Наследие

*

Он спустился в зал заседаний. Остановился в дверях, не спеша привлекать к себе внимание и прислушиваясь к бурному спору. Речь Митоса подвигла на откровенность всех, кроме, разве что, Гранта. Тот сидел молча, опустив глаза и мерно постукивая по столу пальцами.

— …не дает ему права читать нам мораль! — заканчивал эмоциональный монолог Карл Брэдфорд. — Не знаю, о чем думает Верховный Координатор…

— Ну так спросите у него, если не знаете, — произнес Лафонтен, входя в зал и направляясь к своему месту за столом. Остановился возле кресла, но не сел. Оглядел притихшее собрание. — Не пойму, чем вы так недовольны, господа. Нет-нет, не нужно больше громких речей и споров! Я их уже слышал достаточно. Вам хотелось знать, зачем мне понадобилось приглашать сюда столь необычного гостя? Извольте, это не тайна. Вы все получили места за этим столом три с половиной года назад. Это не такой большой срок, чтобы забыть, при каких именно обстоятельствах это произошло. Да, прямые контакты с Бессмертными, да еще на уровне высшего руководства, пунктами Устава не предусмотрены. Однако мы сами виноваты в том, что просто следовать Уставу стало невозможно и даже опасно. Тогда, три года назад, стоявшие у руля Ордена были вынуждены допустить на заседание Трибунала другого Бессмертного. Он тоже сказал им многое, к чему следовало бы прислушаться. У них был выбор — признать сложившуюся ситуацию исключительной и принять соответствующее решение, либо продолжать цепляться за традиции и дотошно выполнять Устав. Они предпочли второе. Теперь их правоту подтверждают только могильные камни. Это не трагическое стечение обстоятельств. Это — следствие решений, принятых в ослеплении собственным всеведением и могуществом. Но могущество это не более, чем иллюзия.

Теперь вы. На первом же заседании нового состава Трибунала я просил вас запомнить и никогда не забывать печального примера тех, чьи места вы занимаете. Так вспомните об этом еще раз. Я поставил вас перед таким же зеркалом, в какое пришлось заглянуть им. Что вы предпочтете? Подумать, чем так не по нраву вам пришлось ваше же отражение или просто разбить зеркало и забыть о нем? Второе проще и удобнее. Но это ли вам нужно?

Он замолчал и еще раз оглядел по очереди всех, к кому обращался. Потом закончил:

— Я не сказал ничего нового ни для кого из вас. Послушайте сами себя, и убедитесь… А я, с вашего позволения, вас покину. Сегодняшняя повестка дня обязывает вас принять решение только по одному вопросу.

— Господин Лафонтен, — нарушил общее молчание Деннис Грант, — ваши чрезвычайные полномочия еще не отменены. Вы имеете право участвовать в принятии решения.

— Знаю, — кивнул он. — Но я снимаю свой голос. Сообщите мне, когда решение будет принято.

Он снова покинул зал. Конечно, можно было остаться и послушать обсуждение, но именно сейчас ему этого не хотелось. Напрямую в решения Трибунала он не вмешивался никогда, даже когда имел на это формальное право. Просто не хотел путаницы в границах ответственности… А сейчас у него еще и было другое дело.

*

Джек Шапиро смотрел в окно, присев на край подоконника и прислонившись спиной к оконному откосу. На стук двери он оглянулся, но, увидев посетителя, снова обратил равнодушный взгляд за окно.

— Как вы себя чувствуете, господин Шапиро? — тихо спросил Верховный, сев на стул и поставив трость между колен.

— Лучше, чем вы, — отозвался тот. — Только не надо прикидываться удивленным! Не знаю, куда смотрят и что думают ваши нынешние помощники и советники, но я-то точно не слепой. Что у вас расшалилось на сей раз? Снова сердце? Или…

— «Или».

Шапиро скривился:

— Знай я об этом раньше, мы бы с вами сейчас здесь не сидели.

— Именно поэтому вы ничего и не знали.

— А зачем вы, собственно, сюда пришли? Похвастаться своим здоровьем?

Лафонтен помолчал, потом горько усмехнулся:

— Хочу извиниться за свою несдержанность.

Шапиро уставился было на него с удивлением, но оно быстро угасло:

— О, значит, я покойник. У живых вы прощения не просите.

— Напрасно вы так думаете, — произнес Лафонтен.

— Напрасно? Тогда почему бы вам не извиниться за ваш выпад в мой адрес на суде? — хмыкнул Шапиро. — Признаться, даже зная вас, от такой наглости я растерялся… До какой же степени вы боитесь потерять свое влияние, если осмелились на такую ложь?!

— В чем вы увидели «такую» ложь, господин Шапиро?

— Вы издеваетесь! Вы точно знали, что эксперименты этого чокнутого профессора были почти закончены! И что существуют копии его расчетов, знали тоже! И прилюдно, мне в глаза, заявить, что там все только теория?!

— Среди бумаг, найденных в сейфе вашей подпольной лаборатории, копий расчетов «чокнутого профессора» не было. Там работал десяток наших агентов, они собрали все, до последней записки.

Шапиро замер, соображая. Потом зло скривился:

— Это доказывает только то, что они исчезли прямо оттуда. Значит, среди десятка агентов был кто-то с особым поручением.

— Вам доставляет удовольствие говорить мне гадости, — заметил Верховный.

— Привилегия смертника — говорить правду в глаза.

— В конце концов, вам ничто не мешало оспорить мое заявление.

— И дать вам повод лишний раз смешать меня с грязью? — с усмешкой отозвался Шапиро. — Нет. Пусть все идет, как идет. Вы ведь себе роете яму. Я не против, чтобы она была поглубже.

— Поглубже, говорите, — повторил Верховный. — Я действительно боялся. Но не потерять влияние, как кажется вам. Было кое-что и пострашнее.

— Если это все, что вы хотели мне сообщить, уйдите и оставьте меня в покое.

— Я уйду, разумеется. Но сначала хочу вам кое-что еще рассказать. Вы ведь уже знаете, что Митос получил доступ к Центральной Базе и оставил нам программу, которая блокировала работу системы. Еще он пригрозил, что, если мы не найдем его подругу, похищенную вами, База станет орудием уничтожения Ордена.

— Бессмертный! — презрительно фыркнул Шапиро. — И после всего этого вы носитесь с этим ублюдком, вместо того, чтобы просто скрутить ему голову!

— Не имею дурной привычки вымещать на ком-то досаду на свои промахи, — ровно произнес Лафонтен. — Так вот. Впоследствии программу он деактивировал. Она самоуничтожилась и разрушила все, до чего смогла дотянуться. Нам пришлось запустить резервную систему, а Базу восстановить по архивам, сделанным накануне. Откат составил около двенадцати часов.

При этих словах Шапиро вздрогнул и вскинул на Лафонтена напряженный взгляд:

— Двенадцать часов?

— Наши специалисты исследовали остатки разрушенной системы, — продолжил Верховный, — и обнаружили очень интересные вещи. По фрагментам кода удалось установить, что в системе присутствовали не одна, а две инородных программы. Одна — та, о которой говорил Митос. Другая — сходная по принципу действия, но предназначавшаяся для рассылки информации Наблюдателям. Поскольку Митос привел свою программу в действие раньше, управление системой было захвачено ею. Вторая программа просто не сработала. Теперь от нее, как я уже говорил, остались только обрывки кода.

Шапиро смотрел на него зло и недоверчиво — и со все большим страхом.

— Вы проиграли, — негромко закончил Лафонтен. — Я понимаю, на что вы рассчитывали… Остановить распространение информации, которую получат сразу несколько сотен человек, невозможно, и что стало бы с Орденом после этого, не берусь даже предполагать… Но заставить замолчать одного человека — задача решаемая. Странно, что вы не воспользовались возможностью сделать хотя бы несколько копий бумаг, бывших в вашем распоряжении. Почему, если не секрет?