Навола

Глава 41

–Так вот почему вы хотели, чтобы я приехал в Мераи! — прокричал я, ворвавшись в наше жилище. — Знали, что я подцеплю этого писсиолетто лучше, чем кто-либо другой! Вы использовали меня против самого себя!

Сидевший на низкой кушетке Каззетта не поднял глаз. Он точил один из многочисленных кинжалов, которые прятал на своем теле, и звук был неприятным. Скрежет камня о сталь. Этот кинжал был не длиннее пальца, с рукоятью, перпендикулярной клинку. Тычковый нож. Каззетта спрятал его в карман плаща и достал длинный стилет.

— Такова отведенная мне задача, да? — не унимался я. — Чтобы я, сам о том не подозревая, подтвердил ценность Челии?

Каззетта осмотрел клинок при свете свечи и приступил к заточке.

— Предложение действительно кажется более надежным, если исходит от того, кто восхищается предлагаемым.

— И на моем лице все написано.

Каззетта согласно кивнул, не водя стилетом по камню.

Я принялся расхаживать по комнате.

— Даже когда я думаю, что знаю, куда иду, оказывается, что на самом деле я шагаю по дороге, которую давным-давно наметил для меня отец. Все в соответствии с его планом. — Я не мог скрыть горечь. И не желал. — Вам известно, что мерайцы рассказывают анекдоты про нас? Про наши интриги? Я им возражаю, что мы вовсе не такие плохие, а после узнаю, что не могу разобраться даже в запутанных нитях моей собственной семьи.

— Радуйтесь, что мы следим за многими нитями вместо вас. Мы плетем интриги — но всегда в ваших интересах. — Каззетта извлек очередной нож. — Вам нужно написать письма отцу и сиа Челии, сообщить им о согласии парла.

— Я не стану.

— Чи. Вы сердитесь, потому что парл вас переиграл, — сказал Каззетта. — Разве это не делает его достойным Челии?

Я насупился.

— Разве нет? — вновь спросил Каззетта.

— Никто не достоин Челии.

Каззетта вздохнул:

— Что ж, пишите или не пишите, Челия все равно узнает.

Я написал письма.

Я делал это с горечью и досадой. В холодных выражениях известил отца, что парл согласен, и написал Челии, попытавшись объяснить свое исчезновение из палаццо. Я написал, что мы не можем быть вместе. Да, я по-прежнему желаю ее, но обстоятельства сильнее нас, и надеюсь, она это понимает. Вскоре она станет королевой, и, по правде говоря, так для нее будет лучше.

«Парл красив. Он умен и энергичен. Достаточно уверен в себе и наверняка будет ценить твои советы. Думаю, рядом с ним ты будешь не просто красивой побрякушкой...»

Скрипя зубами, я смял лист и отшвырнул.

Будь она моей настоящей сестрой, по крови и рождению, я бы не нашел для нее лучшей партии. И все равно я был в ярости. Я начал заново.

Потребовалось три попытки, но наконец письмо было готово. Я перечитал его, и горло сжималось от медоточивых слов. Я не мог смириться, как ни пытался. Хотел было смять и этот лист, но Каззетта выхватил его из моей руки, холодным взглядом предупредив, что не стоит сопротивляться.

Он с равнодушным лицом прочел письмо.

— Ну как? — едко спросил я. — Одобряете?

— Годится. — Он достал воск и запечатал письма, а потом, к моему изумлению, позвал слугу. — Попросите маэстро ди палаццо отправить это в Наволу.

— Но они прочтут мои письма, — возразил я. — Они непременно отпарят печати!

Насмешливый взгляд Каззетты сказал мне, что меня снова использовали. Стилеттоторе хочет, чтобы парл прочел мои письма. Чтобы увидел мою личную переписку с Челией. Это еще раз подтвердит мое отношение к ней.

Он увидит меня насквозь, фаччиочьяро.

Как пшеница гнется на зимнем ветру, так и люди должны склоняться перед политикой.

Авиниксиус. Наблюдения

Глава 42

С бракосочетаниями в Наволе не тянут. Приготовления начались, как только прибыли наши письма. Когда мы с Каззеттой вернулись, весь дом кипел активностью. Дамы приносили новые наряды на примерку Челии; повара и торговцы доставляли еду и подарки; приходили актеры, которым предстояло выступать перед горожанами, пиромаэстро с фейерверками и, конечно же, акробаты, мечеглотатели, огненные танцоры и исполнители непристойных комедий.

Калларино приказал очистить городские улицы, заплатив беспризорникам и вианомо, чтобы избавили мраморные колонны галерей от копоти, камни мостовых — от конского навоза, а стены Университетского квартала — от рисунков: к прибытию парла Навола должна сиять. На Куадраццо-Амо установили новую сцену для «Эростейи», а также для «Торговца и мула», «Мальчика у замочной скважины» и «Чинецции», новой комедии маэстро Дзуццо о семи купцах, влюбленных в одну девушку.

И конечно же, поскольку это была Навола, имели место контракты и договорные обязательства, которые требовалось подписать, заверить печатью и зарегистрировать в гильдии литиджи. Отец выплачивал парлу внушительное приданое; были и другие условия, выгодные Мераи и Наволе: беспошлинная торговля через наволанские порты, новые займы в казну Красного города, бесплатное пользование дорогами и мостами Мераи для наволанских торговцев на пути к перевалам Чьелофриго и северным землям Вустхольта. И конечно же, сухопутный маршрут в Шеру. А также доступ к шелковым и конным путям, что вели в Чат и в конечном итоге в Ксим.

Маэстро литиджи из Университета да Мераи вели для парла переговоры с нашими наволанскими маэстро, дабы гарантировать незыблемость заключенных договоров. Нотари и нумерари должны были подготовить окончательные формулировки и сделать необходимые копии для регистрации в гильдиях законников.

Наши куадра заполнились гостями. Тут был калларино, который кланялся и утверждал, будто это он правит Наволой, а не мой отец. Были объявлены трехдневные торжества. На улицы выкатили бочки с вином, чтобы угощать каждого, кто принесет кружку. Золотые кубки выставили в качестве призов для самых сильных мужчин в городе, самых красивых женщин, авторов самых изящных стихов...

Челия, пусть и не королевской крови, занимала положение выше королевского.

Однако среди всех этих радостных свадебных приготовлений к прибытию парла Челия казалась взбешенной фатой.

Раньше она была холодна со мной, теперь же обратилась в лед, и я чувствовал разницу в каждом ее слове, в каждом движении. Не осталось ничего от прежней Челии. Ни малейшего проблеска быстрого лукавого ума не пропускала маска фаччиоскуро.

Глядя на ее красоту, в ответ я видел лишь презрение. Слой за слоем ее разумом завладела ярость. Слой за слоем вся Челия превратилась в сплошное отвращение ко мне. Ее глаза не видели меня, ее уши не слышали моих слов. Я словно стал призраком.

Приготовления обрели лихорадочный оттенок. Я буквально ощущал, как утекают дни, точно кровь из раны. Наша с Челией связь разорвалась, и я ничего не мог с этим поделать.

Наконец, в отчаянии, я поймал ее в куадра, схватил за руку и заставил посмотреть на меня.

— Челия...

Она взглянула на мою кисть, словно на таракана.

— Отпусти меня, Давико.

Вот и все, что она произнесла, и эти слова были так холодны, что почудилось, будто я замерзаю в снегах Чьелофриго. Мои протесты умерли в горле. Челия смотрела не на меня, а сквозь меня. Моя рука разжалась. Я беспомощно смотрел, как Челия уходит.