Нас не сломить
Шрифт:
У Шве Тейн замолчал. И тогда в разговор вступил Ко Хла Саун.
— Ты правильно сказал. Наша сила в единстве. Мы должны быть готовы к борьбе до последней капли крови.
— А добиться единства можно только путем неустанной разъяснительной работы среди крестьян, — добавил Ко Шве Чо.
— Для предстоящих сражений нам необходимо создать боевые отряды. Но сейчас все заняты уборкой риса, и формировать отряды очень трудно. Кроме того, действовать надо осторожно, чтобы никто из посторонних ничего не заметил. После целого дня работы в поле крестьяне устают, и на тренировки у них сил уже не хватит, — высказал свои опасения У Аун Бан.
— Существо борьбы и состоит в том,
— Ко Хла Саун, талайнцы, о которых ты говорил, боевые ребята? — спросил Ко Шве Чо.
— Да, по-моему, боевые. Но только не надо называть их талайнцами. Они этого не любят. Некоторые бирманцы относятся к ним очень презрительно и даже называют их вонючими талайнцами. Поэтому-то они и сторонятся бирманцев и живут обособленно. Мне стоило большого труда найти к ним подход и переубедить их. Я вас очень прошу, при встрече называйте их не талайнцами, а монами.
— Правильно, Ко Хла Саун. Если мы хотим укреплять единство с нацменьшинствами, мы в первую очередь должны уважать их достоинство, — сказал У Шве Тейн.
— А ты уверен, что на монов можно положиться? — спросил У Лоун Тхейн.
— Думаю, что они вполне надежные люди.
— Оружием владеют?
— Кое-какие приемы боя я им показывал. Но этого, конечно, недостаточно.
— В таком случае, У Аун Бан, нам придется поработать и с ними, — предложил У Лоун Тхейн. — Вряд ли у них есть сейчас свободное время, да и мне надо побыстрее управиться с уборкой. Это сейчас главное. Мало ли что может случиться: рис надо иметь в запасе.
— Когда предстоит борьба, запасы продовольствия имеют первостепенное значение, — серьезно проговорил У Шве Тейн.
— Ко Со Твей, может быть, возьмешь на себя обучение монов стрельбе из ружья? — обратился Ко Хла Саун к своему товарищу.
Ко Со Твей все время сидел молча, не проронив ни единого слова. Мысли его витали далеко. Он зрительно представлял себе Но Тейн Хла, собирающую на холме цветы.
— Я готов, — встрепенулся он, — сомневаюсь только, смогут ли они выкроить время для этого.
— Времени ни у кого нет, но дело-то неотложное. Придется как-нибудь устроиться. Может быть, даже за счет сна.
— Ладно, — неохотно согласился Ко Со Твей.
— Что-то тебе не очень хочется покидать Поутиннье. Понравилось там? — поинтересовался У Лоун Тхейн.
— Да не в этом дело. Просто я еще не закончил занятия с ребятами. Дело ладится, и бросать его на полдороге не хотелось бы.
— Староста там, видимо, порядочный человек, — сказал У Шве Тейн.
— Из всех старост нашей волости он единственный, кому, пожалуй, можно доверять.
— Может быть, ты займешься им и попытаешься привлечь его на нашу сторону. Это была бы большая удача, — мечтательно произнес У Шве Тейн.
— Я уже кое-чего достиг, но пока не знаю, что из этого получится.
— Итак, друзья, пора кончать. Мы, кажется, все обсудили. Каждый знает, что ему следует делать. — И У Шве Тейн объявил совещание закрытым.
IX
Уборка риса была в самом разгаре. Одни еще только жали, другие вязали снопы, третьи уже молотили. У Аун Бан работал в поле с утра до поздней ночи, не разгибая спины. Времени на сон почти не оставалось. Боевые занятия с крестьянами пришлось приостановить. Все было рассчитано до минуты: вставали в пять и до десяти утра носили снопы. Затем шли обедать. С полдня до пяти часов вечера укатывали рис бамбуковыми валиками, жали, вязали снопы. После ужина до глубокой ночи молотили.
А утром все начиналось сызнова. Женщины поднимались значительно раньше, примерно в четыре часа утра. Они должны были приготовить завтрак до того, как проснутся мужчины, покормить их и проводить в поле. Сами они оставались дома, где тоже работы было невпроворот: приходилось молотить рис, провеивать его, готовить обед и ужин. Во время уборки урожая находилась работа даже детям: они пасли волов, молотили, выполняли многочисленные мелкие поручения.Теперь Тхун Ину некогда было думать ни об Эй Хмьин, ни о Твей Мей. Тхун Ин и Эй Хмьин работали далеко друг от друга и видеться не могли. Девушка очень тосковала по нему, но о свидании не приходилось и мечтать.
Во время уборки урожая крестьяне запирали свои дома и переселялись в поле, в сторожки. Сама деревня становилась безлюдной, словно вымирала, но невдалеке от ее окраины крестьяне соорудили бамбуковые помосты, с которых провеивали рис. У Лоун Тхейн не успевал с уборкой риса и нанял помощника. Его поле находилось в непосредственной близости от деревни. Однажды дочь У Лоун Тхейна — Эй Лоун отправилась к колодцу за водой. Внезапно ее внимание привлек шум, доносившийся с противоположного конца деревни: лай собак, кудахтанье кур. Вслед за тем она увидела бегущего мальчугана.
— Эй, Ло Сан, — окликнула она его. — Что случилось? Куда ты мчишься сломя голову?
— Полицейские! В деревне полицейские! По домам шарят! — ответил, заикаясь от испуга, Ло Сан.
— Полицейские? Что им надо? — удивилась Эй Лоун.
— Не знаю. И у каждого винтовка, — крикнул Ло Сан и помчался дальше. Эй Лоун растерялась. Застыв у колодца, она обратилась в сторону, откуда появился мальчуган. Теперь и она увидела полицейских. Они шли, сгрудившись в кучу, с трудом отбиваясь камнями и палками от разъяренных деревенских собак. Когда полицейские приблизились к колодцу, один из них ткнул пальцем в ее сторону. Ее обуял страх. Бросив кувшин, она побежала прочь.
— Стой! Куда! Стрелять буду! — неслось ей вслед.
Эй Лоун побежала еще быстрее. Полицейские устремились за ней. Неожиданно она споткнулась и упала, но тут же вскочила на ноги и понеслась дальше.
У Лоун Тхейн увидел бегущую из деревни женщину и гнавшихся за ней полицейских.
— Ун Ту Хан, посмотри-ка, за кем это гонятся полицейские? — спросил он работника, находившегося на бамбуковом помосте.
— Да это же Эй Лоун! — испуганно воскликнул тот.
У Лоун Тхейн мгновенно сообразил, что дочь его попала в беду, и, схватив острый бамбуковый кол, которым подают снопы, бросился наперерез преследователям.
Сжимая в руках бамбуковый кол, У Лоун Тхейн преградил путь полицейским. Эй Лоун плакала, прячась за спину отца.
— Взять ее! — приказал командир. Один из рядовых сделал шаг вперед.
— Не подходи! Прошью насквозь, — крикнул У Лоун Тхейн, гневно сверкая глазами.
— А ты кто такой? Ну-ка отойди в сторону! — снова приказал командир.
— Это моя дочь. Что вам от нее надо? Чем она провинилась?
— Раз велю взять — значит, провинилась.
— Отец, я ничего дурного не сделала, — заплакала дочь.
— Что произошло? — допытывался У Лоун Тхейн.
— Не твое дело. Убирайся отсюда! — завопил вконец озверевший представитель власти. Эй Лоун вцепилась в отца и зарыдала еще громче.
— Не подходи! Убью! — внушительно чеканя слова, произнес У Лоун Тхейн.
— Брось палку, — строго приказал полицейский.
— Не брошу. Вы не имеете права арестовывать мою дочь. Это беззаконие.
Прогремел выстрел. У Лоун Тхейн выронил бамбуковый кол. Из руки потекла кровь.
— Взять его!