторженной улыбки. Можно взять все? Правда? И чесучевое платье? И шарф, белоснежный шелковый шарф?