Нас не сломить

Эти известия придавали уверенность руководителям крестьянских масс волости Пхаунджи. Старосты же почувствовали себя в опасности — их защитники-англичане потеряли к ним интерес, а повстанцы жестоко расправлялись с самыми ненавистными из них. Так в деревне Зейнза убили старосту У Пходи Ньюна.

Тхун Ин закончил уборку еще на одном участке. Он связывал сжатый рис в снопы, когда прибежала Твей Мей.

— В округе Таравади началось восстание, — возбужденно сообщила она. — Что будем делать, Тхун Ин?

— Если началось восстание, то нам остается одно — присоединиться к нему. Мы ведь давно ждали этого дня, — ответил Тхун Ин.

— Как ты думаешь, когда нам следует выступать?

— Как только в волости появятся правительственные войска и отряды полиции.

— Мы с тобой должны пожениться, пока еще есть время.

Тхун Ин обомлел от неожиданности.

— Неизвестно, что нас ждет впереди. Может, мы погибнем в бою, так и не испытав счастья. — Она устремила на него взгляд, как бы стремясь проникнуть в его мысли. Тхун Ин молчал, думая о своем долге по отношению к Эй Хмьин.

— Почему ты не отвечаешь, Тхун Ин? Может быть, тебя останавливает отсутствие денег? Не беспокойся, деньги у меня есть. Я скопила кругленькую сумму. Пусть это тебя не волнует.

Тхун Ин стоял, словно каменное изваяние. У него не хватило смелости сказать Твей Мей, что между ними ничего быть не может, что женится он только на Эй Хмьин. Это было бы очень жестоко.

— Так когда мы сыграем свадьбу? — настаивала Твей Мей.

— Надо подождать, — изрек он наконец.

— Чего ждать? Со дня на день здесь начнутся бои. Я хочу всегда быть с тобой, чтобы рука об руку пройти через все испытания, какие выпадут на нашу долю.

И Тхун Ин снова не нашелся, что ответить. Неожиданно он заметил вдалеке две фигуры, направлявшиеся в их сторону. Это была спасительная соломинка.

— Взгляни-ка, кто это может быть, — оживленно спросил он, заслонив лицо ладонью от солнца.

— По-моему, это ваш хозяин, Ко Чо Ва, а с ним его конторский служащий, — ответила Твей Мей.

Тхун Ин с беспокойством осмотрел непрошеных гостей, чувствуя, что от этого визита ждать хорошего не приходится. Ко Чо Ва мог явиться только с одной целью — взыскать с У Аун Бана долг. А тут, как на грех, стояла тележка, доверху груженная провеянным рисом.

— Где отец? — спросил Ко Чо Ва.

— Отца нет. Он ушел по делам в Пхаунджи, — спокойно ответил Тхун Ин.

— А когда обещал вернуться?

Тхун Ин только вознамерился было ответить, как хозяин опередил его:

— Это, собственно говоря, не имеет значения. Я хочу немедленно получить причитающийся мне рис. Вы, правда, еще не покончили с уборкой, но для начала доставьте в мою усадьбу хотя бы весь рис, который уже провеяли.

— Ничего не могу вам сказать, Ко Чо Ва. Вернется отец, с ним и разговаривайте.

— Кто знает, когда он вернется. А у меня нет времени ждать.

— Отец сказал, что рассчитается с вами, как только вернется. Ведь мы всегда выплачиваем долги после завершения уборки.

— Сейчас трудно соблюдать обычный порядок. В стране неспокойно. Я не могу ждать. Вези пока сколько есть. Я зачту долг по сегодняшним ценам.

Тхун Ин не знал, как ему следует поступить, но тут на выручку пришла Твей Мей.

— Но ведь не может же Тхун Ин распоряжаться вместо дяди Аун Бана.

— Тхун Ин — мой должник, так же как и его отец.

— Я против этого не возражаю, но без отца ничего не отдам, — решительно сказал Тхун Ин.

Глаза Ко Чо Ва налились кровью, но природная выдержка одержала верх, и он с улыбкой продолжал увещевать Тхун Ина.

— Долг так или иначе возвращать придется. За что же отец станет тебя ругать!

Ко Чо Ва родился в Китае, но всю жизнь прожил в Бирме. Он великолепно ориентировался в обстановке, знал бирманский народ и к тому же был ловким и хитрым дельцом. Кроме законной жены-китаянки, у него было еще несколько незаконных — бирманок. С крестьянами он разговаривал вкрадчивым голосом, и это помогало ему драть с них еще более высокие проценты. И сейчас, беседуя с Тхун Ином, он испытывал известное раздражение, тем не менее говорил сдержанно, даже ласково, стремясь произвести впечатление человека объективного, готового пренебречь своими интересами.

— Время сейчас тревожное. Ты ведь знаешь, в Таравади восстание. Ты бросишь все, убежишь, и рис твой пропадет. А если он будет храниться в моем амбаре, он останется в целости и сохранности.

Тут снова вмешалась Твей Мей:

— Ты воображаешь, что восставшие станут защищать твои интересы. Как бы не так! Восстали-то крестьяне против вас, живодеров. Поэтому рис лучше сохранится в амбаре бедного крестьянина, а не богатого ростовщика или помещика.

— Где ты набралась таких премудростей? — спросил Ко Чо Ва с деланной улыбкой. — За сколько Тхун Ин нанял тебя в адвокаты? — сказал он полушутливым тоном. Но, сообразив, что его доводы неубедительны, продолжал уже с глубокомысленным видом:

— В твоих словах, конечно, есть резон. Но долго хранить рис у себя в амбаре я не собираюсь. Его нужно немедленно продать — и дело с концом. Деньги доставляют значительно меньше хлопот, чем товар. Но при любых обстоятельствах вам все же лучше выплатить хоть часть долга. Долг меньше — и жить станет легче. А оставшуюся долю я и простить могу. К тому же в следующий раз вам легче будет взаймы брать.

— Все это верно, но без отца я ничего сделать не могу. Вот придет он — с ним и разговаривайте.

Ко Чо Ва хорошо знал нрав У Аун Бана и Тхун Ина и поэтому решил больше не настаивать.

— Ну, ладно. Подожду возвращения У Аун Бана. А ты побыстрей заканчивай уборку.

На этом разговор окончился, и Ко Чо Ва со своим молчаливым спутником удалились.

— Вот видишь, какие у нас дела, Твей Мей. Если отдать все долги — есть будет нечего. Какой тут может быть разговор о женитьбе!

— Я же тебе сказала, что деньги — не твоя печаль. А после восстания вряд ли кто-нибудь из нас вернется в свою деревню. Да и долги скорее всего платить будет некому.

Она словно читала его мысли, но Тхун Ин знал одно: как бы она его ни умоляла, согласиться на ее предложение он не может! И хотя Твей Мей очень нравилась Тхун Ину, ибо внешностью своей, смелостью и умением поговорить (даже Ко Чо Ва заметил, как она остра на язык) во много раз превосходила Эй Хмьин, и сердце его больше стремилось к Твей Мей, но перед его мысленным взором неотступно стояло печальное лицо его суженой, а в ушах глухо звучал ее тревожный голос: «Если ты меня оставишь, не будет мне жизни на этой земле».