Нас не сломить

Несмотря на то что почти все крестьянские руководители волости Пхаунджи сдались властям, обыски и облавы в деревнях не прекращались. Полицейские, пользуясь удобным случаем, выжимали последние пья из участников восстания, их родственников и всех, кто был с ними связан. Особенно подло изощрялись старосты. Полицейские подвергали истязаниям именно тех, на кого те указывали.

Вскоре после того, как Ко Хла Саун, Ко Шве Чо и Ко Нан Чо вернулись домой, их обвинили в убийствах, грабежах, вооруженном сопротивлении властям и арестовали. Но, к удивлению многих, Ко Чо Та из Оунхнепина не только не был арестован, но более того — был назначен старостой своей деревни. Эта честь была ему оказана за то чудовищное предательство, которое он допустил по отношению к своим товарищам. Будучи посвящен во все планы руководителей крестьянского восстания, он систематически информировал о них полицию.

Узнав о вероломстве Ко Чо Та, Тхун Ин пришел в неописуемую ярость. Он решил во что бы то ни стало рассчитаться с подлым изменником. Ко Чо Та, понимая, что рано или поздно его ждет возмездие, жил в постоянном страхе. Он всегда носил при себе оружие и без телохранителей шага не делал. Тхун Ин неоднократно пытался встретиться с ним один на один, но это ему не удавалось.

Яркое солнце показалось на безоблачном небе.

До Ин Нвей, Лоун Тин и Эй Хмьин сидели за завтраком, когда в дом ворвались полицейские.

— Ты жена У Аун Бана? — грубо спросил До Ин Нвей инспектор полиции.

— Да, — дрожа всем телом, ответила женщина.

— Где твой сын?

— Я не знаю.

— Как же ты можешь не знать, если даже нам известно, что он бывает здесь почти ежедневно.

— Я не знаю, где он, — твердо повторила До Ин Нвей.

— Я смотрю, тебе жизнь надоела! — грозно изрек инспектор, приставив дуло пистолета к виску бедной старухи.

— Откуда мы можем знать, где Тхун Ин. Он и от нас это скрывает, — вступила в разговор Эй Хмьин.

— А ты, насколько я понимаю, жена этого бандита?

Эй Хмьин молчала.

— Отвечай, когда тебя спрашивает инспектор полиции, — неистового заорал полицейский и ударил ее ногой.

— Да, я его жена, — ответила она, гордо подняв голову и с трудом сдерживая охватившую ее ярость.

— Вот ты какая! По всему видно, под стать своему мужу! Раз ты его жена, тебе лучше других должно быть известно, где он скрывается, — настаивал инспектор.

— Ничего я не знаю.

— Надеюсь, он приходит к тебе по ночам? — съязвил полицейский.

— Как вам не стыдно! — вспылила, смутившись, Лоун Тин.

— Какая стыдливая нашлась. А ты кто? Его сестра? Может быть, ты знаешь, где твой брат? — переключился инспектор на бедную Лоун Тин. Та молчала.

— Отвечай! Где он?

— Не знаю, — робко ответила девушка.

— Я тебя по-хорошему спрашиваю. Будешь отпираться — заберем с собой, — пригрозил инспектор.

— Кто его знает, где он прячется. Он же нам ничего не говорит, — ответила вместо дочери До Ин Нвей. Ее полные слез глаза смотрели на полицейского с мольбой.

— Нам известно, что твой сын сюда приходит. Значит, вы знаете, где он обретается.

— Он здесь не бывает, — решительно возразила Эй Хмьин.

— Заткнись! — крикнул ей инспектор и, внезапно смягчась, обратился к Лоун Тин:

— Тебя как звать?

— Вы присаживайтесь, — засуетилась До Ин Нвей, приглашая полицейских сесть на циновку.

— Нам некогда здесь рассиживаться. Собирайтесь, пойдете с нами.

— Куда? Зачем? — испугалась До Ин Нвей.

— Вы ведь здесь не желаете отвечать. Может, в другом месте у вас языки развяжутся!

— За что вы нас хотите арестовать?

— За укрывательство преступника.

— Мы никого не укрываем. Мы действительно ничего не знаем! — Губы До Ин Нвей дрожали.

— Хватит болтать! Пошли!

— Но вы не имеете права. Мы ничего дурного не совершили, — запротестовала Эй Хмьин.

— Попридержи язык! — полицейский замахнулся на нее прикладом.

Несчастных женщин выволокли из дома и погнали по улице. Жители деревни молча провожали их взглядом, но вступиться за них никто не осмелился. Подобные сцены теперь стали в волости обычным явлением. При полном попустительстве властей старосты, помещики, ростовщики, местные богатеи творили произвол и жестоко мстили всем, кто участвовал в восстании или просто осмеливался выразить по какому-либо поводу недовольство. А помогали им в этом гнусном деле полицейские. Помещик Ко Чо Ва тоже был рад любому случаю отыграться за прошлые обиды. Недавно, к великому удивлению всех окружающих и огорчению Тхун Ина, его шестой по счету женой сделалась Твей Мей. Снедаемая ненавистью к Тхун Ину, который предпочел другую, она задалась целью жестоко отомстить ему за это, а лучшего исполнителя ее коварных замыслов, чем Ко Чо Ва, невозможно было найти. Точно рассчитав, что самым тяжким испытанием для Тхун Ина будет любая неприятность, причиненная его матери, жене и сестре, Твей Мей приступила к действию. Сейчас она торжествовала победу, с ненавистью глядя на свою соперницу. Лишившись возлюбленного, она решилась на отчаянный шаг — стала женой старика Ко Чо Ва — только для того, чтобы утешить свою попранную гордость местью. Староста деревни Вачаун держался подальше от полиции и не принимал участия в преследовании галонов. Но его «упущения» с лихвой восполнял Ко Чо Ва. Распоясавшийся негодяй самым изощренным образом притеснял крестьян. Они жили в постоянном страхе перед ним и безропотно выполняли все его приказания. Теперь он сторицей восполнил все то, чего лишился во время восстания. В своем доме он основал притон для любителей азартных игр, опиума и спиртного и извлекал из этого предприятия огромные прибыли. Он скупал золото, ссужал деньги картежникам, алкоголикам и курильщикам опиума под большие проценты. Полицейских же умасливал взятками, и то смотрели сквозь пальцы на его махинации. Английские власти намеренно поощряли подлецов, подобных Ко Чо Ва, понимая, что деморализация народа — лучшее средство против его сплочения.

XIX

Тускло мерцали на небе звезды, скрытые густым слоем облаков.

С винтовкой за спиной шагал по меже Тхун Ин, не внемля дружному лягушачьему хору, доносившемуся с рисовых полей. Мысли о матери, жене, сестре не покидали его. Он тяжело переживал разлуку с семьей и как неповторимый, прекрасный сон вспоминал немногие дни, прожитые с Эй Хмьин. «Кончилось для меня семейное счастье», — думал он с грустью.

Приближалось время появления на свет его первенца. Мать уверяла, что они полностью готовы к этому событию. Как там у них сейчас? Все ли нормально? Кто родится — сын или дочь? Он был уверен, что сын. И если действительно родится сын, надо наказать жене, чтобы воспитала его смелым и закаленным, способным, подобно деду и отцу, стать активным борцом за свободу своей родины.

Тхун Ин пересек поле и, достигнув леса, с видимым облегчением двинулся по хорошо знакомой тропинке, которая вела в родную деревню. Тишина, все более глубокая по мере того, как сгущались сумерки, обступала его со всех сторон. На околице он остановился и прислушался. Ни звука, ни огонька. Скрываясь в тени деревьев, он направился к своему дому. Он никогда не забывал о том, что отца схватили именно в тот момент, когда он шел к семье, и сейчас, крепко сжимая винтовку, он поминутно оглядывался.

«То же может повториться и со мной, — думал он, — но отца схватили потому, что он был безоружен, у меня же есть винтовка, и я так просто в руки им не дамся». В соседнем дворе громко залаяла собака. Теперь он мысленно проклинал всех собак на свете. А ведь в детстве он так любил их. Считается, что все темные дела вершатся ночью, что ночь — покровительница бандитов. Нынче ночь стала верным другом Тхун Ина.

— Эй Хмьин! — шепнул он, сопровождая свой зов легким щелчком в стенку.

— Эй Хмьин! — позвал он более громко. Ответа не последовало.

— Мама! Лоун Тин! — В доме было тихо. «Ишь как разоспались! — подумал он. — Из-за них я разбужу всю деревню».

Какое-то необъяснимое тревожное предчувствие сжало ему сердце.

— Эй Хмьин! — почти крикнул он, забыв об осторожности и барабаня рукой по стене. Наконец в доме послышалось какое-то движение. Чиркнула спичка, распахнулась дверь.

— У Ба, что ты тут делаешь? — удивился Тхун Ин, увидев старика-соседа, вышедшего ему навстречу. — А мои где?

— Их увели полицейские.