НАРОДНОСТЬ, НАРОД, НАЦИЯ...

Потребность в политическом самосознании и у коммерсантов, и у предпринимателей, связанных с мануфактурными и промышленными производительными силами, росла по мере первоначального накопления капитала и скупки ими собственности у главных собственников королевского абсолютизма: у аристократии и дворянства. Они ужесточали борьбу с правящим дворянским сословием за свои интересы получения наибольшей капиталистической прибыли, для чего им было необходимо избавиться от регламентации своей деятельности чиновничеством, заменить идущее сверху, от королевской власти вмешательство чиновников господством городских рыночных отношений. Феодальные правящие сословия дворянства и церкви вынуждены были уступать. Королевский абсолютизм был удобен и выгоден для сбора налогов с земледельцев, но становился препятствием для роста прибыльности городского производства и межконтинентальной торговли. Пока налоги с земледельцев были большими, позволяли за счёт них покрывать издержки регламентации мануфактурного и промышленного производства правительственными заказами, собственники городского производства смирялись с таким положением дел. Однако рост самого городского производства во второй половине 18 века сделал невозможным продолжение подобных хозяйственных отношений.

Старые хозяйственные отношения были экстенсивными, поддерживались увеличением налогообложения крестьянства, его предельной эксплуатацией и со стороны королевской государственной власти и со стороны местной аристократии и дворянства, владеющих землями и прикреплёнными к ним крестьянами. Когда дальнейшее увеличение налогообложения крестьян стало подрывать само земледельческое производство, привело к сокращению сумм получаемых налогов, тогда мануфактурное и промышленное производство стало переживать углубляющийся кризис, выход из которого оказывался возможным единственно через переход к рыночным, интенсивным производственным отношениям на основе рынка труда, только и позволяющим уменьшать себестоимость товарных изделий. Для перехода к рыночным производственным отношениям необходимо было раскрепостить, избавить от бюрократического регламентирования рынок наёмного труда и торговлю, что подрывало устои королевского абсолютизма. Этого не желали господствующее сословие дворянства и католическая церковь, которые в условиях абсолютной монархии, то есть в условиях абсолютной победы над народным податным сословием земледельцев, победы, обеспеченной безмерным раздутием бюрократического аппарата управления, добились для себя и узаконили множество привилегий. Больше того, несмотря на уменьшение собираемых налогов, они требовали всё новых и новых привилегий, используя феодально-бюрократическое государственное насилие в своих корыстных интересах, в том числе привилегий на произвол в отношении буржуазных собственников, что обосновывалось традиционным произволом по отношению к гугенотам.

В последние десятилетия королевского абсолютизма хозяйственный кризис во Франции стал очевидным и непрерывно углублялся. Крестьянские народные массы, сохраняющие традиции родоплеменных общественных отношений в земледельческих общинах, были объединены и организованны в народ католическим мировоззрением и не знали другого мировоззрения. Поэтому в условиях хозяйственного кризиса они выступали не против феодальных отношений как таковых, а против сложившегося при абсолютизме содержания этих отношений. Они хотели возвращения к народно-феодальным общественным отношениям, которые имели место в эпоху народной Реформации. В ту эпоху, когда христианская католическая этика и власть позволяли через сословно-представительное собрание, то есть через Генеральные Штаты, согласовывать интересы податных земледельческого и городского сословий, с одной стороны, и сословий феодальных землевладельцев с другой. Крестьянству хотелось возвращения времени, когда представляющие городскую буржуазию слои ремесленников и местных торговцев небольших городов были выходцами из крестьянской среды, сохраняли с нею непосредственную связь, Тогда, объединяемые и организуемые на местном уровне традициями родоплеменных общественных отношений, крестьянские податные массы были более влиятельны, чем горожане, и определяли общую позицию всего податного сословия народного государства, даже несмотря на то, что сами не были представлены в Генеральных Штатах. Иначе говоря, они хотели восстановить народное феодальное государство, каким оно в сказочном виде осталось в памяти крестьянства с эпохи народной Реформации.

Городская буржуазия поддерживала идею возрождения сословно-представительного собрания, как способа решения спорных вопросов по налогообложению с господствующими привилегированными сословиями, надеясь превратить такое собрание в законодательное. Однако её положение коренным образом изменилось с эпохи народной Реформации, и она уже не представляла себя подголоском крестьянских народных масс в вопросе о существе государственных отношений. Ей уже была чужда мечта о возврате к народному государству, к народно-феодальным общественным отношениям, она не желала возрождения прошлого, но наоборот, ставила передовые экономические задачи, опиралась на свои собственные стратегические интересы укрепления рыночных капиталистических методов хозяйствования и приобретения необходимой этому собственности у правящих феодальных сословий. Именно эти настроения выразили передовые мыслители французского Просвещения, связанные с городской буржуазией своими происхождением и жизненными связями, когда создавали системы взглядов и умозрительные мифы о новых идеальных общественных и политических отношениях. На основаниях этих взглядов и мифов постепенно рождалась политическая самоорганизация буржуазии во всей стране.

Установление гражданского равенства всех перед законом, свобода выражения социальных интересов, упрощение прав приобретать и распоряжаться любой собственностью в соответствии с рыночным спросом и предложением, в том числе собственностью на идеи, ? такие требования становились краеугольными в представлениях лучших мыслителей французского Просвещения о новом идеальном обществе. Но осуществление таких представлений самым непосредственным образом отрицало феодальные отношения королевского абсолютизма, приспособленные для отстаивания прав на привилегии со стороны относительно малочисленного класса владельцев земельной собственности и государственного чиновничества. Оно отрицало бы всё устройство государственной власти, как власти вызывающе феодальной, защищающей только интересы абсолютного меньшинства наследственных потомков некогда поделивших землю страны феодалов, дворянства и церкви. Иначе говоря, осуществления таких представлений нельзя было добиться без революционного низвержения существующей государственной власти. А единственным средством низвержения государственной власти королевского абсолютизма было пробуждение родоплеменных традиций общественной власти французского этноса, что неосознанно чувствовали мыслители Просвещения. Использовать это пробуждение бессознательного возмущения в среде связанных с производством низов можно было только поиском нового идеала общественного устройства, который бы лучше учитывал кровные интересы родоплеменной общественной власти в новых исторических обстоятельствах, чем народный католический идеал.

В царящей обстановке произвола власти привилегированных сословий, гнетущего и возмущающего буржуазный здравый смысл и раскрепощённый научными познаниями светский разум, неприемлемого для практического и философского рационализма городских слоёв населения, передовые мыслители горожан требовали уничтожения прежнего государства. Они хотели создания нового государства с разумным конституционным управлением государственными отношениями и с такой властью, которая упорядочивала бы гражданское общество в совокупных интересах всех граждан этого общества.

Никакого сокрытия и оправдания привилегий абсолютного меньшинства, вот что отвечало коренным интересам буржуазного податного сословия и нашло отражение в главных политических идеях всех мыслителей французского Просвещения. А раз привилегии оправдываются религиозным идеологическим насилием, религиозным идеалистическим иррационализмом, большинство французских мыслителей объявляли себя материалистами или деистами и не желали признавать и терпеть католицизм ни под каким видом. Они видели в католицизме идеологическую опору феодально-бюрократического правящего класса, рассматривая католическую церковь в качестве прямого противника в предстоящей ожесточённой и бескомпромиссной борьбе за революционное отрицание феодального государства. Отталкиваясь от традиций отрицания католического феодального государства гугенотами, они доходили до отрицания, как христианского вероучения, несущего в библейской мифологии обоснование только такого государства, так и от библейской идеи народного общества. В конечном итоге они доходили до отрицания идеалистической философии и начали разрабатывать новую, материалистическую философию, ведущую непримиримую борьбу с идеалистической философией. Иначе говоря, они заложили основания отрицания идеалистического строя, то есть целой эры в истории человечества.

Такое же отношение к монотеизму, к церкви, к религии вообще стало складываться и у возникающих политических течений, которые выражали интересы французских горожан. Но отрицание католического мировоззрения в качестве религиозного основания государственной власти, а католического священства в качестве первого сословия общественных взаимоотношений прямо означало, что новая идеальная форма общественного бытия уже не будет народом. Свободное от их воздействия общество мыслилось в идеале уже собственно буржуазным обществом, построенном на хозяйственных и политических интересах горожан, и для этого общества потребовалось новое политическое название. Такое общество вслед за мыслителями и политики стали называть нацией. О новом идеальном национальном обществе, как отрицающем христианское народное общество, грезили передовые умы Просвещения и сторонники политического действия накануне Великой буржуазной революции. Они и подготовили первую в мировой истории собственно буржуазную революцию.

Однако представления о столь новом, национальном обществе оказывались ещё слишком умозрительными, не проверенными исторической практикой. Та часть мыслителей, которая, осознанно или нет, отражала в первую очередь интересы коммерческого капитала, делала упор именно на гражданские права, ставя их выше общественных, и расширяла представления об идеальном национальном обществе до некоего общемирового общества, отстаивая главный лозунг либерализма: "Свобода, равенство, братство", с позиции вымышленного общечеловеческого общежития. А поскольку либерализм был несравненно глубже разработан и опирался на многовековой опыт пропаганды, утвердил собственную догматику, постольку он приобретал преобладающее влияние в политической борьбе с христианским феодализмом.

Требования продвижения к идеально справедливому и разумному национальному обществу объединили большинство представителей буржуазии в созванных королём Генеральных Штатах, то есть в сословно-представительном собрании, которое должно было искать пути межсословного взаимопонимания в обстоятельствах острого хозяйственно-экономического и политического кризиса Франции 80-х годов восемнадцатого столетия. Представители городской буржуазии, объединённые и организованные нечёткими, а потому всем приемлемыми идеалами о новом обществе с рыночными свободами, отстаивали эти идеалы, видя в них единственный выход из кризиса. Но такие идеалы были неприемлемы сторонникам сохранения дворянского королевского абсолютизма, которые решение всех проблем видели в согласии буржуазии на узаконенное, а не произвольное увеличение налогообложения третьего сословия, считая уже это своей существенной уступкой, дающей право требовать ответных уступок. Противостояние сословных взглядов и интересов было по существу непримиримым и быстро завело в тупик работу Генеральных Штатов, чему способствовало крестьянство, которое своими мятежами повсеместно показывало, что оно на стороне буржуазии. Ощущая их поддержку и вдохновляемые собственным идеалом национального общества, представители буржуазии не желали идти на уступки дворянству и церковному сословию, и противоборство в Генеральных Штатах принимало вид политической войны, которая могла закончиться лишь полной победой одной стороны над другой. Но превращение представителей буржуазии в политических вождей всех недовольных привилегиями, какие отстаивали для себя феодальные сословия, указывало на то, что именно буржуазия превращалась в выразительницу главных интересов податного большинства населения страны.

В таких обстоятельствах в политическую борьбу вмешался многочисленный столичный плебс Парижа. Плебс был особым, пролетарским социальным слоем столичной жизни, который появился при французском королевском абсолютизме. Его составляли бывшие крестьяне, вытесненные обезземеливанием в города, в которых королевской властью развивалось мануфактурное и промышленное производство, и вовлечённые в это производство. Образ жизни и производственные отношения плебса-пролетариата определялись, устанавливались королевским чиновничеством, а потому недовольство своим материальным и социальным положением у него было прямо направлено против олицетворяемой чиновничеством государственной власти. У пролетарского плебса сохранялись общинные представления о христианской евангелической этике поведения, о народном патриотическом бытии. И хотя в условиях города католическое мировоззрение бывших крестьян постепенно размывалось светским мировосприятием, видение национального идеала, о котором данный слой узнал от буржуазии, в корне отличалось от буржуазного. Это видение несло в себе память о народном евангелическом мировоззрении, в котором был остро поставлен вопрос о необходимости социальной справедливости для общинных низов, и с буржуазией плебс объединяло только неприятие дворянской королевской власти и сословия католических священников. Именно у той части плебса, на сознание которой перестал воздействовать церковный католицизм, обвинения буржуазией королевского абсолютизма в ухудшении условий существования всех слоёв горожан вызвали наибольший отклик и потребность действовать, пробудили бессознательные побуждения бороться с государственной властью феодальной знати за традиции родоплеменной общественной власти.