Наследие

— Речь не об этом. Мы все давали одну и ту же клятву. И вы в том числе!

— Клятву наблюдать и не вмешиваться дают все Стражи независимо от ранга. Кто из нас сейчас ближе к ее исполнению?

Повисшую было тишину прервала Марико:

— Прошу прощения, господин Лафонтен, но речь сейчас действительно о других пунктах Устава. Сумасшедшим был тот изобретатель или нет, но изобретение его точно подпадает под определение предметов и явлений, от которых зависит сохранение тайны и существование Ордена и сохранение тайны Бессмертных. Распоряжаться судьбой подобных предметов единолично Устав не разрешает даже в условиях чрезвычайной ситуации. Далее. Столь серьезная информация оказалась скрытой от Трибунала во время разбирательства, итогом которого был смертный приговор. Это само по себе недопустимо, вкупе же с упомянутым мной превышением полномочий… Поверьте, я понимаю опасность этого, мг-м, изобретения и вашу тревогу, но в ваших же интересах не усугублять ситуацию.

«Если бы эту ситуацию можно было усугубить…»

Ченг набрал было воздуха, чтобы заговорить, но его опередил сосед Марико, пожилой индиец:

— Никому из нас не нужны глупые распри, господин Лафонтен. Скажите же, где сейчас эти проклятые бумаги?

— Разумеется, господин Кумар, — жестом гостеприимства развел руки Лафонтен. — Как только господин Ченг расскажет, откуда взялась копия расчетов у него.

Все взгляды обратились на Ченга.

— У меня нет ничего, кроме этого листа, — резко бросил тот. — И его не было, до недавнего времени. Потому я и задаю вопросы, и задаю их именно сейчас, а не во время сессии Трибунала. Так где остальные бумаги?

— Там, откуда не появляются случайно снятые копии, — спокойно отозвался Лафонтен. — Они уничтожены.

Еще какое-то время союзники Ченга молча переваривали новость. Видимо, такую возможность они не рассматривали.

Молчание прервал Ченг:

— Вы удивительно спокойны для таких заявлений, господин Лафонтен. Хорошо, я допускаю, что ваша убежденность в собственной правоте вполне искренняя, но для дела это роли не играет. Если ничего иного, то вашей отставки я добьюсь.

Вот теперь мы переходим к сути, мысленно отметил Лафонтен. Изобретения изобретениями, но то ли дело — факт нарушения Устава Верховным Координатором, которого уже давно хотелось скинуть с пьедестала!..

Он выдал свою самую лучшую улыбку:

— Вы можете добиваться чего угодно, господин Ченг. Моей отставки, ареста, казни — это ваше право. Но вы ничего не сможете изменить. А значит, реально вы не добьетесь ничего.

Ченг недобро сузил глаза:

— Что можно и чего нельзя изменить, мы еще посмотрим. Не может быть, что вы не оставили себе отходных путей. Это не в ваших правилах.

— Я не оставляю отходных путей, которыми может воспользоваться мой противник. И никому не позволяю менять мои решения. Бумаги уничтожены, господин Ченг. Так или иначе, вам придется с этим смириться.

— Даже если это так, как представитель Трибунала, я имею право — и я должен…

— Как представитель Трибунала, — перебил его новый голос, — вы должны помнить еще и о субординации.

Все повернулись к дверям.

Деннис Грант, подойдя к столу, продолжил:

— Как представитель Трибунала, господин Ченг, все претензии к Верховному Координатору вы должны предъявлять только через меня либо в моем присутствии. Сейчас нужды повторяться нет, мне известна ваша аргументация.

— Я прежде не упоминал о последнем обстоятельстве, — заметил Ченг. — Присяга обязывает Верховного Координатора лично сообщить Трибуналу о любом случае вынужденного нарушения Устава. И если такого сообщения не было…

— Оно было, господин Ченг.

— Вы хотите сказать, что…

— Это тема отдельного разговора, и он будет. Пока же…

— Прошу прощения, господа, — прервал его Лафонтен, вставая. — Для обсуждения моих «подвигов» мое присутствие не требуется. Позвольте вас покинуть.

— Разумеется, господин Лафонтен, — кивнул Грант, продолжая смотреть в лицо Ченгу. — Я загляну к вам позже. Дождитесь меня.

— Непременно. Честь имею, господа.

Он коротко поклонился и покинул зал, не оглядываясь. Что бы ни было дальше, первый бой остался за ним, в этом он не сомневался.

*

Он переступил порог своей приемной и сразу наткнулся на вопросительный взгляд Даны.

— Месье Антуан? Вы так скоро… Совещание уже закончилось?

— В некотором роде, — произнес он, направляясь к дверям кабинета.

Дана, встав из-за стола, последовала за ним. Напряженно спросила:

— Я могу чем-то помочь?

— Нет. И, пожалуйста, постарайтесь ни во что не вмешиваться.

— Во что это «ни во что»? — спросила она с подозрением.

— Ни во что — значит, ни во что. Постарайтесь не привлекать к себе внимание. Так будет лучше и для вас, и для меня.

— Как скажете, — нехотя согласилась она. — Но эти намеки меня пугают.

Дана вернулась в приемную. Лафонтен, оставшись один, некоторое время бездумно смотрел на стопку сегодняшних сводок и донесений, потом убрал их в ящик. Просмотреть их он успел все, а больше текущими делами заниматься сейчас не хотелось. Проверить, для полной уверенности и спокойствия, нужно было кое-что другое. Даты распоряжений по ходу расследования дела о генераторе и заговоре, где упоминалось имя Джозефа Доусона и его рапорт о подробностях истории вокруг Аримана и двойника Ричи Райана.

Он просмотрел все записи о ходе расследования, освежив свою память и убедившись, что все оформлено и зафиксировано в Базе правильно.

Стрелки на часах между тем двигались дальше. В четверть двенадцатого Дана привычно напомнила про лекарства и укол. Без десяти двенадцать он вернулся в кабинет, но садиться за стол не стал, ушел к приоткрытому окну и достал портсигар.

Сколько времени понадобилось Гранту, чтобы утихомирить Ченга и самому решить, что делать дальше? Может быть, не стоило позволять что-то решать у себя за спиной?

А еще нужно время, чтобы собрать Трибунал. Кто из сменных заседателей сейчас в Париже и окрестностях? Из европейцев — Доусон, Вайс и Брэдфорд. Трое. Четвертым будет сам Ченг, пятое место тоже достается азиатской группе. Либо Марико Тагава, либо Ранджит Кумар. У Ченга будет сильная поддержка, и мнения европейцев тоже неизвестно как повернутся — им придется заново все оценивать и продумывать.

Строго с позиции Устава все обстоит так, как озвучила на совещании Марико. Выброшенная в камин куча бумаги — это два нарушенных пункта присяги Гроссмейстера: превышение полномочий и сокрытие важной информации при решении вопроса жизни и смерти. Одно усугубляет другое… Кто-то вслед за Ченгом увидит в этом решении верх эгоизма и самомнения, кто-то усмотрит благородное самопожертвование. Но никто не назовет тем, чем оно является на самом деле, — ловким гамбитом, где малой жертвой покупается очень многое.

Думая обо всем этом сейчас, он чувствовал странную раздвоенность — одна часть его сознания холодно взвешивала возможности и просчитывала варианты, другой же лучше было воли не давать. Потому что в ней жил страх.

Нельзя давать управлять собой страху.

Вторую сигарету он доставать не стал, просто стоял у окна, вдыхая холодный влажный воздух и глядя на дальнюю кромку леса. Потом закрыл окно.

Дверь кабинета открылась и закрылась снова. Без стука. Лафонтен оглянулся и увидел у дверей Денниса Гранта.