Нас не сломить

Женщины молчали.

— Что слышно об отце? — спросил он, словно с первым вопросом было покончено.

— Ничего мы не знаем. Куда его увезли, где его искать… Вот если бы ты был тут…

— …то все равно ничем бы не смог помочь. Сила пока на их стороне. Но придет время, и они ответят за все наши муки. — Голос Тхун Ина задрожал.

Эй Хмьин подняла голову и внимательно взглянула на мужа. Как он изменился за последнее время! На заросшем щетиной, осунувшемся лице выступали острые скулы, глаза сверкали, словно в лихорадке, губы потрескались. «Уж не болен ли он», — мелькнула у нее мысль. А ведь еще совсем недавно он казался ей сказочным принцем. Глядя на его угрюмое и озадаченное, но мужественное лицо, Эй Хмьин поняла, что нет средства заставить его признать себя побежденным.

— Ну, как, сестренка, совсем измучилась тут? — спросил он, гладя Лоун Тин по спине. Девушка горько заплакала. Вслед за ней разрыдалась и мать.

— Разве вы не понимаете, что лучше умереть за общее благо, чем терпеть унижения, голод, издевательства и знать, что этому конца не будет. Неужели вы не понимаете, что изменить нашу жизнь можно, только принеся себя в жертву.

Женщины продолжали плакать.

— Да прекратите вы! Я ведь еще жив! И даже если я погибну, плакать не надо. Я горжусь тем, что мне посчастливилось сражаться против угнетателей. Постараться не уронить чувство собственного достоинства — долг каждого порядочного человека.

Но успокоить женщин ему не удалось.

— Эй Хмьин, мне надо обязательно выспаться, — обратился он к жене. — Разбуди меня до восхода солнца.

Тхун Ин так устал, что, едва прислонив голову к подушке, тотчас уснул. Женщины сидели, не спуская с него глаз, охая, плача, вздыхая.

— Его переубедить невозможно, — сокрушалась Лоун Тин.

— Весь в отца. Тот тоже всегда настоит на своем, — вторила ей мать.

— Но должен же он понять, что мне скоро рожать? Я не представляю, как я буду без него, — жаловалась Эй Хмьин.

— Попробуй его уговорить. Он ведь в конце концов твой муж.

— Я пробовала.

— Несчастные мы. Было в доме двое мужчин, а теперь ни одного не осталось. Один в тюрьму угодил, другой по лесам скитается, — снова запричитала мать.

— Ложитесь спать. Я посижу возле него, — сказала Эй Хмьин. Она присела у изголовья Тхун Ина и горячими, полными слез глазами неотрывно смотрела на лицо спящего. Она сердцем ощутила владевшую им до крайности безысходную тоску, и слезы снова покатились у нее по щекам.

Вскоре поднялась До Ин Нвей.

— Вставай, Тхун Ин. — Эй Хмьин легким движением прикоснулась к плечу мужа. — Пора.

Тхун Ин порывисто вскочил на ноги.

— Возьми, сынок, — сказала мать, протягивая ему сверток с едой.

Тхун Ин положил сверток за пазуху, оглядел всех воспаленными глазами и вышел на улицу. Моросил дождь. Женщины смотрели ему вслед, пока он не скрылся за деревьями.

XVIII

Таков в этом краю сезон дождей. Моросящий дождь сменяется ливнем, затем на секунду проглядывает солнце и снова дождь, а то и гроза. Вот и сейчас бушевала гроза. Слышались раскаты грома, шум дождя и завывания ветра. Но в гостиной Со Я Чо было тепло и уютно. Несколько полицейских во главе с инспектором полиции и сам староста весело и приятно проводили время за бутылкой рисовой водки.

Но Тейн Хла лежала ничком на кровати, зажав уши руками. Она ненавидела эти постоянные пьянки и полицейских, отнявших у нее любимого человека.

До вечера было еще далеко, но в комнате стоял мрак. Гроза, бушевавшая за стенами дома, наводила на нее еще большую тоску. В мыслях она снова и снова возвращалась к тому ужасному дню, когда у них в доме полицейские схватили Ко Со Твея. Она перебирала в памяти мельчайшие подробности, пытаясь понять, как и когда отец сумел предупредить полицейских. Когда пришел Ко Со Твей, она, как обычно, заварила чай и собиралась уже его подать. Тут к ней приблизился отец и велел немедля удалиться в верхнюю комнату. Не смея ослушаться отца, она тем не менее задержалась на лестнице и видела, как почти тотчас же в дом вошли полицейские и увели Ко Со Твея. Сердце ее сжималось от боли. Она с нежностью вспоминала их мимолетные встречи. Теперь она твердо знала, что любит его.

Ее не пугало, что Ко Со Твей был намного старше ее. Она попросту не замечала этой разницы в возрасте. Он был для нее воплощением красоты, смелости, чистой и здоровой мужской силы.

В тот раз, когда он обнял и поцеловал ее, она ощутила тепло его большого крепкого тела. Ей показалось, что это тепло проникло в нее и охватило ее сердце.

Сегодня, как только в доме появились гости, Но Тейн Хла укрылась в спальне и не выходила оттуда. От пьяных криков и шума грозы у нее разболелась голова. Она погрузилась в тяжелый сон. Пробудилась она от удивительной тишины, царившей вокруг. Открыла ставню. Дождь прекратился, выглянуло солнце. Вдруг она увидела, что ее отец и несколько полицейских ведут к дому молодого парня. Она узнала в нем Со Маун Та. Но Тейн Хла поспешно отпрянула от окна. Хлопнула дверь.

— Ты ведь дружок Ко Со Твея, не так ли? — донеслось снизу.

Со Маун Та молчал.

— Ах ты, негодяй, будешь отвечать или нет?! — заорал полицейский инспектор.

— Да… да… — дрожащим от испуга голосом ответил Со Маун Та.

— Ты сдал только двустволку. А куда припрятал остальное?

— Я ничего не прятал. У меня было только одно ружье. Я сдал его старосте.

— Не лги. Нам известно, что у повстанцев было много оружия.

— У меня больше ничего нет.

— Раз ты отказываешься говорить сам, мы тебя заставим. Ребята, приступайте! — приказал староста полицейским. Послышались глухие удары.

Сердце Но Тейн Хла отчаянно билось. Она прижалась лицом к двери и замерла.

— Будешь говорить? — продолжал орать инспектор.

— Я все сказал. У меня никакого оружия больше нет.

— До чего же ты упрям, однако, — и, обращаясь к помощникам, инспектор приказал, — выбейте-ка из него эту дурь.

Удары, крики, стоны возобновились.

— Со Маун Та, зачем ты упрямишься? Признайся во всем! — услышала она елейный голос отца.

— Мне не в чем признаваться. Я сказал все.

— Как хочешь. Тогда мы тебя арестуем.

— Я говорю правду.

— Заткнись! Взять его!

— Прошу вас, не сажайте меня в тюрьму, — умолял Со Маун Та.

— Если не хочешь в тюрьму, давай сто джа, — потребовал инспектор полиции.

— У меня нет таких денег.

— Нет так нет. Уведите его. Он мне надоел.

— Ста джа у него действительно нет, но пятьдесят наверняка наберется, — вступился за парня староста.

— Ну ладно. Раз сам староста просит, согласен и на пятьдесят.

— Но у меня и пятидесяти нет.

— Все. Разговор окончен.

— Ну и болван же ты, Со Маун Та. Неужели не можешь достать пятьдесят джа? — журил его староста. — Ступай к отцу и скажи, чтобы он продал мне за пятьдесят джа одного буйвола.

Но Тейн Хла слышала, как все ушли. Ее потрясла сцена, свидетельницей которой она невольно стала. Возмущенная до глубины души тем, как у несчастного крестьянина государственные чиновники вымогали деньги, как пытался его обобрать ее собственный отец, она весь день не находила себе места. В ушах у нее стояли крики и стоны несчастного Со Маун Та, и она содрогалась при мысли о том, что где-то таким же пыткам подвергается ее Ко Со Твей. А к вечеру отец Со Маун Та привел рабочего буйвола и вручил его старосте. Буйвол был крепким, молодым и стоил по меньшей мере сто джа. И девушка поняла, что и ее некогда горячо любимый и уважаемый ею отец не прочь нажиться за счет несчастных крестьян. Она также поняла, что, выдавая Со Маун Та властям, Со Я Чо руководствовался еще и слепой ненавистью к Ко Со Твею.