Нашествие гениев

— Ты и правда думаешь, что она не попросит его помощи? Сомневаюсь, что Бёздей согласится, но не попросить она не сможет.

Я застонала и шандарахнулась лбом о дверь ванны. Эх, жизнь моя жестянка, да ну ее в болото!

— Пойдем, — сказал Майл и потащил меня в спальню. — Не стоит вышибать лбом двери: они нам еще пригодятся…

====== 27) «История ошибок» или «Игра началась» ======

Когда мы с Дживасом заползли в мою спальню, он захлопнул дверь, упал на койко-место, которое не собиралось в принципе (о да, диван у меня всегда был разложен и только накрывался пледом, ибо я ленива до безобразия), и, похлопав по матрасу рядом с собой, заявил:

— Вещай, я слушаю.

Я фыркнула, упала рядом с геймером, забралась на диван с ногами и умостырилась полусидя-полулежа у спинки. Подтянув колени к груди, я спросила:

— И с чего начать?

— Начни с начала, — хмыкнула эта пакость. Кстати, он не курил, что примечательно. Бережет мое здоровье с того самого памятного дня с моими заплывами…

— Ладно, — тяжко вздохнула я и, глядя в стену, начала вещать: — Ну, я занималась кен-до с самого детства. Отец меня отдал в секцию дзюдо, по совету дяди, когда я еще совсем маленькая была, а потом в нашем городе открылась секция кен-до, и я в нее перешла. По своему желанию, кстати. Нашим тренером был японец, он переехал в наш город с семьей. Эмигрант, прямо как вы, — я фыркнула и продолжила рассказ: — Он нас учил не сдаваться и идти всегда до конца, но говорил, что путь воина — это путь осмысления и познания себя и окружающего мира. Он учил нас Бусидо, учил не бояться смерти. А еще он учил нас слушать и слышать. Я начала выступать на соревнованиях, но дважды занимала второе место, а потом он поговорил со мной и вправил мозги. Все дело было в том, — я горестно вздохнула, — что я боялась причинить людям вред. Когда он объяснил мне, что они идут на соревнования, зная, что возможны травмы, и принимая это, я начала драться уверенно, и пять лет назад первый раз взяла титул чемпиона нашей области. На чемпионат России я ехать отказалась, мне это было ни к чему, о международных первенствах я не мечтала и вообще к наградам относилась пофигистично. Мастер это одобрял и поддерживал меня: он считал, что мое «бессребреничество» в этом отношении похвально — ему тоже было наплевать, получит его школа подобные заслуги или нет. Но через год меня нашел он. Человек, который занимался тем, что устраивал подпольные бои по кен-до, — я нахмурилась. Голос задрожал, и я начала сжимать покрывало, а Дживас пересел ближе ко мне и тихо сказал:

— Расскажи. Я должен знать.

Я тяжело вздохнула и продолжила повествование:

— Ну а чего рассказывать? Он увидел меня на чемпионате области, решил, что я его добыча, и захотел меня захапать в свои подчиненные. Он выставлял лучших бойцов, у них ведь процветает тотализатор, и он привык побеждать. Ему, как устроителю, идет нехилая часть денег, но тот, чей боец выигрывает, получает самый большой куш. Ему нужно было выигрывать, и он захотел сделать меня своим бойцом. Ясен черт, я послала его в пустыню осоку искать, но он поступил по-хитрому. У отца как раз был кризис, в бизнесе были нелады. И он предложил ему денег. А мой отец… — я сжала покрывало так, что аж костяшки пальцев побелели. — Он взял деньги и уговорил меня пойти на эти соревнования. Мама не была в курсе — она вообще не знала, что отцу это предложили, но, думаю, ей было бы по барабану, что со мной может произойти, и она бы отца поддержала.

Я чуть не расплакалась, вспоминая предательство отца, но сдержалась, а Дживас вдруг накрыл мою ладонь своей и тихо сказал:

— Не все предают, Маша. Не все.

Я слабо улыбнулась. Да уж, ни он, ни Михаэль, ни Найт, ни, естественно, Юля на предательство не способны. Подумав об этом, я немного успокоилась и продолжила рассказ, сверля взглядом покрывало:

— Короче говоря, я согласилась драться на подпольных боях по кен-до. Если бы это были смешанные бои, я отказалась бы сразу — там очень часто бывают летальные исходы поединков. В боях по кен-до такого нет, и народ не совсем уж шизанутый, потому я согласилась и стала чемпионом. Он был рад до безобразия: конечно, отхапал такой куш! Ведь я была «темной лошадкой», никто не знал меня, и на предварительных соревнованиях весь год я не участвовала. Просто подпольные бои ведутся по двум схемам. Первая — чемпионат, и весь год идут отборочные бои, призванные выявить сильнейших, но у организатора есть право выставить одного бойца прямо в финал. Такое обычно не приветствуется, но ему было наплевать — он хотел сорвать банк, и он его сорвал: на анорексичную девчушку никто не ставил. В результате мне достался титул, ему — бабки. Вторая схема — это договорные бои, когда сражаются не за титул, а за банк, за ставки, сделанные посетителями, и вот там-то жестокость процветает, а потому я отказалась в них участвовать, даже несмотря на уговоры отца. В результате он согласился, что я не буду в них участвовать, но уговорил меня подписать контракт на следующий год. В результате я и на следующем чемпионате завоевала титул, так же, как и на чемпионате области, а затем, год назад, я выступила в последний раз. Титул стал моим, но после этого произошло неприятное событие, и я решила, что ухожу из спорта. Вообще.

Я замолчала, стараясь подавить рыдания. Ладонь Дживаса уже не помогала — хотелось выть от безысходности, вспоминая то, что произошло после чемпионата… И тут Майл прошептал:

— Можешь не рассказывать. Это ведь не главное в истории с этим человеком. Ты не готова. Не нужно.

— Спасибо, — пробормотала я и хлюпнула носом.

Дживас выудил из-под подушки мой носовой платок (и как он узнал, что я его там держу?) и протянул мне. Я кивнула, высморкалась, совершенно не стесняясь его присутствия, и запрятала платок обратно, а Майл скинул башмаки (прикиньте, роскошь!) и уселся рядом со мной, тоже притянув колени к груди. Моя ладонь была нагло им заграбастана, и он, осторожно ее сжимая, спросил:

— Что было дальше?

— Дальше… — я горько усмехнулась. — А дальше начался кошмар. Я ушла из клуба, отказалась от его соревнований, бросила меч. Он же начал меня доставать, постоянно названивая и прося вернуться. Я его послала, тогда его люди меня выкрали и привезли к нему. Он повел меня в какую-то комнату, там не было мебели, но стена напротив входа была завешана моими фотографиями с боев… — я шмыгнула носом и вновь стала обладательницей носового платка. — Там были надписи. «Темная Королева» — это прозвище он мне придумал для боев. Мы ведь не называли своих имен, и все пользовались кличками. Эту он мне придумал, хотя она мне и не нравилась. Я другую кличку хотела…

Я замолчала, а Дживас вдруг ни с того ни с сего вопросил:

— А какую кличку ты хотела?

Я усмехнулась. Да уж, вряд ли он поймет, ну да ладно.

— Я хотела взять кличку «Хранитель Дождя». Самонадеянно, да. Ну и что? Ведь я всегда восхищалась Скуало, Вторым Императором Мечей, Хранителем Дождя Варии.

— Это тем беловолосым, которого ты косплеила? — усмехнулся Майл, и я кивнула.

— Ага. Он классный. И он упертый, как баран, — мне это нравится. Его не сдвинуть. А еще он самоотверженный. И он человек чести. Правда, он иногда перебарщивает — заносит его, и это минус. Он отрубил себе кисть левой руки, чтобы понять Первого Императора Мечей, человека с тем же увечьем, его стиль боя, его душу. Скуало очень упрямый, он всегда идет до конца, и не смотря на «заносы» он очень верный и храбрый. Я хотела быть на него похожей, и знаешь… Когда я беру меч, то думаю, что не должна его подвести, и это придает мне сил. Дура я, да?

— Нет, — пожал плечами Майл. — Ты искала поддержки у персонажа аниме, но какая разница, у кого ее искать: у реально существующего человека или у вымышленного персонажа? Главное, чтобы мысли о нем подбадривали, давали силы двигаться вперед. Если его философия помогала тебе сражаться, не глупо и не смешно думать о нем, ведь он и правда помогал тебе, давал силы. Я вот перед принятием сложного решения всегда играю в приставку — это успокаивает, позволяет сосредоточиться, а еще дает веру в собственные силы — я ведь почти никогда не проигрываю.

— Не скромничай, — фыркнула я. — Ты когда последний раз проигрывал-то?

— Не поверишь, — усмехнулся Майл. — В тот день, когда очнулся здесь. У меня тогда шок был, не мог на игре сосредоточиться.

— А до этого?

— Не помню, еще в приюте, — пожал плечами хакер с пофигистичным видом.

— Вот! — я подняла указательный палец к потолку и назидательно сказала: — Ты не проигрываешь. Так что метод очень хороший. А тот проигрыш — это из-за нервов. Такое любого из седла вышибет. Даже L, и то растерялся.

Дживас фыркнул, а я слабо улыбнулась, но он тут же разрушил идиллию вопросом:

— Что было дальше?

Я закатила глаза и продолжила рассказ:

— А дальше ничего не было. Он показывал эту комнату, рассказывал о каждой фотографии. Он помнил, когда сделал каждую из них! Мне стало страшно — нам в институте говорили, что это паранойяльные проявления, навязчивые идеи. Он прямо «алтарь славы» какой-то создал! Там были надписи и даже стихи на тему того, какой я гениальный воин, как я ему необходима, что он готов мир к моим ногам положить, и прочая байда. Я испугалась. Реально испугалась. Он втирал мне, что я должна продолжить выступления, потому что «великая Темная Королева не может не сражаться! Ей нужна кровь и боль!» Я сказала, что он псих, и боль мне не нужна, а он спросил, что же мне нужно, и выдвинул теорию, что мне нужна любовь. Ясное дело, я ответила, что и то, и другое мне до фонаря, а нужен мне только покой, тогда он рассмеялся и сказал, что я не смогу жить без меча и без любви, а я сказала, что он идиот. Тогда он предложил договор: он не трогает меня, и я живу тихо-мирно, а я в обмен не должна нарушать пункты договора. Первое: я не должна любить. Второе: не должна хотеть причинить человеку боль и причинять ее. Третье: не должна искать славы. Четвертое: не должна искать материальных благ в большом количестве, то есть срывать куш. Конечно, там не было конкретики, и договор был довольно расплывчатый, но смысл был: «Нарушишь условия — вернешься на работу». Я согласилась, и мы подписали бумаги.

Я полезла в ящик стола, перегнувшись через явно удивленного Майла, благо, стол был рядом с диваном, и выудила из ящика договор. Дживас внимательно его прочел и нахмурился, а я уселась на свое законное место, обняв колени руками, и спросила:

— Что скажешь?

— Пока ничего, — хмуро ответил он. — Что было дальше?

— Мой отец к тому времени из долгов выбрался и «позволил» мне не участвовать в подпольных боях, — пожала плечами я. — Этот тип согласился меня не трогать, пока я не нарушу договор, а я его нарушать и не собиралась: деньги и слава меня никогда не волновали, любить я не хотела, а злобной маньячкой никогда не являлась. Но он считал иначе, и когда я поставила подпись, сказал, что я скоро к нему вернусь. На меня постоянно нападали: то гопники, то в институте отморозки местные, но я никогда не проявляла жестокость и всегда мои удары были направлены лишь на то, чтобы обезвредить противника — максимально быстро и с минимумом жестокости. Также пару раз меня начинали «окучивать» дельцы с предложениями сорвать банк, но я их посылала. Что примечательно, в любви мне никто «подосланный» не признавался: наверное, он понимал, что это бесполезно. Вот только сейчас он позвонил и сказал, что у него есть фото моего боя с Бёздеем, где я нанесла ему ранение, и что он знает, что я влюбилась, — я фыркнула. — Вот и все. Он говорит, что я нарушила договор и должна вернуться. А я не вернусь. Но он угрожает рассказать всем, что я живу с четырьмя мужчинами и… о том, что тогда случилось… — я замолчала и уставилась в покрывало. Меня затрясло. — Майл, он хочет всем все рассказать… А за преследование его не посадят, его вообще ни за что не посадят: он местный босс, у него в Москве подвязки… Он мафия местная, он держит половину города! У него и в Москве тоже… Что мне делать, Майл?!