Наследница огненных льдов

– Не буду я ни с кем делиться. Он мой… мой жених. Поняла?

Вначале брюнетка поражённо уставилась на меня, словно услышала нечто неожиданное и поражающее воображение. А потом она пришла в себя и рассмеялась мне в лицо:

– Жених? Ну так ведь ещё не муж.

Всё, моё терпение лопнуло. Не помня себя от злости, я оттолкнула женщину и ворвалась в комнату. Стоило мне кинуться к кровати, как мучительницы Эспина повалили меня на пол, и началась свара.

Меня хватали за необсохшие волосы и пытались царапать лицо. Больно! Но не на ту напали! Я тоже на кое-что способна, особенно, если меня вывести из себя.

Толкаясь локтями и коленками, я смогла отпихнуть от себя худосочную нахалку с острыми ногтями. А ещё отхлестала по щекам толстуху и успела дёрнуть конец верёвки, что удерживала Эспина, прежде чем повалиться на пол возле кровати после увесистого удара под лопатку.

Как же меня нещадно таскали за волосы… Я думала, мне повырывают пару клоков, но тут пришло спасение: отвязанной рукой Эспин высвободил вторую, а после соскочил с кровати, оттащил от меня озверевшую брюнетку и толкнул её на руки не менее озверевших распутниц. Всё, их внимание было отвлечено, и Эспин поспешил схватить меня под мышки, поставить на ноги и тут же утянуть в сторону выхода.

Мы бежали как оголтелые. Коридор, мокрый цех, ещё коридор. На ходу мы похватали с лавки вещи Эспина и выбежали вон из проклятого китокомбината, пока одичавшие нимфоманки не настигли нас, чтобы поквитаться.

Уже на улице я принялась укутывать Эспина, заставив его одеть свитер и куртку. Он же натянул на мою непросохшую голову капюшон, после чего мы поспешили покинуть окрестности комбината.

Дозорка весело бежал впереди нас, а я держала в руках скомканную рубашку Эспина и прижимала её к себе. Только у двора Тойвонына мы позволили себе остановиться и оглядеться: никто нас не преследовал. Выходит, теперь мы в безопасности.

– У тебя кровь на щеке, – обеспокоенно заметил Эспин, проведя большим пальцем по моей скуле.

– Не страшно, – отмахнулась я. – А ты как?

– Ещё долго буду оправляться от морального потрясения.

Щека и вправду саднила – теперь, когда адреналин схлынул, я начала это чувствовать. Какая-то распутницы всё же сумела попортить мне лицо, пусть и не фатально. Вот и хорошо, скоро рана заживёт, и я буду вспоминать о приключении на китокомбинате как о невероятном по своей дикости происшествии.

Невольно я улыбнулась Эспину, чтобы подбодрить и его. А он улыбнулся в ответ и неожиданно спросил:

– Значит, всё-таки жених?

Я не знала, что и ответить. Сказать, что назвала его именно так, лишь бы распутницы вспомнили о совести и отстали от него? Так ведь не помогло же. Но с другой стороны, может, стоит честно признаться самой себе: если бы мне была безразлична судьба Эспина, стала бы я его спасать?

Так я ничего и ответила, а Эспин будто и не ждал никаких слов. Он просто склонился и обнял меня, прижав к себе:

– Ладно, невестушка, будем надеяться, что больше нашему союзу никто не помешает.

Невестушка? Это он издевается? А про союз тоже говорит с усмешкой? Хотя, если бы смеялся, то не прижимался бы губами к моему лбу так долго и нежно. А если бы я не верила Эспину, то не льнула бы к нему, чтобы он подольше не отпускал меня.

Глава 33

На следующее утро мы двинулись в путь. Пилвичана подбавила к нашим припасам ещё одну связку юколы и мешочек сушёных грибов. Брум был просто счастлив, что о нём не забыли, но, что характерно, спасибо не сказал. Зато хухморчик с важным видом залез в карман к Эспину, а потом с презрением зыркнул на меня и завил:

– Всё, балбес, наш сегодняшний маршрут таков. Сначала идём на северо-восток до зарослей кедрача. Потом поворачиваем на север, идём по тундре к одинокому тополю, обламываем ветки и сразу же ищем ручей, он там рядом. Варим обед и ужин, варим для меня грибочки, а потом сразу в путь, к сопкам. Пережидаем там ночь и потом уверенным шагом двигаемся на северо-запад, прямиком к Каменке. Всё ясно? Тогда не рассиживаемся, идём скорее. И чтобы я не видел рядом с нашей курткой эту блохастую слюнявую животину. Даже если этот песец-переросток потрётся о твою штанину, я буду считать это актом агрессии.

– Актом чего? – с нескрываемым скепсисом в голосе спросил Эспин.

– Объявлением войны! А ты, стало быть, будешь считаться предателем, который не защитил меня от посягательств дикой зверюги.

Эспин ничего не ответил, только устало закатил глаза и поспешил водрузить рюкзак на спину.

Попрощавшись с хозяевами и Вилпунувеном, мы покинули восьмиугольный дом и двор, где десять упряжных собак не могли дождаться, когда же чужой пёс уйдёт подальше от их родного корыта.

С неба густо валили пушистые хлопья снега. Наст скрипел под ногами, на сто метров вперёд не было видно ни зги. Стоило нам покинуть Энфос и оказаться в устеленной белым ковром долине, как я почувствовала, что теряю всякие ориентиры в пространстве. Снизу бело, сверху бело, впереди и позади валит ослепительный снег – просто голова идёт кругом. Как бы нам не заблудиться в этой молочной завесе.

Дозорка гордо вышагивал впереди, словно разведывая для нас путь, а потом и вовсе кинулся куда-то вдаль и вскоре пропал из виду. Мне стало страшно за него. А вдруг пёс решил бросить нас и вернуться к бывшему хозяину. Тогда ему точно не жить.

– Дозорка! Дозорка! Где ты!? – кричала я, но всё безуспешно.

Пёс не отзывался. Он не подбежал ко мне, не гавкнул – никак не известил о своём присутствии. Кажется, я его потеряла.

Ветер бил снежинками прямо в лицо. Было неприятно, я отворачивалась и прикрывала глаза ладонью и совершенно не понимала, на что Эспин хочет обратить моё внимание.

– Вон там слева, видишь? – спросил он.

– Что именно?

– Три чёрные точки.

Пришлось убрать руки от лица и немного приподнять капюшон. Я очень сильно старалась разглядеть хоть что-то за густой пеленой снега, но всё было тщетно.

– Давай подойдём ближе, – не сдавался Эспин, – вон, смотри, три точки. Две сверху, одна посередине снизу.

Он даже взял меня под руку и направил в нужную ему сторону. Да, кажется, что-то серело впереди. Точно, чёрный овальчик, а сверху симметричные миндалевидные пятнышки. Стоило мне подойти ещё ближе, и пятна стали заметно чернеть. Ещё ближе, и под овалом зарозовело что-то узкое длинное. Через десяток шагов я уже без труда различала глаза, нос и язык. И только в паре-тройке метров показались контуры белого пса, что так некстати слился со снегом.

Дозорка неподвижно сидел на одном месте и глядел на меня такими невинными глазами, будто хотел сказать: " Ну и чего ты кричала? Вот он я, жду тебя, а ты так долго идёшь".

Я не сдержалась и присела, чтобы обнять пса и сказать:

– Не убегай от меня больше, ладно? Я же волнуюсь. И к тому Петеру даже не думай возвращаться. Он плохой, он хотел тебя убить.

Стоило мне это сказать и убрать от Дозорки руки, как он тут же радостно поскакал вперёд и скрылся за снежной завесой.

– Придётся тебе поработать над его воспитанием, – заметил Эспин.