Наваждение

Сонъ… но мн странно назвать сномъ то, что было со мною, такъ оно было ярко, такъ походило на дйствительность… Я спалъ и вдругъ проснулся и увидлъ всю свою комнату и различалъ каждый предметъ. Я слъ на кровати, и почему-то вдругъ явилось у меня сознаніе, что мн нужно куда-то идти, но куда — я еще не зналъ. И я всталъ и пошелъ, и вдругъ очутился въ такомъ мст, которое хорошо мн было знакомо. Недалеко отъ Москвы, въ двухъ, трехъ верстахъ отъ нашего Петровскаго есть прекрасное, забытое и запущенное имніе, принадлежавшее одной старинной русской фамиліи и, кажется, по какому-то чуду до сихъ поръ не перешедшее въ купеческія руки. Въ этомъ имніи густой, запущенный садъ, полуразрушенныя оранжереи, большой домъ старинной постройки и съ безчисленнымъ количествомъ комнатъ. Мы часто здили туда всмъ семействомъ гулять и завтракать. Намъ отпирали домъ, и я любилъ бродить по лабиринту пустыхъ его комнатъ. Очевидно, владльцы покинули его давно уже, и все мало-по-малу приходило въ ветхость. Но обстановка дома была прекрасна: дорогая старинная мебель, вс стны увшаны фамильными портретами, прекрасными картинами, а главное — комнатъ такъ много, такъ много, что заблудиться въ нихъ можно…

Этотъ домъ съ дтства производилъ на меня впечатлніе сказочнаго замка, и я ужасно всегда фантазировалъ въ его пустыхъ комнатахъ. Здсь разыгрывались въ моемъ воображеніи самыя удивительныя исторіи изъ прошедшаго времени и изъ будущаго. Я ршилъ однажды и твердо врилъ, что такъ оно и будетъ, что этотъ домъ когда-нибудь станетъ моимъ домомъ, что я буду жить здсь въ волшебномъ счастьи…

Ну, такъ вотъ и теперь, въ моемъ сн, я вдругъ очутился среди этой знакомой обстановки. Все было такъ ясно, такъ поразительно живо, и я до сихъ поръ помню всякую мельчайшую подробность… Мн грезилось какъ будто славное лтнее утро, раннее утро, такъ что въ открытыя окна вливалась душистая свжесть. Я шелъ черезъ длинную залу кому-то на встрчу, и этотъ кто-то уже былъ близко, это была Зина. Вотъ я уже ее вижу, она спшитъ ко мн вся въ блой, почти воздушной одежд, сіяющая и свжая, она протягиваетъ мн руки, я ее обнимаю, и мы выходимъ изъ залы. Вотъ балконъ. Мы спускаемся въ садъ, идемъ по старой липовой алле къ пруду.

Я еще полонъ впечатлніями вчерашняго дня, знаю, что нсколько минутъ тому назадъ былъ въ своей комнат на кровати; но въ то-же время чувствую, что не сплю, что все это творится наяву со мною, и это нисколько меня не удивляетъ. Необычайное, никогда еще неизвданное мною счастье охватываетъ меня; я скорй лечу чмъ иду, и Зина летитъ со мною, и мы ясно слышимъ и видимъ все, что кругомъ насъ творится. Вотъ запли птицы; вотъ пчелы жужжатъ гд-то вдалек въ синев небесной, а солнце поднимается выше и выше, и мало-по-малу сохнутъ росинки на листьяхъ. Я гляжу на Зину и вижу, что это какая-то новая Зина. Это Зина, которой я врю, которая ничмъ меня не смущаетъ, не задаетъ душ моей никакихъ вопросовъ: въ ней все чисто и ясно, она вся открыта предо мною. И вдругъ я вспоминаю вчерашнюю Зину, вдругъ вспоминаю ея жестокость — и изумляюсь. Я спрашиваю ее, что это значитъ, какъ могла она съ наслажденіемъ мучить несчастное животное, а потомъ и меня? Она качаетъ головой и, глядя мн въ глаза уже не загадочными, не молчащими своими глазами, а добрыми и свтлыми, говоритъ мн:

— Разв ты не понялъ? Какой ты смшной, право!

Но я все-же ничего не понимаю.

— Это такъ нужно было, — шепчетъ она: — для тебя нужно, и не я въ этомъ виновата… Вдь, я заколдована… Уничтожь это колдовство, если можешь, тогда я всегда буду такая какъ теперь…

И я проснулся.

* * *

Съ этого дня и съ этой ночи жизнь моя совсмъ стала запутываться. Сонъ произвелъ на меня необыкновенное впечатлніе, и я долго находился подъ его обаяніемъ.

Предо мною очутились дв Зины, и въ Зин настоящей я искалъ жадно и постоянно Зину моего сна, которую я такъ хорошо помнилъ, которая давала мн такое счастье. Но поиски мои были тщетны. Зинины слезы и ея разскаяніе не оставили въ ней и слда на другое утро. Она какъ будто совсмъ забыла о вчерашнемъ, встртила меня смхомъ и сейчасъ-же спросила:

— Что-же, будешь ты рисовать сегодня?

— Да, приходи, — сказалъ я.

Она пришла. Я жадно принялся за работу. Я не потерялъ своего открытія и портретъ начиналъ удаваться. Зашедшая ко мн мама долго стояла передъ нимъ, смотрла, и вдругъ крпко обняла меня, а на глазахъ ея показались слезы. Она такъ радовалась всегда моимъ успхамъ, и, наврно, выйдя отъ меня, уже представляла себ своего сына великимъ художникомъ. Я самъ былъ радъ, рисовалъ съ восторгомъ и трепетомъ, даже совсмъ забылъ о живомъ моемъ оригинал. Но Зина скоро о себ напомнила.

— Ты знаешь, я сегодня не спала почти всю ночь, — сказала она мн:- все о теб думала. Какой ты странный, изъ-за чего ты такъ на меня вчера разсердился?

— Оставь, не говори пожалуйста! — почти закричалъ я.

Она засмялась.

— А я спалъ и тебя во сн видлъ, — продолжалъ я: — но совсмъ не такою, какая ты есть на самомъ дл.

— Какою-же ты меня видлъ:- хуже, лучше?

— Гораздо лучше…

— Я думала, что я для тебя и такая хороша, что ты меня такою любишь, какъ я есть.

— Нтъ, я не люблю тебя такою, да и къ тому-же я тебя совсмъ не знаю.

— Ты меня не знаешь? Вотъ пустяки! Я самая простая… я даже глупая… Вдь, я ужъ слышала, что говорятъ это…

Мн сдлалось тяжело, опять тоска захватила меня, хотя я и самъ не зналъ ея настоящей причины. Я грустно смотрлъ на Зину. Она встала, подошла ко мн и, глядя мн прямо въ глаза, сказала:

— Какой ты странный! Ты иногда такъ на меня смотришь, что мн становится страшно… мн кажется, что или ты когда-нибудь убьешь меня, или я убью тебя.

На лиц ея дйствительно скользнуло выраженіе испуга. Она слабо вскрикнула и выбжала изъ комнаты.

«Сумасшедшая!» — подумалъ я. И вдругъ весь вздрогнулъ и похолодлъ; ея безумный страхъ сообщился и мн на мгновеніе, я хорошо это помню.

Время шло, я совсмъ позабылъ о своихъ занятіяхъ, забывалъ о томъ, что скоро должны начаться мои университетскіе экзамены. Я весь уходилъ въ свою фантастическую жизнь и строилъ самые нелпые планы и работалъ надъ портретомъ. Пришелъ май, начались экзамены. Я понялъ, наконецъ, что ршается для меня серьезный вопросъ, и сдлалъ надъ собою послднее усиліе: не спалъ ночей, сидлъ за книгами, и первые экзамены прошли удачно. Я только усталъ ужасно.

Какъ-то поздно вечеромъ, часу уже въ первомъ, работалъ я въ своей комнат. Вс наши спали. Кругомъ было совершенно тихо. На завтра предстоялъ трудный экзаменъ, я погрузился въ работу и ничего не слышалъ. Вдругъ кто-то дотронулся до моего плеча. Я обернулся — Зина. Она была полураздта, съ распущенными волосами.

— Что теб нужно? Зачмъ ты пришла? — спросилъ я.

— Я хотла посмотрть, что ты длаешь; все учишься, какъ теб не надоло?

— Такъ зачмъ-же ты приходишь мшать мн? И потомъ разв это возможно. Ты почемъ знала, что я еще не раздтъ? Теб только непріятности будутъ, да и мн тоже.

— Никто не видлъ, какъ я пришла: вс спятъ, — отвтила Зина.

— Тмъ хуже, — сказалъ я:- ради Бога, уходи скорй!

Но она не уходила.

Я пришелъ въ ужасъ, я совершенно понималъ всю невозможность и неприличность ея появленія и, главное, не видлъ никакой ему причины. Да и сама она не могла сказать, зачмъ пришла ко мн. Я почти насильно вывелъ ее изъ комнаты. Она упиралась, подвигалась къ двери шагъ за шагомъ и все время смотрла на меня, но такъ смотрла, что мн становилось жутко.

— Я не понимаю, зачмъ ты меня гонишь, — сказала она уже у самой двери: — если вс заснули такъ рано, то разв я виновата, что мн спать не хочется, и неужели я не могу на пять минутъ зайти къ теб?

Но я ужъ заперъ за нею дверь и вернулся къ своей работ.

Минуты шли за минутами, а я никакъ не могъ сообразить того, что читаю. Наконецъ, я увидлъ, что и продолжать безполезно: все равно ничего не буду помнить.

Проспавъ всего часа три-четыре, я проснулся съ тяжелою головой и во время экзамена мн чуть не сдлалось дурно. Однако, все сошло благополучно, и я возвращался домой въ хорошемъ настроеніи духа. По обыкновенію, сейчасъ-же я кинулся къ мам, которая каждый разъ со страхомъ и трепетомъ дожидалась моего возвращенія.