Нарисую себе счастье

— Спасибо! — схватила я Казимира за рукав и прижалась к его плечу.

— Счастлив тебя порадовать, — он поцеловал меня в лоб и кивнул Поликарпу. — Грузите все в карету.

— Так ушить надобно.

— Из деревни портниху позовем, она всегда Ольгины наряды ушивала.

Мы вышли из лавки и зажмурились от яркого солнца. Платье, пальто… шаль… Плечи сами собой распрямились, на губах цвела улыбка. Больше я не казалась себе нищенкой.

— Прогуляемся до ратуши пешком, тут недалече. Или сначала пообедаем?

— В ратушу, — решила я. — Обед никуда от нас не денется. А ты разрешение на брак уже выправил?

— Мне отказать не посмеют, душенька. Слишком много я для города сделал.

Так и произошло. Голова, увидев Казимира, разулыбался и тут же повел нас троих в кабинет. Там мы как-то быстро поставили свои подписи в метрической книге, и совершенно неожиданно для себя я стала госпожой Долоховой.

Очень быстро, даже понять и почувствовать ничего не успела.

Наверное, я бы предпочла что-то более торжественное, но Казимир строго сказал, что поздравлений и оваций нам не нужно, мы очень спешим. Из ратуши я вышла спустя каких-то четверть часа — и уже совсем в другом статусе.

— Шелена, простите меня за то, что все так просто, — Долохов подал руку матушке. — Обстоятельства таковы, что не до празднества. Но обед в ресторане я вам обещаю.

Интересно, почему он извиняется перед матушкой, если свадьба — моя? Мне бы, наверное, тоже хотелось услышать слова поддержки. Но в очередной раз я себе жестко напомнила, что сей брак — лишь сделка. Никто не ждет в нем особой любви и внимания, а каждый должен выполнять свою работу. Казимир и так на меня потратил кучу денег. Он заботится не только обо мне, но и о моей матушке, чего делать вовсе не обязан.

А свадьба… может еще, и не последняя. Мало ли, как жизнь повернется.

Мы разыскали Ермола, а потом прихватили и дядюшку. Он оставил лавку на помощницу и с готовностью отправился с нами в ресторан при гостинице “Черная роза”. Среди бела дня нам нашли свободный столик. Казимир звал с нами и Ермола, но тот отказался наотрез, и тогда Долохов первым делом заказал корзину снеди с собой. Немногие посетители косились на нас с любопытством. Очень скоро к столику подошла нарядная и статная женщина приятной полноты.

— Казимир Федотович, давно не виделись.

— Береника Силовна, рад встрече. Позвольте вам представить мою супругу Мари и ее родню: Шелену Григорьевну и Поликарпа Григорьевича.

— Так вы женились!

— Как видите, и весьма удачно. Жена моя — талантливая художница и первая моя помощница.

— Примите поздравления. Я ведь вам говорила, что найдется та, кто составит ваше счастие.

И тут я вспомнила, кто это — сама госпожа Шанская. Та самая, чью дочь хотел взять в жены Казимир. И не сдержалась, разумеется, уж слишком расчетливо эта дама смотрела на меня и моего законного супруга. Словно сомневалась, что я ему подхожу лучше, чем ее несчастливая дочь, упустившая самого богатого жениха Юга.

— Ох, спасибо! Мы с Миром и вправду очень счастливы. Представляете, мой супруг так щедр, что скупил целую лавку с платьями! А еще обещал отвезти меня к ювелирам! Он такой заботливый!

Дядюшка ухмыльнулся в усы. Матушка опустила глаза, пряча улыбку. А Казмир мне подыграл:

— Дорогая, ты говоришь глупости. Никаких ювелирных лавок. Я прикажу всем ювелирам приехать к нам в усадьбу. Уверен, так будет удобнее выбирать драгоценности к каждому новом платью.

Береника Силовна слегка покраснела, а потом все же вернулась за свой столик. Нам же принесли чудесный обед. Я больше не стеснялась и не переживала. Шанская — известная сплетница. Уж теперь-то слухи разлетятся по всему Большеграду, один другого краше. Уже к завтрему весь город будет знать, как любит свою молодую жену Долохов.

Глава 18. По-прежнему

Я напрасно опасалась: Казимир по приезду спросил только, не желаю ли я выбрать себе спальню побольше? Все же теперь я хозяйка. Но нет, я не желала, мне и своей комнатки довольно было. Я уже к ней привыкла. Тем более, что в спальне я бывала лишь ночами, а день деньской мне было чем заняться.

Вот, к примеру, счета. Когда Хозяин положил передо мною стопку исписанных листов, я возмутилась. Зачем мне это? Не женское дело — в цифрах разбираться! Но Долохов настаивал, и я, чтобы от него поскорее отвязаться, честно попыталась вникнуть. Выходило скверно.

— А почему глина тут дешевле?

— Так состав разный. Ты внимательно смотри, вот эта буковка обозначает, что партия с буйского карьера, лучше глины на Юге не сыскать.

— А почему тут транспортные расходы ниже?

— Лето. Сухо. Везти проще и быстрее.

— А почему в липене (*июле) работникам больше платили?

— День длинный, они работали до заката. Заказ большой был.

— Я никогда в этом не разберусь!

— Не упрямься и не ленись. Ты — девочка умная. Просто нужно приложить старание. Вот тебе задача: если на один большой сервиз нужно полпуда глины, да три вида краски, да глазурь простая, сколько его цена в лавке будет?

— Это ведь с подвохом задачка? — ворчала я. — Тут еще нужно и жалование рабочим считать, и сложность рисунка, и затраты на перевоз.

— Верно.

— Но ведь есть же считари, которые и должны задачи такие решать!

— А если ты понимать не будешь, то тебя считари вмиг обворуют. Ладно, не плачь только. На днях учитель приедет из Большеграда. Будешь цифры вспоминать. Заодно и Ильяна учить будет.

Я плакать не собиралась, разве что от злости. А при упоминании брата и вовсе встрепенулась.

— Казимир, а что, если он учиться откажется?

— Я поговорил с ним. Толковый парень. Хочет в университет поступать. Так что будет как миленький.

Спорить не стала, хотя уверена была, что Долохов ошибся. Брат мой ленив и дерзок. Не думаю, что он сможет в Университет поступить. Но вот я бы могла… Только художественного факультета там нет. Есть инженерный, лекарский и магический. Женщин берут лишь на последний, и то не всех.

Спрятавшись от счетов и писем в своей мастерской, я с радостью обнаружила там заполненные полки. Чашки, кувшины, вазы — Казимир позаботился, чтобы мне не скучать. А на столе нашлись альбомы, краски и кисти. Такое дело мне было по душе куда больше. Я немедленно попыталась перенести один из своих орнаментов на большой кувшин, и с удивлением обнаружила, что это гораздо сложнее, чем кажется со стороны. Кисть соскальзывала, краска стекала, узор скакал. Не сразу, но приноровилась, и второе изделие вышло куда ровнее. А к закату я уже поняла, как правильно разводить краски и держать кисть.

Пропустила обед и ужин, и кабы Казимир меня не поднял, и ночь бы просидела.

— Мари, не дело делаешь. Спать давно пора.

— Прости, увлеклась.

— Покажешь свои работы?

— Не сегодня, — я быстро вытерла руки тряпкой, сняла холщовый передник и кинула кисти в таз с водой. Утром отмою. Только бы он не увидел моих первых попыток!

— На кухне тебе ужин оставлен.

— Спасибо, я непременно поем.

Больше он нотаций читать не стал, а я и рада была.

На следующий день все повторилось: утром под чутким руководством супруга я вникала в тонкости управления заводами, потом сбежала в мастерскую. На этот раз за мной явилась матушка и велела идти ужинать. Как же так, я ведь только села! Однако ощутив голод, поняла, что вновь не уследила за временем. Нет, так дело не пойдет. К тому же плечи устали и глаза щипало. А Казимир выглядел вновь неважно.