Наш человек на небе
Шрифт:
Он не стал дожимать Вейдера в палате, выпытывать какие-то подробности: мало ли, что наболтает человек, выходящий из-под наркоза? И ведь потом возненавидит тебя; возненавидит не собственную болезненную откровенность — но того, кто воспользовался ею.
Теперь, когда Вейдер, — неожиданно быстро, словно питала его некая внешняя сила, — окреп, стоило попробовать заострить общение. Глядишь, и проговорится в запале спора о чём-то важном, но проговорится уже «расчётно».
– Вот распределение, — сказал Берия, выкладывая на стол бумаги. — Вот расчётное, согласно теории надёжности. А вот фактическое — плюс-минус равномерное, ничего общего с ожидаемым. Хорошо ли Вам видно? Иосиф Виссарионович чётко понимал, что
– поскольку...
Сталин снова и снова задумывался о том интересе, который проявили пришельцы к ничем, строго говоря, не примечательной личности товарища Половинкина. Ведь больше внимания проявляют, чем к заслуженным генералам. Первый контакт, контакт непростой, нервы сторон оголены — но Старкиллер сам настаивает на отправке Половинкина на «Палач». А Вейдер соглашается с лёгкостью необычайной и необоснованной, как будто впустить представителя чужого командования на свой флагман есть поступок вполне естественный и очевидный.
Попытка вербовки.
Необычайно уважительное отношение штурмовиков.
Мнение «того самого» Мясникова, наконец.
...Если только обоснование не лежит где-то вне логической плоскости. Если существует некий признак, который переводит сержантика госбезопасности в разряд «достойных»... но какой? Впрочем, для того, чтобы эффективно использовать построенную классификацию, не обязательно владеть её критерием.
Они помешаны на своих теократических идефиксах, на культе «силы»... и безапелляционно называют Половинкина «падаваном» Сталина — что бы ни означало это понятие.
– Есть мнение, — сказал Сталин, пресекая вялый спор, — что возникшие на «Палаче» проблемы связаны с отсутствием на борту именно Вас, лорд Вейдер. И Вашего падавана. Эффективная работа нуждается в эффективном управлении. А эффективное управление в подобных вопросах неизбежно опирается на силу.
Тёмная фигура напротив не шелохнулась, лишь дрогнули и сжались чёрные кулаки; Сталин почувствовал, что попал в точку. В мире, откуда пришёл Вейдер, понимание сопромата, теории вероятностей, формальной логики и функционального анализа не значило ничего — весь интеллектуальный аппарат вполне удавалось заменить знанием терминов «падаван» или «сила».
Видимо, для них это что-то вроде церковного канона. Не так уж важно, понимаешь ли ты суть религии, которую исповедуешь — лишь бы звучали «правильные» термины.
Вполне стандартная ситуация и на Земле; в некоторых наиболее деградировавших культурах понимание чего бы то ни было и вовсе не требуется — для создания впечатления авторитета достаточно как можно громче верещать о своём «знании канона».
– Я вернусь на «Палач»... — начал было Вейдер, но Сталин прервал его:
– Нет. Господин Старкиллер находится на Земле, в расположении нашего штаба. Правильно ли я понимаю, что его сила нужна для защиты упавшего в Белоруссии летательного аппарата?
– Да, — признал Вейдер.
– Тогда будет справедливо, если на корабль отправится мой падаван, товарищ Половинкин. Его силы будет достаточно, чтобы разобраться с мелкими проблемами.
Несмотря на чудовищную рабочую загрузку, он не мог позволить себе отпустить Вейдера на орбиту: слишком долго шёл к нему этот чёрный человек, слишком долго нёс на Землю свой странный мир. Отпустить его, порвать тонкую ниточку понимания между ними — теперь казалось уже немыслимым. И всё это время Вейдер как будто ждал чего-то —
какого-то секретного слова, пароля, означающего: я свой, мы одной крови, ты и я. Кажется, теперь Сталин начинал говорить на языке собеседника.«В конечном итоге», подумал Иосиф Виссарионович, вслушиваясь в тяжёлое дыхание союзника, «он такой же, как мы. Только без… только в скафандре.»
– До сих пор совместные усилия наших сторон были направлены на обеспечение безопасности «Разбойной тени», — сказал Сталин. — Теперь обстоятельства требуют поднять «Разбойную тень» в ближайшее время.
– Я сделаю это, — отозвался инопланетянин.
– Те же обстоятельства вынуждают меня предпринимать шаги для обеспечения эффективного ведения боевых действий. Интересы наших сторон полностью совпадают, лорд Вейдер. Мы не можем позволить себе уступить силе захватчиков.
– В чём причина конфликта? — пророкотал Вейдер после продолжительного молчания.
«Ну неужели», подумал Сталин, «второе лицо Империи наконец-то заинтересовалось политикой.»
– Мы предоставим Вам все соответствующие материалы, — сказал он вслух, указывая мундштуком нераскуренной трубки на коробку с подготовленными документами.
Там ждал своего часа Генеральный план «Ост» — план геноцида, приуготовленного просвещённой Европой для славянских дикарей; дикарей, посмевших мечтать о человеческой жизни. Сталин до сих пор не мог определиться со временем и способом обнародования документов — да и с необходимостью их обнародования.
Да, знание подлинных немецких намерений поднимет боевой дух Советского народа — но боевой дух Советского народа сейчас и без того высок как никогда. Да, опубликование плана «Ост» позволило бы развернуть мощную пропагандистскую кампанию на Западе — но Гитлера больше нет, а новое руководство рейха легко открестится от его одиозной фигуры. Судоплатов и без того бил тревогу: дипломатический обмен между Германией и САСШ усилился в несколько раз.
Вот опубликуешь — а Геббельс с Риббентропом завизжат: «Это не мы! это он, проклятый, всё он, Гитлер! А с нами дружить — можно!..» А ведь в штатах нацистские парады проходили регулярно, аж до 1939 года, то в Нью- Йорке, то ещё где. И по идеологии принципиальных различий нет: тот же капитализм, та же расовая дискриминация, только по отношению к другой группе. Да и финансовый капитал — в руках одних и тех же семей... разве что в Германии он сейчас чуть больше подчинён промышленному. За какую ниточку ни потяни — результат слабо предсказуем. Как всегда: основное значение имели не отдельные элементы мозаики, но способ их соединения.
Кто знает, вдруг и в его отношениях с Вейдером важен не сам Вейдер, — и не Сталин, — а некая внешняя по отношению к ним обоим сила?.. Иосиф Виссарионович раздражённо огладил усы.
Сила не сила, а насущные проблемы решать именно ему. Ту же «Тень» — надо поднимать немедленно. Он перевёл взгляд на Вейдера, но прежде, чем успел что-то произнести, инопланетный командующий рывком поднялся из-за стола, пошипел диффузором и веско прогромыхал:
– Я немедленно отправлюсь на место крушения и займусь этим лично. Лорд Половинкин отправится на «Палач».
«Здравствуй, дорогой дедушка!» — аккуратно вывел Коля химическим карандашом. Почерк свой он не очень-то любил и в важных документах старался писать печатными буквами.
«Решил вот написать тебе несколько строк, чтобы поделиться с тобой и разделить вместе ту радость и счастье, которые мне выпали сегодня. Сегодня товарищ Сталин решил послать меня в космос...»
Коля спохватился, перечитал написанное. Вздохнул, скомкал лист и затолкал в чугунную пепельницу — к трём предыдущим попыткам. Никак не получалось написать такое письмо, чтоб и душевно, и государственную тайну не раскрыть, и в то же время... ну, чтоб если что — не стыдно было вроде духовного завещания огласить.