Научи меня

– Послушай меня, пожалуйста. Я растерялась. Ты же сам говорил, что не хочешь детей, и вообще...

– Я такого не говорил, - весомо заметил Подольский.

Катя даже растерялась.

– Ну как же? Ты же говорил, что сейчас рано.

– Рано. Но это же не прямо завтра. Это долго все. Анализы всякие, обследования, потом еще девять месяцев...

У него так выходило, будто все решено и готово. Так просто.

– Ты узнавал, что ли?

– Я с этим врачом разговаривал.

– Тогда ты должен знать, что не всегда Эко получается с первого раза. И помогает не всегда.

Она снова замолчала, мучительно подбирая нужные и нейтральные слова, чтобы объяснить ему все. Но как раскрыться, даже перед близким, дорогим человеком и показать свою ущербность? Настежь раскрыть душу, выставить напоказ свои...отклонения. Перед дорогим человеком еще страшнее, ведь его предательство пережить еще сложнее. А выдержит ли она еще раз новый ад - с сочувствием, с жалостью. Если Подольский решит быть с ней как с калекой, из сострадания, то лучше вообще никак.

– Миш, мне не нужна жалость. Ни сочувствие, ни жалость. Еще раз я их просто не вынесу, понимаешь? Это слишком больно.

Он понимал. Возможно, лучше, чем кто-либо.

– Разве я говорил что-то о жалости? Для тебя это важно.

– А для тебя? Ты сам хочешь детей или пытаешься сделать меня не такой...

– Какой?

Сказать вслух Катя так и не решилась.

– Ты сам хочешь?
– повторила она снова, в надежде услышать ответ. Ничего важнее сейчас не было.

Хочет ли он, без всякой жалости и не в виде одолжения, а действительно хочет? Своих детей? Готов ли?

– Да. Наверное.

Не то, что хотелось услышать. Забавно. Задавала вопрос и ожидала правильного ответа. Как в викторине. Но это не викторина, к сожалению или счастью. Правильных ответов просто нет.

– Да или наверное?
– понизила голос, чтобы не так дрожал от сдерживаемых слез.

– У меня их не было. Я не знаю. Я с ними никогда не сталкивался. Кирюха вот только...Не хочу врать.

И на том спасибо.

– Что ж, - она поерзала на кровати и взбила подушку, - ладно. Потом поговорим, хорошо? А сейчас спать. И ты тоже, - с нажимом произнесла Катя.

– Пошел спать, - покорно согласился Миша. Что-то зашуршало.
– Спокойно ночи.

– Спокойной.

Лучше не стало, но неопределенность и вина за свое поведение, по крайней мере, исчезли.

***

Выписали их примерно через неделю, как раз к выходным. И Катя, и Кирилл уже маялись в четырех стенах, не зная, чем еще заняться. Все-таки за короткое время они привыкли к просторному загородному дому и к большому заднему двору. Постоянный свежий воздух и прогулки стали просто необходимыми.

– Ого, вам там настолько надоело?
– с улыбкой спросил он, когда Кирилл и Катя почти выскочили из машины на свежий воздух. В дом они идти не горели желанием.
– У вас там вроде все было.

– Вот именно. Я устала от отдыха, - надув губы, жаловалась Катя, но тут же улыбалась.

– Лови меня, - крикнул Кирилл и понесся по выложенной плиткой дорожке.
– Катя, лови!

– Куда помчался, проказник?

Она стояла на одном месте и бежать не собиралась. Кирилл замедлился, потом вовсе остановился и прибежал назад к ней. Начал нарезать вокруг нее круги.

– Катя, ну лови же!

Дождавшись, когда племянник окажется непозволительно близко, Катя его резво сцапала и прижала к себе. Кирилл радостно завизжал и забрыкался.

– Поймала!
– заливисто рассмеялась девушка и, мгновение понаблюдав за слабыми трепыханиями, ребенка все же отпустила.

– Миша, теперь ее лови!
– и ткнул в нее пальцем.

Она тонко взвизгнула и бросилась наутек, лавируя между голыми клумбами. Кирилл с воинственным кличем бросился следом. Мишка стоял в стороне и над ними громко ржал.

– Миша! Лови ее!

Катя как раз мимо пробегала и была неуловимым движением схвачена и, также как Кирилл минуту назад, прижата к мужскому телу. Миша ее даже приподнял, и ей оставалось только мотать в воздухе ногами.

– Попалась!
– Кирилл в три прыжка достиг их и сцапал ее руку.
– Ты снова водишь!

– Все хватит, - она попыталась отдышаться и встать на ноги.
– Ты уже покраснел.

– Ну!

– Никаких ну. Я тоже устала. Пойдем в дом.

Кирилл еще побухтел, но засеменил по выложенной дорожке.

Задумчиво глядя вслед ребенку, Катя произнесла в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Хочу на твердую землю.

– Зачем тебе?

– Ножками работать хочу.

– Потом поработаешь. Вечером.

Она покраснела и энергично задергалась.

– Фу на тебя. Отпусти.

– Что мне за это будет?
– прощупывал выгоду Миша, обращая внимание на ее дерганья не больше чем на ползущего муравья.

– Я тебя накормлю.

– Мало, - качнув головой, он отказался.

– Много накормлю.

– Мало.

– Что ты хочешь?
– сдалась Катя.

– Тебя хочу, - после многозначительной паузы, давая возможность в красках представить его желания, Миша добавил: - Всю.

– Тебе частями или целой тушкой?
– попыталась пошутить, но шутка сразу улетела в молоко. Таким хриплым и гортанным голосом шутки не рассказывают.

– Зачем частями? Мне всю надо.

Поцеловал чувствительную кожу за ушком и дразняще потерся носом. Катя в его руках вздрогнула и выгнулась, касаясь попкой доказательства его желания.

– Мы на улицу.

– Придумай что-нибудь получше, - посоветовал Мишка и поцелуями спустился ниже до воротника курточки.
– Забор высокий.

– Холодно, - выдохнула через силу.

– Ты горячая. Тебе не холодно.