Нашествие гениев
Шрифт:
— У нас с Михаэлем тоже собеседования.
— В субботу? — озадачилась я.
— Где-то я слышала, что издательство наше местное в субботу работает, — призадумалась Юля, — а вот насчет их работы…
— Я собираюсь сисадмином в одну фирму устраиваться, — поморщился Мэтт. Его явно не привлекала идея ходить в деловом костюме, и он предпочел бы работу в интернет-кафе, но деньги ему были важнее, а потому он, скрепя сердце, решил временно отказаться от своей странной манеры одеваться. Впрочем, сейчас он был одет как обычно: небо в клеточку, жизнь в полосочку.
— А ты? — вопросила я у Михаэля, но он лишь пожал плечами и бросил:
— То же самое.
Не поняла. Он решил при «посторонних» меня сторониться, как раньше? Печаль-тоска…
— Ясно, — поморщилась я.
Пирогов на блюдах
Через полчаса мы с Юлей с сумками наперевес стояли на пороге моей хатки и ждали L. Его Царское Величество запаздывало, и мы с Греллей уже начинали нервно посматривать на часы, как вдруг к нам подошел Ниар и, не глядя на Юлю, заявил:
— Я еду с вами.
— Класс, — улыбнулась я Зефирке, и он покосился на Греллю.
— Да я и так в курсе, — отмахнулся «жнец», и Найт нахмурился. Точнее, он так и остался ледяной глыбой, но в глазах мелькнуло недовольство.
— Она моя лучшая подруга, — возмутилась я в ответ на невысказанный упрек со стороны Ваты. О да. Он снова «Вата» — не по шерстке меня погладил, ага. Ниар пожал плечами и промолчал, а минут через пять заявился Рюзаки, и мы безмолвной лавиной выпали из квартиры.
====== 21) Зефир, Шоколад, Самурай и Шинигами, а также очередной фингал ======
Ниар отделился от нас на трамвайной остановке — ему надо было ехать в другом направлении. Я выдала парню денежные знаки в необходимом количестве и проинструктировала насчет цены билета. Ясное дело, детектив все это знал, но промолчал и сделал вид, что мои инструкции его не касаются, скрыв и то, что они ему, в принципе, не нужны. L же вмялся в трамвай вместе со мной и Юлей, и мы, толкаясь в душном вагоне, кое-как добрались до того самого района с речкой, где вчера жаловались на рассеянность гениев, приведшую к утере документов.
— Жарииища, — пожаловалась Юля, выпадая из трамвая, который тут же бодро умчался, покачивая рожками.
— И не говори, — кивнула я.
Жара и впрямь стояла ужасная — тридцать градусов, а конкретно до этой точки микрорайона прохладный ветер с реки не долетал. В общем, мы плавились, жарились, испарялись, но упорно шли к пункту назначения — кирпичному двухэтажному зданию с покосившейся дверью, на которой значилась табличка: «Курсы иностранных языков». Также здесь находилось еще несколько офисов, если так можно выразиться, и склад соседнего магазина сельхозтоваров. Мы зарулили внутрь, поднялись по грязной лестнице на второй этаж и вошли в один из кабинетов, на котором значилось: «Курсы японского языка». L, кстати, шел с нами не до конца — в финале марафона он зарулил в соседний кабинет, на двери которого висела табличка «Бухгалтерия ООО «Альянс». О да, у учителей иностранных языков не очень богатая фантазия, ну да ладно — так запомнить проще. Может, это они ради нерадивых учеников стараются?
— Здрасьте всем! — возопила Юля, а я тихо сказала:
— Привет.
Нам не ответили. Как и в универе, на курсах нас послали в глубокий игнор, но мы по этому поводу и не переживали. Усевшись на первую парту, мы с Юлькой достали конспекты и принялись за повторение материала.
— А красный цвет еще больше раздражает, чем зеленый, — протянула за нашей спиной Катя Позёмкина, вечный Греллин враг на курсах.
— Конечно! Знак «Стой, идиот!» бесит всегда больше, чем зеленый свет, орущий: «Дуракам везде у нас дорога!» — съязвила Юля. Ну все, началось! Я с головой ушла в повторение материала, а пикировка девушек продолжилась, причем к ней присоединились подруги Кати. Спросите, почему я не
вмешалась? Отвечу. Потому что сие мне было запрещено еще четыре года назад, когда я попыталась вступиться за тогда еще салатововолосую девушку в школе. Она сказала, что ее хобби — «ставить на место выскочек с помощью сарказма и язвительности», и попросила меня не лишать ее возможности «почесать язык о добровольно подставляемые шеи». Я согласилась и с тех пор вмешиваюсь, только если дела угрожают принять более серьезный оборот, нежели «обмен любезностями».— Да ты вообще полоумная отаку, не знающая вкус жизни! — выцепил мой слух выпад Кати. Ой, девушка нарвалась… Она в слове «отаку» ударение не на ту букву поставила.
— Вкус жизни? — «призадумалась» Юля. — Это такой горьковато-кислый, как твоя душа? — она плотоядно облизнулась. — Нам, демонам, такие есть — самое милое дело! Чем в душе яда больше, тем нам больше нравится. Одно плохо: ты ж безграмотная! Я тебя есть не буду — отупеть боюсь. Как тебя на курсы-то приняли? Да еще и японского языка!
— Это ты к чему, каннибалка? — фыркнула Катя.
— Это я к тому, что ходить на курсы японского языка и не знать на какую букву падает ударение в слове «фанат», стыдно, — покачала головой Юля. — К тому же, я не каннибал: демонов с жалкими травоядными равнять не стоит. Тем более с такими, которые не только не знают изучаемый язык, но и о родной речи забывают. Все же в русском языке словечко тоже в ходу.
— Ага, среди таких же полоумных, как ты! — хмыкнула Катя, а Грелля ехидно усмехнулась, все так же пренебрежительно глядя на оппонентку.
— Э, нет, — фыркнула она. — «Полоумная», видимо, в данном случае произошло от слова «пол» — рискну предположить, что имелся ввиду противоположный, хотя в твоем случае это значения не имеет. А потому со всей ответственностью заявляю, что единственная, кто думает о противоположном, да и не только, судя по вечно недовольным харям твоих подружек, поле здесь — ты, а значит, и полоумная — тоже.
Я фыркнула, а Юля, поймав свирепый взгляд ловящей ртом воздух Катьки, показала мне знак «победа». Я кивнула, и тут в класс зашел наш препод — пятидесятилетний дядечка с седыми бакенбардами и лысинкой на макушке. Небольшой такой — всего полголовы вентилировалось, да еще и прикрытой тремя прядками по три волосинки, приколотыми невидимкой со свободного края, «чтоб не разлетелись». В классе повисла тишина, и не успевшие ничего вякнуть подруги Катерины свалили в туман. Началось занятие. Через час нам дали десятиминутный перерыв, и я думала, что девчата прибегут «мстить», но сделать это им не дали: в класс вошла заведующая курсов и привела с собой нашего нового учителя. И вы правильно угадали его личность. L выглядел довольно странно: отглаженные лично мной, идеально сидящие светло-серые брюки, бежевая рубашка, старомодный портфель, который Лоулиетт спионерил из загашников моего папика, плохо прилизанное воронье гнездо на голове (кажись, у L та же проблема с волосами, что и у Гарри Поттера — их невозможно уложить), сутулая до невозможности спина, апатичное выражение лица и незабвенные фингалы под глазами а-ля «бамбуковый медведь». Я улыбнулась детективу, надеясь поддержать его, но ему, похоже, поддержка не требовалась — он был в себе уверен.
— Этот человек, возможно, будет вашим новым преподавателем японского, — выдала заведующая. — Сейчас он проведет урок, надеюсь, вы сработаетесь.
С этими словами она уселась за свободную парту на «Камчатке», а пандочка прошаркал к учительскому столу. Послышались смешки и откровенное хихиканье, но тут L заговорил, причем на чистом японском без акцента! Его слова я приведу на русском, дабы те, кто язык страны восходящего солнца, рамена и девочек-волшебниц из махо-сёдзё не знает, тоже смогли эту речь понять.
— Меня зовут Леонард Лоулиетт, — выдал робот-сан. «Леонард»? Какого фига, L? Лучше б уж «Рюзаки» назвался, а то прям странно… Хотя я до сих пор не в курсе, какой ты национальности, так что ладно, пропустим мимо ушей. Да и «Рюзаки Лоулиетт» звучит еще более странно, чем «Леонард», только мне от этого не легче — я же консерватор…
— Я долгое время жил в Японии и надеюсь поделиться с вами знанием богатого и красочного языка этой удивительной страны самураев, хокку и новейших компьютерных технологий.