Нарисую себе счастье

Памятуя наставления доктора, я решительно вытащила его на ночную прогулку. Было уже холодно, под ногами хрустели льдинки, а над головой раскинулось такое удивительное небо, что я, задрав голову, застыла посреди дорожки.

— Красота… как думаешь, а что, если чашки черными сделать, а на них — брызги, будто звезды?

— Не поймут. Лучше всего берут цветы и фрукты. Для тех, кто богаче — чтобы с позолотой. А черный цвет люди вообще не слишком любят. Он тоску навевает.

— Но небо такое красивое!

— Оно слишком красиво, чтобы его кусочки на посуду расходовать. Хочешь, холстов тебе закажу? Так лучше будет.

Он встал близко-близко за моей спиной, и я, чтобы удобнее было глядеть вверх, опустила затылок ему на грудь. Нерешительно Казимир обнял меня за талию, придерживая, чтобы я не упала. Так мы и простояли невесть сколько времени, глядя на небо, пока у меня ноги не озябли.

С того дня мы стали гулять чаще. Как погода позволяла, так и выходили. Иногда к нам присоединялась матушка. Эти прогулки шли на пользу всем. Матушка расцветала с каждым днем. Я стала лучше спать. А Казимир, кажется, все реже хватался за грудь. Приехавший доктор Пиляев был им доволен.

Они явились вместе с Ольгой, я сначала встревожилась — а ну как скандал снова будет? Но Ольга вела себя смирно, видимо, про женитьбу брата ей уже доложили. Со мной была радушна и мила, матушку и вовсе расцеловала при встрече. А потом эти две странные женщины принялись беседовать о хозяйстве: у кого мясо лучше брать, где рыба хорошая, как огурцы солить, чтобы хрустели. Я только хлопала глазами. Вот уж не думала, что Ольга в этом разбирается!

Марк же отозвал в сторону меня и озабоченно спросил:

— Мари, матушка ваша согласится очки носить?

— А почему нет? — удивилась я. — Она в Большеграде сначала их носила, а потом уже не помогали. И дорогие они очень, ну правда.

— Я попробую подобрать подходящие. Привезу с десяток, будем надеяться, что поможет.

— Марк, дорогой! — я готова была расцеловать его. — Вы — чудо!

— Казимир заплатит, — отмахнулся целитель, на всякий случай делая шаг назад.

— О да, — зловеще захохотала я. — Он за все заплатит!

— Небеса, какой же ты еще ребенок, Маруш!

— Не всем же в тридцать пять быть стариками, — пожала я плечами, хихикая.

— Мне двадцать восемь!

— А мне девятнадцать. И мы теперь с вами родня, причем довольно близкая. И это надолго. Привыкайте.

— В таком случае, предлагаю перейти на ты… сестренка Марушка.

— Я согласна, братец Марк.

С лекарями, я считаю, нужно дружить. Они полезные. А такие талантливые, как Марк, и вовсе на вес золота. Поэтому я намеревалась стать Пиляеву самой нежной сестрой из всех, у него имеющихся. А имелось у него, как я помнила, аж три… или даже четыре? В любом случае, Марк — умница, он нам очень нужен.

И Ольга все правильно сделала, выбрав его, а не какого-то там бестолкового Гальянова.

Я все же удостоилась чести быть представленной друзьям Казимира, и не скажу, чтобы меня это восхитило. Люди они… своеобразные. Даже два княжича-целителя и то держались проще.

***

— Завтра приедут Гальянов и Синицын. Хотят познакомиться с моей женой, — небрежно бросил Казимир за завтраком, ознакомившись с вчерашней почтой.

За ней в этот раз послали Ильяна — вместе с Ермолом, разумеется. Я пыталась поспорить, уверяя, что Ильян еще мал, что он не умеет ничего, но Казимир уперся, как баран. Он считал, что в двенадцать лет отрок уже способен выполнять и более сложные поручения. Мы чуть не поссорились, особенно, когда он заявил, что в его доме нахлебникам не место. Брату придется хоть как-то, но отрабатывать свое содержание.

— А я? — тут же взвилась я. — Мне тоже придется отрабатывать? Я ведь никчемная! Бесполезная! Ленивая!

Именно так меня кликали в деревне. И я даже была с ними согласна. Да, бесполезная — по деревенским меркам так и вовсе юродивая. Скотину боюсь, доить коров и коз не умею, от крапивы шарахаюсь, от стирки, особенно зимой — пальцы в кровь трескаются. Шить не умею, вяжу плохо, постоянно сбиваюсь. Про морковь, выросшую у меня на огороде, без слез не вспомнишь. А малевать на заборе любой дурак может, ну и что, что красивое получается. Кому эта дурость вообще нужна?

Я, конечно, полы мыть умела да готовила простые блюда, но разве это достижение? На то каждая девица в мои годы способна.

Откровенно говоря, от братца пользы по хозяйству даже в его годы было больше. Он и рыбу приносил, и ставил силки на зайцев-кроликов, и грибы собирал. Дрова колоть у него куда быстрее выходило, и натаскав бочку воды из колодца, он не то, что не валился с ног (как я), а веселый и бодрый мчался дальше по своим мальчишечьим делам.

Казимир наступил на больную мозоль. Я прищурилась и обхватила руками свои плечи, приготовившись огрызаться. Но оказалось, что напрасно. Он посмотрел на меня с искренним удивлением, а потом осторожно обнял за плечи и погладил по встопорщенным кудрям, как ребенка.

— С ума сошла? Во-первых, ты женщина. А на Юге женщина — это главная семейная ценность. Женщина рожает детей, женщина наполняет дом любовью, дает силы жить. А во-вторых, ты еще и талантливая. И художница, и выдумщица знатная, и заботишься обо мне. Ну а Ильяна ты не души, он уже не ребенок. С ним Ермол будет, присмотрит, подскажет. Пора твоему братцу взрослеть, не все же за ваши юбки держаться. Пусть едет. Ему город знать не лишним будет, если хочет в университет потом.

Против такой аргументации спорить у меня сил не было. Я только подставила голову под его ладонь, как котенок, жаждущий ласки, но быстро опомнилась. Отступила, улыбнулась фальшиво, кивнула:

— Ладно, пускай едет. Только впредь прошу меня заранее предупреждать. Мне так будет спокойнее.

— Как пожелаешь, моя дорогая. И кстати, про женскую бесполезность: я заметил, что Шелена Григорьевна составила новое меню и распорядилась заменить летние занавески на зимние. Передай ей мою благодарность. Я вовсе не ждал, что она примется хозяйничать, но ее забота приятна и уместна.

Потом Казимир ушел отдавать распоряжения Ермолу, а я задумалась. Матушка занялась хозяйством? Верно, я видела, что и окна сверкают чистотой, и комнаты будто обновились, посвежели. На смену легким ситцевым занавескам пришли тяжелые портьеры из бархата и парчи. Такие в зимнее время сквозняки удержат. И холл весь застелили толстыми коврами. Тоже, видимо, к холодам готовятся.

Матушка почувствовала себя нужной, и это было замечательно. Я боялась, что мне придется стать ей поддержкой и постоянно быть рядом, но все сложилось совсем не так. Она прекрасно справлялась без меня. А вот я начинала себя накручивать.

Глава 19. Страшнее, чем гости

В шкафу моей крошечной комнаты висело шесть платьев, купленных в лавке Лучевого. И еще с дюжину мне отдала Ольга — из тех, что ей уже были узки в груди и других стратегических местах. Какое из них куда надевать, я понять не могла. Мне нравилось изумрудное, но уместно ли его надеть на дружеский ужин? Оно какое-то… блестящее. Корсаж отделан самоцветами, на поясе — золотой кошель тонкого плетения, манжеты сверкают металлической вышивкой. А еще у него воротник строгий, под самое горлышко.