Нашествие гениев

— Что ж ты сразу не сказал? — опешила я и озадачилась. — И с чего у тебя от ортопедической подушки шея болит, а на перьевой — нормик?

— Вероятно, привычка, — подал голос мой глючный панд, до того момента что-то укуренно печатавший в компе. Эх, а про него-то все и забыли за побудкой спящего красавца!

— И тебя с бодрым утром, L, — усмехнулась я. — Ты бы хоть раз нормально, на кровати поспал!

— Не могу спать на кровати, — пожал плечами он. — Та же самая привычка.

— Эх, аномальные вы все же, — тяжко вздохнула я и, схватив L за руку, потянула к выходу. — Хорош печатать, там вареники сейчас с жизнью попрощаются от переварки. Идем, буду твои аномалии сахаром прикармливать, чтоб разрастались, ибо уж больно они прикольные.

L, что странно, встал, и я краем глаза отметила, что он не в сети копался, а что-то печатал в «Ворде». Но любопытство удовлетворить мне не дали и нагло закрыли документ. Ну и ладно, не больно-то и хотелось… Михаэль потопал в душ, заявив, что молчал о подушечной проблеме, потому как других подушек все равно в наличии нет, а я начала вылавливать из кастрюльки вареники: готовые и очень аппетитные. Найт уже сидел за столом, освежившийся и бодрый, хотя по его апатичному виду бодрость определить было крайне сложно. Но возможно! Я уже научилась…

— Майл, а вы в мафии что, каждый день до обеда спали, что ли? — задала я давно терзавший меня вопрос.

— Нет, конечно, — хмыкнул он, рухнув на свое законное место у стеночки. — Просто когда была возможность, отсыпались сколько могли, только не часто выпадала эта самая возможность спокойно выспаться. Да и в убежище всегда гвалт стоял, потому нас пушкой не разбудишь, правда, опасность чувствуем. Ну и если его тронуть, он сразу бьет, это у него, кстати, с детства. Детдомовская привычка: в доме Вамми «темную» обычно не устраивали, но Михаэль же у нас — человек, любящий наживать себе проблемы на пятую точку, а потому ему несколько раз такое устроить пытались. Вот и выработал защитный рефлекс.

— Да, про «темные» знаю, — поморщилась я. — Он рассказывал.

Майл кивнул: уж он-то явно был в курсе того, что мне Мэлло рассказывал, а что нет, а вот Ниар удивленно вскинул брови.

— Я не знал, что у нас такое бывало, — пробормотал он.

— Найт, ты как с Луны в Таганрог свалился! — фыркнула я. — Дети есть дети, и то, что вы были гениями, этого не меняет. Ты не выпендривался — тебя не трогали, а Михаэль нарывался, и вот результат. Зато к нему теперь не подойти, так что не так уж это прям совсем и плохо, плюс тоже есть.

Наконец к нам присоединился объект обсуждений, и мы уселись завтракать, вернее, гении уселись завтракать, а я бухала чай с шоколадкой, нагло спертой из запасов Шоколадной Феи. Вскоре пришли Юля и ее маньяк, и Грелля, проигнорировав стадию приветствий, прямо с порога заявила:

— Маша! Позови прозрачную пакость! Мы не подумали об этом, а вдруг с ним можно договориться?

Я растерялась и удивленно на нее воззрилась, а затем просияла:

— Точно, хотя бы попробовать можно!

— Это бесполезно, — выдал выползший в коридор, ссутулившийся L, засунув руки в карманы джинсов.

— Откуда ты знаешь? — прищурилась я. — Не говори «гоп» пока не перепрыгнешь! Вдруг получится? Шансов мало, но…

— Их нет, — тяжело вздохнул L. — Вспомни, что он потребовал в обмен на жизнь Мэтта. Собственно, ему на нас плевать, а ты его игрушка, не более.

— Попытаться стоит, — пожала плечами я. — Нельзя опускать руки без борьбы!

— Как хочешь, — пожал плечами Рюзаки, забрал Киру из зала, запер его в моей комнате и вернулся к своим подслащенным вареникам. Ну вот почему он никогда не надеется на чудо? Потому что его просчитать нельзя? Впрочем, не мне о чудесах рассуждать…

Я выудила из кармана брюк пластину из мира мертвых и, прижав к сердцу, прошептала:

— Эй, родич! Если слышишь, приходи на чай! Ты ж хотел общения, вот и давай, дуй сюда. Общаться будем…

— И о чем же желает пообщаться моя энное количество раз «пра» внучка? — раздался насмешливый голос в гостиной. Я бросила туда короткий взгляд и узрела над диваном пару белых перчаток, на которые предположительно (судя по положению маски) Граф оперся подбородком. Блин, и чего он весь такой прозрачный, что его незаметно?! — Взяток борзыми щенками за продление жизни мертвяков не беру.

— Хм, а книжками маркиза де Сада? — предположила я.

— Ой, а тебе уже настучали! — возмутился мой потусторонний родич, всплеснув лапками. — Имейте совесть, милочка! Принимать стукачество на родню не комильфо.

— «Комильфо» — это нынче сорт конфет, — пожала плечами я, заползая в зал. — А конфеты я не люблю, потому мне все не комильфо, и терять друзей тоже.

— Ну так угостись сладеньким, разнообразь рацион. На поминках сладкое раза в два вкуснее, ибо бесплатное, — решил поизмываться над нами Граф. Пакость этакая…

— Ой, да, тебе ж не понаслышке это известно, бережливый ты мой, — усмехнулась я, падая на диван рядом с ним. — На своих-то похоронах, небось, слюнки пускал, за неимением возможности похомячить на халяву, вот и отрывался на поминках врагов и прочих милых личностей. Или тогда конфеты не делали, и ты у меня из Четвертичного периода, аж из Плейстоцена заявился?

— Ой, нет, я не столь древний, что ж ты меня к полуобезьянам-то причислила? Видишь: у меня манеры есть, я даже чай когда пью, мизинчик не отставляю, как некоторые безграмотные личности.

— Зато ты, явившись в гости, сразу на диван плюхнулся, а в помещении маску носишь, хоть и не карнавал.

— Снять? Могу. И перчатки тоже. А потом, когда вы в душик пойдете, можете и не заметить, что я в уголочке примощусь. До поры до времени. Пока я вам не начну кубики пресса вслух пересчитывать.

— Фи, извращенец! За собственной пра-пра-внучкой решил подглядывать!

— С количеством «пра» не угадала, да и с причиной извращенности тоже: за тобой, так и быть, подглядывать не стану, ибо… не в моем вкусе. А вот другииие…

— Ты косплей своих собратьев-то с красными волосами уж уволь от своего пристального внимания, у нее парень есть, маньяк, он тебя, пусть ты и бессмертный, на холодец покрошит, и Ватсона есть заставит.

— Фи, каннибализм ныне не в моде, «Молчание ягнят» давно не мейнстрим. Да и подруга твоя — тоже не мой тип. Не люблю рыженьких, мне больше темненькие нравятся. Брюнеточки. Ну, или брюнетики — тут уж как повезет.

Сказать, что я была в шоке — ничего не сказать.

— Юль! — возопила я. — Иди сюда, мой родич — твой собрат, ярый яойщик, да еще и гейский гей!