Навола
Шрифт:
Но я услышал, как они хихикают на дальней стороне сада, и понял, что это он их подучил. Даже сейчас калларино не мог устоять перед соблазном испачкать мои щеки в грязи. Власть не меняет человеческую природу, а лишь усугубляет ее. Таков был калларино.
Однако совсем другое дело — отсутствие власти. Лишившись ее, я определенно изменился.
Глава 51
Летняя
Я занялся исследованием тех мест палаццо, которых до сих пор избегал, а именно окрестностей главных ворот. Там располагались конюшни, и в моем мозгу начала расти жемчужина плана. Если Пенек еще здесь, мы сможем сбежать вместе. Мы хорошо понимали друг друга — ведь нам удалось одурачить Агана Хана в лесу, — и я надеялся с помощью глаз Пенька пробраться на юг, в дебри Нижней Ромильи и владения Сфона. Это будет непросто, но Пенек уже там бывал. Кроме того, в последнее время мне досаждал Каззетта, подговаривавший проверить защиту моих врагов, разведать границы.
Окольными путями я добрался до куадра премиа. Конечно же, в сопровождении Акбы, вечно скучающего и злобного, но он не мешал мне подойти к фонтану Урулы. Я подставил руки под холодные струи, вслушиваясь в плеск и журчание, словно завороженный, а на самом деле знакомясь со звуками куадра, улавливая его запахи. Ворота были открыты. Я слышал грохот телег по мостовой и крики людей. Ветер дул с той стороны, нес запахи уличной пыли и рыбы с соседнего рынка. Словно заблудившись, я побрел на эти звуки и запахи, навострив уши, принюхиваясь, точно щенок, изучающий все подряд.
— Най! — Акба схватил меня за ухо и потащил прочь. — Это не для тебя, раб.
Я развернулся — воплощенная покорность — и поплелся, кланяясь, кривясь от боли. Как будто случайно оказался лицом к своей истинной цели. Акба, довольный, что продемонстрировал свою власть, отпустил меня, позволил идти на густые, пряные запахи соломы и навоза.
Я был рад, что моя теневая карта оказалась верной и что я выбрал правильное направление. Подошел почти к самим воротам конюшни, и количество сделанных шагов совпало с предполагаемым.
Я остановился в воротах, принюхиваясь к ностальгическим запахам. Вспоминая то давнее время, когда оседлал Пенька и выехал из палаццо, собираясь сбежать, — но встретил Каззетту. Как бы сложилась моя жизнь, если бы я переехал его, если бы покинул город в день моего Вступления?
Мокрый нос прижался к моей ладони. Я вздрогнул, сразу узнав эту влажную морду — и понял: если хоть как-то выкажу свою любовь, Акба или калларино используют Ленивку против меня. Причинят ей боль, чтобы причинить боль мне.
Я рассеянно погладил Ленивку по голове, потрепал уши. Притворяясь равнодушным, хотя мое сердце пело.
— Кто это? — спросил я вслух. — Кажется, какая-то псина?
Ленивка заскулила и потерлась о ноги. Акба зашипел на нее, и она зарычала в ответ.
— Прочь, шавка. — Я резко оттолкнул Ленивку, не желая, чтобы Акба сделал ее объектом своей злобы. Она вернулась, но я снова оттолкнул. — Отстань!
Мое сердце чуть не разбилось, ведь она была единственным другом, которого я встретил после падения нашей семьи, быть может,
последним, кто уцелел, но мне полегчало, когда Ленивка, скуля, ушла. И все же я чувствовал поблизости ее, обиженную моим предательством.Подавив чувство вины, я ощупью пробрался внутрь. Меня окутали запахи конюшни. Ухоженной шерсти, длинной гривы, травянистого дыхания. Сена, навоза, промасленной кожи. Так много лошадей.
Мои ладони коснулись деревянной калитки, первой в ряду стойл. Я снова обрадовался. Эту часть палаццо я знал только по воспоминаниям, однако худо-бедно ориентировался здесь. Я был слеп, но, подобно моряку с картой и компасом, мог пересечь море и отыскать скрытый за горизонтом порт. Я шел от стойла к стойлу и негромко окликал лошадей. Многие подходили в надежде получить морковь или сахар, но Пенька среди них не было. Все эти кони были мне незнакомы.
— Это не твои, — услышал я.
Я повернулся на незнакомый голос:
— Вы меня знаете?
— Все тебя знают, слепец. — Человек хохотнул. — Однако твоих лошадей нет. Их продали сразу по прибытии архиномо Корсо.
— Даже дераваши?
Собеседник хмыкнул:
— Дераваши в первую очередь.
— Вот как?
Моя грудь сжалась, и не только потому, что план бегства рухнул. Пенька больше не было. Еще одна жертва падения моей семьи. Стало еще больнее оттого, что я отверг Ленивку. Моего последнего друга.
Человек подошел ко мне. У него был тяжелый шаг — без сомнения, на незнакомце были добротные кожаные сапоги, а в руке он, похоже, держал позвякивавший недоуздок. Моя догадка подтвердилась, когда звяканье переместилось на стену, к прочей упряжи.
— Дераваши не во вкусе калларино, — мрачно произнес человек. — Слишком низкий. Неподобающий скакун для архиномо. Благородным именам полагаются благородные лошади.
— Угу.
Конюшня больше не принадлежала мне. Запахи остались прежними, но обитатели сменились. Было глупо надеяться на что-то иное, однако я все равно опечалился. Я протянул руку в стойло в поисках лошади, которая теперь здесь жила. Мгновение спустя услышал фырканье и почувствовал влажную морду, которая прижалась к моей ладони и задышала в нее, нащупывая теплыми губами морковь, которой у меня не было.
— Патро глупец, — сказал я. — Дераваши благороднее любой породы, что мне известны.
Человек насмешливо фыркнул:
— Дераваши на любителя.
Я решил, что это дородный мужчина, широкоплечий и высокий. Его низкий голос, казалось, обрушивался на меня с высоты. Мне нравилось, как он говорит. Решительно. Внушительно. Прямо. Такой человек мог вырасти на ферме, где пас скотину, а потом он поднялся выше благодаря своим знаниям о животных. Услышав, как он приближается, я опасливо шагнул назад, но его огромная рука нашла мою. Он вложил мне в ладонь что-то холодное и тонкое. Морковь.
— Познакомься с Сиа Аквией, — сказал он.
— Сиа Аквия. — Я протянул морковь лошади, и та взяла ее с моей ладони, довольно фыркнув.
— Руссо, — объяснил мужчина. — Пять чистых поколений.
Руссо были южной породой, они быстро бегали, но не отличались выносливостью.
— Мне больше нравятся дераваши.
— Они крепкие, — согласился он.
— Вы конюх?
— Верно. Меня зовут Хергес.
Странное имя.
— Вы из Чата?
— Да. Ты разбираешься в именах?