Навола
Шрифт:
Первый министр внимательно наблюдал.
Я понял, что вся эта сцена тщательно срежиссирована. Парл специально ждал меня здесь. Внезапно я пожалел, что не прибыл на час позже, как было принято у шеру. Что не заставил эту кровожадную парочку томиться, словно актеров, застывших на сцене в ожидании зрителей. И в этой пантомиме мне была отведена роль шута.
Империкс фыркнул и дернул головой.
— Он прекрасен, не правда ли? — Парл ласково погладил мускулистую шею чудовища.
Конь буквально кипел от сдерживаемой ярости. Если он хорошо обучен, то нападет на любого, кто попробует оседлать его или приблизиться, за
Парл с неприкрытым удовольствием потрепал своего преданного и кровожадного питомца.
— Верно, — согласился я. — Он прекрасен.
Я не приближался к коню. Он следил за мной, будто кровавая фата, желающая вцепиться в горло.
— Я слышал, что в Мераи разводят хороших боевых лошадей, — сказал я, — но даже не догадывался, насколько они великолепны.
— Ай. Так и есть. Его прадедом был Викторикс, на котором мой дед отправился на Южную войну.
Итак, угроза, послание и проверка — и все в одном коне. Дед парла выступил вместе с шеруанцами против Наволы. Мы все еще рассказываем истории о том, как их армия пронеслась по равнинам, чтобы осадить нас.
— Мы уважаем вашего деда, — осторожно ответил я. — В нашем палаццо есть фреска с Речным союзом. Ваш дед договорился о мире с Шеру.
Мы все улыбались, но опасность была реальной. Дед парла едва не уничтожил нас, заключив союз с Шеру и присоединившись к нападению на Наволу. Если бы мой собственный дед не организовал союз Наволы, Парди и Савикки и не подкупил люпари, наши женщины могли бы носить волосы высоко забранными и распущенными, как носят их в Мераи, расхаживать в высоких ботинках и по-северному грассировать и шепелявить.
Лишь когда поражение казалось неминуемым, старый мерайский парл переменил сторону, осознав, что Мераи пострадает, а Шеру — нет, и заставил правителей Шеру заключить мир, притащив их за доску переговоров, не выпуская их армию из ловушки под перевалами Руйи, чтобы они не сбежали до возмещения убытков; этот договор обеспечил безопасность Мераи, несмотря на разрушения, которые они нам причинили. Тот парл был коварным. Отец говорил, что, не будь его, Мераи принадлежала бы Наволе, совсем как Парди.
— Подойдите к нему, — настаивал парл. — Он мой любимец.
Я задумался, уж не намерен ли он убить меня здесь. Заявить, что его лошадь прикончила наследника Регулаи. Внука человека, который когда-то унизил его семью. Какая трагедия.
— Вы же не боитесь. — Парл погладил своего коня. — Я слышал, что вы любите верховую езду и хорошо разбираетесь в лошадях.
Мне потребовалось все самообладание, чтобы не отпрянуть от коня, не развернуться и не покинуть конюшню. Жестокость исходила от животного, как жар от кузнечного горна. Я протянул руку. Конечно же, Империкс щелкнул зубами.
— Кажется, он не хочет, — сказал я.
— Най. — Парл отмахнулся. — Он просто вас дразнит. Делламон, будьте любезны, дайте Давико сахар, чтобы угостить Империкса.
Делламон с бесстрастным лицом извлек из рукава кусок сахара, роскошный подарок — особенно для лошади, — и дал мне.
Ну разумеется, у первого министра в рукаве оказался сахар. Все подстроено. Я видел весь спланированный ими спектакль. Видел роли, которые они играли, и подозревал, что моя роль заключалась в том, чтобы... ну, хотя бы покалечиться. Най. Этот конь должен слушаться
голоса парла. Значит, они хотят напугать меня. Империкс поставит меня на место. Окровавленного, но живого. И слабого, в сравнении с парлом.Они знают, что мы приехали на переговоры. И на этот раз, поскольку мы явились к ним, а не они к нам, они организовали стол по своему усмотрению.
Все это я видел.
Но еще я видел Империкса, огромное, ужасное существо, скованное командами своего хозяина, выдрессированное плетью, криками и ударами, под которыми дух животного расплавился, словно воск, и принял форму, не более свойственную его природе, чем дереву свойственно расти вбок.
Ни одно животное не рождается с жестокостью в сердце. Их всегда принуждают к ней. Даже теневые кошки и каменные медведи испытывают лишь голод, а не желание убивать.
Но Империкс подвергся сильному принуждению — и был опасен.
Однако я не мог отрицать, что в этом создании было благородство. Которое превосходило благородство стоявшего рядом хозяина, злого мальчишки, изображавшего из себя короля. Главными актерами на сцене, куда заманил меня парл, были не сам парл и не Делламон. В действительности значение имели лишь двое.
Это была драма между Империксом и мной.
Я сделал шаг вперед. И еще один. Я приближался не как человек, желающий править, а как одно из множества созданий в плетении Вирги. Все эти создания были равны. Все были частью плетения. Мы с Империксом были единым целым. Не разными существами, а одним.
Человек выпал из плетения Вирги, но связь осталась; мы тоже были слеплены из глины Арго и обожжены светом Амо — и тоже являлись частью плетения. Я выпустил из легких застоявшийся воздух, дал телу расслабиться. Мы не хозяин и раб. Мы дружелюбные живые существа, делящие это стойло. Друзья в моменте, ни один из нас не правит, и ни один не подчиняется. Мы все создания Вирги: я и Империкс, Пенек и Ленивка, и величественный олень в Глубокой Ромилье. И разве все мы не хотим любви? Разве мы не подобны котятам? Не ищем материнского языка, не желаем, чтобы над нами мурлыкали, чтобы нас согревали, и умывали, и любили?
Я шагнул в круг жестокости Империкса.
На мгновение показалось, что он встанет на дыбы и затопчет меня. Он содрогнулся, и парл отступил от него, ожидая нападения, ожидая, что чудовище взовьется на дыбы и обрушит на меня копыта, накинется, чтобы рвать зубами... Но Империкс не шелохнулся.
Я стоял рядом с ним, гладил его благородную морду и смотрел в его огромные глаза.
Все мы создания плетения Вирги.
Я протянул ему сахар — на глазах у потрясенного парла и его первого министра угостил Империкса. Провел ладонями по шее, похлопал по огромной груди, шепотом выражая восхищение, предлагая не господство, которое люди всегда дают лошадям, а дружбу.
Империкс наклонил голову к моему лицу и тронул губами мою щеку. Я увидел, как вздрогнул парл, и рассмеялся.
— Какой он сильный! — сказал я.
Парл и Делламон неуверенно переглянулись. Я мог бы насладиться их растерянностью, но мне было все равно, потому что в Красном дворце Мераи, полном гадюк в человеческом обличье, я нашел друга.
— Империкс никогда не позволял другому человеку прикасаться к себе, — пробормотал парл.
— Быть может, он чует мое чистое сердце.
Делламон с сомнением хмыкнул. Парл выглядел встревоженным.