Нас называли ночными ведьмами
Шрифт:
* * *
Прорвана «Голубая линия», которую немцы удерживали полгода. Она тянулась от Темрюка на Азовском море до Новороссийска на Черном. В октябре 1943 года советские войска полностью освободили Таманский полуостров. Нашему 46-му гвардейскому полку, который воевал здесь все это время, было присвоено наименование Таманского. В этом районе от вражеской зенитной артиллерии и ночных истребителей погибли 11 наших летчиц.
Мы стали летать через Керченский пролив и бомбить врага в Крыму. В первых полетах мы испытали «психическое воздействие»
Вскоре «психическая обработка» прекратилась. Нас стали встречать зенитным огнем. И прожекторы ловили. Просто. Без выкрутасов.
* * *
В сентябре-октябре 1943 года мы бомбили немецкие войска, отступающие с Тамани в Крым. Надо сказать, что им как-то удалось перебросить значительную часть своих сил через Керченский пролив. И мы это сразу почувствовали: весь Керченский полуостров был напичкан прожекторами и зенитками.
Полк наш перелетает все ближе к Крыму. Мы ходим по земле, которую еще вчера называли территорией, занятой противником, и живем в домиках, где еще вчера жили немецкие солдаты. Это они построили деревянные нары, на которых мы спим. Во дворе дома, как рассказывает хозяйка, стояли зенитки, и, конечно, эти зенитки стреляли по нашим самолетам. [255]
Помню, однажды, когда мой По-2 пролетал над станицей Курчанской, прямо перед самолетом брызнул вверх пучок трассирующих пуль. Домой пришлось тянуть на барахлящем моторе…
Уходя из станицы, немцы заминировали дома. Мины с часовым механизмом. Их еще не успели обезвредить, и мы соблюдаем осторожность: на наших глазах взорвалась столовая для техсостава. К счастью, жертв не было. Здесь, в Курчанской, мы не задерживаемся.
…Вот он, Крым! Здесь пока еще враг. Сверху видно: темный выступ Керченского полуострова с неровной линией берега четко выделяется на фоне моря. Он лежит за проливом, распластавшись, как шкура большого зверя. Неподвижный, молчаливый…
Самолет медленно ползет по небу. Скорость - сто двадцать километров в час. Ночная темнота настолько сгустилась, что мне хочется протянуть руку из кабины и потрогать эту черную стену…
Линия берега уже почти под крылом. Тихо. Но скоро все изменится: сейчас включатся десятки прожекторов. Я жду, где вспыхнет первый… Главное, чтобы не схватил сразу…
* * *
Вспоминает Раиса Аронова:
«В ту ночь я летала со штурманом Лидой Целовальниковой. Мы летали из Пересыпи бомбить Крым. По другую сторону Керченского пролива наши войска удерживали тогда лишь небольшой плацдарм. Там, недалеко от поселка Жуковка, была площадка, наскоро оборудованная на случай вынужденных посадок наших По-2. Среди ночи на нашем самолете забарахлил мотор, и мы сели на вынужденную.
Утром штурман уехала в полк, а я осталась ждать, когда отремонтируют мотор. Во второй половине дня можно было лететь домой. Признаться, меня это очень озадачило: днем через пролив нужно лететь бреющим, а я боялась воды. Полеты над водой были для меня страшнее зенитного огня. У каждого свои слабости… Одна наша летчица боялась пауков, другая мышей…
Кстати, в Пересыпи было очень много мышей, и нам приходилось вести с ними настоящую войну: они
портили самолеты, прогрызали перкаль, грызли деревянные части и даже электропровода. Залезали они и в меховые комбинезоны: сунешь руку в рукав, а оттуда вдруг выпрыгивает мышонок…Не смогла я заставить себя приблизиться к воде меньше чем на двести метров. И только над косой Чушкой снизилась до бреющего. [256]
Лечу и удивляюсь: почему меня не сбили? Ведь надо мной пролетали немецкие истребители, для которых По-2 - заманчивая мишень. Впрочем, не всегда охота за беззащитным По-2 кончалась для немцев удачно. Рассказывали, что однажды, когда связной самолет пересекал пролив, на него напал "мессер". Немецкий летчик не сразу открыл огонь по своей жертве - захотел сначала поглумиться над ней. Сдвинул фонарь и на общепонятном языке жестов спросил у пилота По-2: сколько дать по нему очередей - одну, две? Летчик предложил третий вариант - выстрелил из пистолета в немца. Вражеский самолет клюнул носом и рухнул вниз. Море в одно мгновенье поглотило самоуверенного аса».
* * *
Пересыпь - небольшой рыбацкий поселок на обрывистом берегу Азовского меря. Рядом - площадка, с которой мы летаем бомбить Крым. Осенью и зимой здесь часто дуют шквальные ветры, раскисает почва на нашем аэродроме, и мы с трудом летаем.
При сильном ветре объявляется аврал, и все идут на аэродром держать наши легкие По-2, которые порыв ветра может опрокинуть, перевернуть. Техники привязывают самолеты к стопорам, ввернутым в землю, но и это ненадежная защита. Ветер гудит, завывает, самолеты дрожат, и кажется, что вот-вот По-2 сорвется с тросов, крепящих его к стопорам, и понесется, кувыркаясь, по полю.
Однажды после боевой ночи и такого дежурства мы еле доплелись до поселка. Шли медленно, на унтах налипла густая грязь, ноги казались пудовыми. Все молчали. Только Вера Белик была не в настроении, ругала погоду, и грязь, и все на свете. А войдя в дом, свалилась на нары, не раздеваясь, и громко заплакала:
– А-аа…
Странно так заплакала: по лицу катятся слезы, а сама она смеется. Над собой. Мы понимаем - просто она устала. Устала от бессонных ночей, от напряженных полетов с вечера до утра, устала от зениток, от ветра, от густой грязи. Это пройдет. Нужно только хорошо выспаться.
Прибегает пятилетний Витька, сын хозяйки.
– Тетя Вера, почему ты плачешь?
– Я не плачу, я смеюсь, - говорит она сквозь слезы.
– Нет, ты плачешь! Тебя ранили?
Хозяйка забирает Витьку, он капризничает, упирается.
– Нет, она плачет!… [257]
* * *
Рассказывает Калерия Рыльская:
«…Перед наступлением на Крым в апреле 1944 года мы полгода летали на Керченский полуостров из Пересыпи. Крутой морской берег по соседству с поселком был уставлен рядами наших По-2.
Осев на неопределенное время на одном месте, мы, стеснив хозяев, расположились в домиках, спали на чистых простынях, которые стирали и гладили сами. Набитые сухим сеном мешки на нарах служили нам матрацами. Наши шелковые подшлемники были всегда выстиранными, выглаженными и даже выкрашенными у кого в синий, у кого в голубой, а то и в красивый солнечный цвет. Разноцветные подшлемники стали для девушек единственным украшением.
В поселке не было хорошей воды. Ее привозили издалека, с Кубани, и только для питья. Такую воду жители поселка называли сладкой. Местная солоноватая вода была отвратительна на вкус, мыло в ней совершенно не мылилось.