Наследие
Шрифт:
*
Он спустился в зал заседаний. Остановился в дверях, не спеша привлекать к себе внимание и прислушиваясь к бурному спору. Речь Митоса подвигла на откровенность всех, кроме, разве что, Гранта. Тот сидел молча, опустив глаза и мерно постукивая по столу пальцами.
— …не дает ему права читать нам мораль! — заканчивал эмоциональный монолог Карл Брэдфорд. — Не знаю, о чем думает Верховный Координатор…
— Ну так спросите у него, если не знаете, — произнес Лафонтен, входя в зал и направляясь к своему месту за столом. Остановился возле кресла, но не сел. Оглядел притихшее собрание. — Не пойму, чем вы так недовольны, господа. Нет-нет, не нужно больше
Теперь вы. На первом же заседании нового состава Трибунала я просил вас запомнить и никогда не забывать печального примера тех, чьи места вы занимаете. Так вспомните об этом еще раз. Я поставил вас перед таким же зеркалом, в какое пришлось заглянуть им. Что вы предпочтете? Подумать, чем так не по нраву вам пришлось ваше же отражение или просто разбить зеркало и забыть о нем? Второе проще и удобнее. Но это ли вам нужно?
Он замолчал и еще раз оглядел по очереди всех, к кому обращался. Потом закончил:
— Я не сказал ничего нового ни для кого из вас. Послушайте сами себя, и убедитесь… А я, с вашего позволения, вас покину. Сегодняшняя повестка дня обязывает вас принять решение только по одному вопросу.
— Господин Лафонтен, — нарушил общее молчание Деннис Грант, — ваши чрезвычайные полномочия еще не отменены. Вы имеете право участвовать в принятии решения.
— Знаю, — кивнул он. — Но я снимаю свой голос. Сообщите мне, когда решение будет принято.
Он снова покинул зал. Конечно, можно было остаться и послушать обсуждение, но именно сейчас ему этого не хотелось. Напрямую в решения Трибунала он не вмешивался никогда, даже когда имел на это формальное право. Просто не хотел путаницы в границах ответственности… А сейчас у него еще и было другое дело.
*
Джек Шапиро смотрел в окно, присев на край подоконника и прислонившись спиной к оконному откосу. На стук двери он оглянулся, но, увидев посетителя, снова обратил равнодушный взгляд за окно.
— Как вы себя чувствуете, господин Шапиро? — тихо спросил Верховный, сев на стул и поставив трость между колен.
— Лучше, чем вы, — отозвался тот. — Только не надо прикидываться удивленным! Не знаю, куда смотрят и что думают ваши нынешние помощники и советники, но я-то точно не слепой. Что у вас расшалилось на сей раз? Снова сердце? Или…
— «Или».
Шапиро скривился:
— Знай я об этом раньше, мы бы с вами сейчас здесь не сидели.
— Именно поэтому вы ничего и не знали.
— А зачем вы, собственно, сюда пришли? Похвастаться своим здоровьем?
Лафонтен помолчал, потом горько усмехнулся:
— Хочу извиниться за свою несдержанность.
Шапиро уставился было
на него с удивлением, но оно быстро угасло:— О, значит, я покойник. У живых вы прощения не просите.
— Напрасно вы так думаете, — произнес Лафонтен.
— Напрасно? Тогда почему бы вам не извиниться за ваш выпад в мой адрес на суде? — хмыкнул Шапиро. — Признаться, даже зная вас, от такой наглости я растерялся… До какой же степени вы боитесь потерять свое влияние, если осмелились на такую ложь?!
— В чем вы увидели «такую» ложь, господин Шапиро?
— Вы издеваетесь! Вы точно знали, что эксперименты этого чокнутого профессора были почти закончены! И что существуют копии его расчетов, знали тоже! И прилюдно, мне в глаза, заявить, что там все только теория?!
— Среди бумаг, найденных в сейфе вашей подпольной лаборатории, копий расчетов «чокнутого профессора» не было. Там работал десяток наших агентов, они собрали все, до последней записки.
Шапиро замер, соображая. Потом зло скривился:
— Это доказывает только то, что они исчезли прямо оттуда. Значит, среди десятка агентов был кто-то с особым поручением.
— Вам доставляет удовольствие говорить мне гадости, — заметил Верховный.
— Привилегия смертника — говорить правду в глаза.
— В конце концов, вам ничто не мешало оспорить мое заявление.
— И дать вам повод лишний раз смешать меня с грязью? — с усмешкой отозвался Шапиро. — Нет. Пусть все идет, как идет. Вы ведь себе роете яму. Я не против, чтобы она была поглубже.
— Поглубже, говорите, — повторил Верховный. — Я действительно боялся. Но не потерять влияние, как кажется вам. Было кое-что и пострашнее.
— Если это все, что вы хотели мне сообщить, уйдите и оставьте меня в покое.
— Я уйду, разумеется. Но сначала хочу вам кое-что еще рассказать. Вы ведь уже знаете, что Митос получил доступ к Центральной Базе и оставил нам программу, которая блокировала работу системы. Еще он пригрозил, что, если мы не найдем его подругу, похищенную вами, База станет орудием уничтожения Ордена.
— Бессмертный! — презрительно фыркнул Шапиро. — И после всего этого вы носитесь с этим ублюдком, вместо того, чтобы просто скрутить ему голову!
— Не имею дурной привычки вымещать на ком-то досаду на свои промахи, — ровно произнес Лафонтен. — Так вот. Впоследствии программу он деактивировал. Она самоуничтожилась и разрушила все, до чего смогла дотянуться. Нам пришлось запустить резервную систему, а Базу восстановить по архивам, сделанным накануне. Откат составил около двенадцати часов.
При этих словах Шапиро вздрогнул и вскинул на Лафонтена напряженный взгляд:
— Двенадцать часов?
— Наши специалисты исследовали остатки разрушенной системы, — продолжил Верховный, — и обнаружили очень интересные вещи. По фрагментам кода удалось установить, что в системе присутствовали не одна, а две инородных программы. Одна — та, о которой говорил Митос. Другая — сходная по принципу действия, но предназначавшаяся для рассылки информации Наблюдателям. Поскольку Митос привел свою программу в действие раньше, управление системой было захвачено ею. Вторая программа просто не сработала. Теперь от нее, как я уже говорил, остались только обрывки кода.
Шапиро смотрел на него зло и недоверчиво — и со все большим страхом.
— Вы проиграли, — негромко закончил Лафонтен. — Я понимаю, на что вы рассчитывали… Остановить распространение информации, которую получат сразу несколько сотен человек, невозможно, и что стало бы с Орденом после этого, не берусь даже предполагать… Но заставить замолчать одного человека — задача решаемая. Странно, что вы не воспользовались возможностью сделать хотя бы несколько копий бумаг, бывших в вашем распоряжении. Почему, если не секрет?