Наследие
Шрифт:
— Как скажете, — вздохнул Грант. — Когда вы хотели с ним поговорить?
— Сегодня. И чем скорее, тем лучше.
— Хорошо, я распоряжусь. Через полчаса вас устроит?
— Вполне. — Лафонтен поднялся, собираясь уйти. — До встречи, Деннис.
— Вы не думаете, что разговор, о котором вы просите, опасен? — неожиданно спросил Грант.
— Нет, не думаю, — пожал плечами Верховный. — Впрочем, есть разные способы обеспечить безопасность. Прикажите надеть на него наручники, если вам так будет спокойнее.
— Я так и сделаю, — буркнул Грант.
А он выглядит почти спокойным, отметил про
Неужели хоть в чем-то дела обстояли лучше, чем ему казалось?
*
Двое охранников втолкнули Розье в кабинет; он перешагнул порог и остановился, не опуская головы и заносчиво глядя куда-то в сторону. Лафонтен окинул его взглядом, отмечая про себя и бледное лицо, похудевшее, с наметившимися морщинками, и тени вокруг глаз и упрямо сжатых губ. Потом сказал:
— Оставьте нас вдвоем.
Старший охранник, кивнув, снял с пояса пару наручников. Розье глянул равнодушно:
— Это зачем?
— Приказ Первого Трибуна.
Брови Розье дрогнули, обозначая страдальческую гримасу; он прикусил губу и молча поднял перед собой руки.
Охранники подвели Розье к столу Верховного, усадили в кресло для посетителей и ушли. Розье молчал, глядя в стол и напряженно сжав скованные в запястьях руки. Лафонтен некоторое время тоже изучал его молча. Потом произнес:
— Только один вопрос, Камилл. Зачем?
Розье, не поднимая глаз, скривил губы:
— Почему вам было не спросить об этом во время допроса?
— Потому что я обещал не выставлять напоказ вашу личную жизнь. Кроме того, на такие вопросы человек лучше отвечает в здравом уме.
— Да, — тоскливо усмехнулся Розье. — Трудно оставаться в здравом уме, когда тебе выкручивают руки и колют наркотики.
— Предпочитаете более болезненные способы развязать язык? — спросил Верховный. — Электрошок? Раскаленные клещи? Не валяйте дурака, Камилл! Ваш заговор поставил под угрозу существование Ордена, а вы ждете заботы о вашем раненом самолюбии?
Розье, вздернув подбородок, обжег Верховного полным ненависти взглядом:
— Не путайте интересы Ордена со своими амбициями!
— Со своими амбициями? — тихо повторил Лафонтен.
Усмехнулся и покачал головой. Потом рывком открыл ящик стола, вытащил папку с отчетом начальника информационной службы и швырнул ее на стол перед Розье:
— Вот это, по-вашему, мои амбиции? А вот это? — следом на стол упали две папки с делами погибших агентов. — Это жертвы тоже моих амбиций?! Вы имеете хоть какое-то представление о цене ваших амбиций?!
Розье, ошеломленный этой вспышкой, осторожно придвинул к себе первую папку и раскрыл ее. Лафонтен с мрачным удовлетворением следил, как за чтением меняется выражение его лица.
— Черт возьми! Я даже не думал, что такое возможно. — Розье глянул на другие папки, прочитал на обложках имена. — Что с ними?
— Они мертвы.
— Но как?
— Один застрелен, у другого
сломана шея. Леди Кедвин оказалась для них опасной добычей.Розье со стоном опустил голову на руки. Глухо спросил:
— Что со мной будет?
Лафонтен достал портсигар:
— Судить и наказывать — дело Трибунала, а не мое.
— Неужели?
— А вас это удивляет? Вас, друга Первого Трибуна?
— Бывшего друга Первого Трибуна. Вашими стараниями, — зло усмехнулся Розье.
— Моими? — удивился Верховный. — Ах, да… Намного лучше было бы лишить его титула и чести, но позволить считать вас хорошим другом. А я имел наглость поступить иначе.
— Вы прекрасно понимаете, о чем я, — процедил Розье.
— Нет, Камилл, уж не взыщите — не понимаю. Лгали своему другу вы, под обвинение в клятвопреступлении подводили его вы, а виноват в этом, оказывается, я.
— Все было не так, — проговорил Розье. Глянул на лежащие перед ним бумаги. — И этого я тоже не хотел.
Лафонтен подался вперед:
— А чего вы хотели, Камилл? Чего? У вас не было врагов, ваша карьера Стража складывалась очень хорошо. А что вас ждет теперь? Суд и казнь? Ради чего?
Розье выпрямился; его лицо вновь приобрело холодное и замкнутое выражение.
— Я не боюсь ни суда, ни казни. — Он повернул голову и впервые глянул Верховному прямо в глаза. — Это была личная месть.
— Личная месть кому?
— Вам.
Несколько секунд Лафонтен смотрел на него, слишком удивленный даже для гнева.
— Камилл, вы в своем уме? Даже если предположить, что я заслужил вашу месть… Но каким образом? Я никогда не сказал вам ни одного резкого слова, не говоря о чем-то более существенном!
— О да, — криво улыбнулся Розье. — Насчет резких слов — чистая правда. Так вы и убиваете не иначе, как с церемонным расшаркиванием.
На ядовитую усмешку Лафонтен внимания не обратил. Убивать с церемонным расшаркиванием — это было что-то совсем новое. Даже раскопав где-то скрытые детали биографии Верховного, узнать такие личные подробности, как почерк убийства, Розье не мог никак. Он и не знает этих подробностей, хотя чью-то ложь повторяет очень убежденно.
Но какое Камиллу Розье дело до событий, которым лет больше, чем ему?
— Продолжайте, Камилл, я весь внимание. Не каждый день узнаешь о себе столько нового. Так кого я убил… с церемонным расшаркиванием, как вы изволили выразиться?
Розье уже снова смотрел прямо перед собой.
— Мой отец не смог жениться на моей матери сразу, потому что не был разведен с первой женой. Мне было почти шесть, когда он наконец смог получить развод, я был достаточно взрослым, чтобы запомнить… Он собирался жениться на матери и официально усыновить меня. Но не успел. Мы остались одни. Женщина с маленьким ребенком без средств к существованию… Ей пришлось выйти за нелюбимого человека, только чтобы создать подобие семьи, дать мне возможность выучиться и чего-то добиться в жизни. Но все равно, я оставался незаконнорожденным! Всю жизнь я должен был что-то доказывать — таким, как вы, богатым наследникам известных фамилий. Доказывать свое право на равенство там, где у меня были все права по рождению. У меня были бы эти права — если бы не вы. Вы отняли у меня все, вместе с именем моего настоящего отца.