Навола

Я ощупал предмет: твердый, тяжелый и скользкий. Мыло. Казалось странным держать его в руках. Оно было такое гладкое.

— Поторопись.

Я намылил тело, чувствуя, как мыло щиплет язвы, чаруясь его непривычной гладкостью. Меня вновь окатили водой.

— Еще раз? — спросил стражник.

— Най, сойдет, — проворчал капитан.

Скрипнула дверца.

— Давай выходи. Посмотрим на тебя.

Опасливо, на ощупь, я выбрался из клетки. Капитан цыкнул зубом:

— Твоя работа, Акба?

— Я выполнял волю калларино.

— Наши лошади живут лучше, чем этот человек. Приберись в его камере.

— Я?! — запротестовал Акба. — Это не моя обязанность!

— Приберись, или, Амо свидетель, я закопаю твою голову в этой куче дерьма!

Меня выводили из катакомб два стражника, которые, похоже, не хотели прикасаться к моему грязному телу. Мы поднимались по лестнице. Виток за витком, вверх, вверх.

Вверх, вверх...

Видят фаты, я даже не догадывался, как глубоко меня погребли.

Наконец мы вышли в тепло, под лучи солнца. Кожу словно обожгло. Я понял жука-навозника, что бежит прочь, торопится в темноту и безопасность, когда жаркое солнце касается его панциря. Но у меня такой возможности не было. Меня провели через палаццо, и наконец я оказался в помещении, которое узнал по запаху. Это была баня. Там стражники расстались со мной.

— Подготовь его к вечеру, — приказал капитан.

— Но он такой грязный! — запротестовал женский голос.

— Постарайся.

И меня препоручили заботам банной девушки. Сопровождаемый ею, я пришел в выложенную плиткой комнату, которую хорошо помнил. Здесь мылись служанки. А я за ними подглядывал. Девушка принесла ведро воды, от которой шел пар, и набросила на меня горячую, мокрую тряпку. Я вздрогнул.

— Больно не будет, — сказала она. — Не шевелись.

— Горячо, — прохрипел я.

— Ай. — Девушка вздохнула. — Подожди.

Минуту спустя она вернулась, и я услышал, как вода льется в ведро. Тряпка вновь коснулась моей кожи.

— Лучше?

— Намного.

Ее звали Айя. Она пыталась мыть меня, но моя кожа стала слишком чувствительной, и потому Айя вручила мне тряпку, чтобы мылся сам, а она помогала. Я стоял, макал тряпку в ведро и силился стереть грязь со своего многострадального тела. Айя щелкнула языком.

— Придется тебя отмачивать. Может, и получится, но не сразу.

Она позвала другую девушку, Ану, и вместе они усадили меня на деревянный табурет, а сами взялись за мои волосы. Выстригали огромные колтуны, обсуждали узлы и грязь, ахали при виде мертвых жуков и крысиных косточек. Они занялись моей бородой: сначала подстригли, а потом сбрили полностью. Потом подрезали ногти, по их словам, невероятно отросшие и загнувшиеся. Наконец подвели меня к глубокой ванне. Я медленно погрузился в теплую воду, а девушки уселись рядом.

— Когда только увидела тебя, ты был смуглым, — сказала Айя. — А теперь бледный как труп.

— Столько грязи, — согласилась Ана.

От тепла меня потянуло в сон.

— Здесь есть... — Я умолк. Боялся, что, если расскажу о своем желании, буду жестоко разочарован.

— Что? — спросила Айя.

— Еда?

Девушки звонко рассмеялись.

— Ну конечно!

Несколько минут спустя Айя вернулась с виноградом, сыром, хлебом и водой — и все это не было грязным.

— Ай! Ты как волк, который пожирает младенца! — воскликнула Айя.

— Не ешь слишком много, — посоветовала Ана. — Тебе станет плохо.

Я знал, что она права, но не мог не запихивать в себя еду. Айя забрала ее.

— Немного сейчас, немного потом. Не так быстро. Я видела, как оголодавшие люди умирали от обжорства.

Я хотел отобрать еду, хотел даже драться ради нее, но был слишком слаб. Девушки вытащили меня из ванны и принялись вновь оттирать грязь.

Будь у меня глаза, я мог бы застыдиться от прикосновений их рук к моему обнаженному телу. Служанки мыли меня так же заботливо, как мать моет дитя, но я слишком долго пробыл животным, да и все равно не мог видеть, как они на меня смотрят, а потому стоял покорно. Потом меня вновь отправили в ванну, в которой сменили воду, и наконец сочли чистым.

Ана и Айя очистили мои раны и смазали блошиные укусы. И все это время болтали без умолку.

— Спасибо, что так обо мне заботитесь, — сказал я.

— Чи, это ерунда, — ответила Айя, а потом нерешительно добавила: — Твоя семья была добра к моей семье.

Я удивился:

— Я думал, все наши друзья погибли.

— Не все. Кое-кто остался. Вианомо помнят. Мой брат получил деньги, вступив в армию твоего отца. Это спасло нас от голода.

— Армия еще существует?

— Най. Архиномо не жалуют вианомо, которые умеют обращаться с мечом. Теперь он наемник и шлет нам серебро.

Некоторое время мы молчали. Девушки хлопотали над моими ранами.

— Когда-то я подглядывал за моющимися в этой бане, — сказал я.

— Правда?

— Вон оттуда. — Я указал вверх, где должны были находиться окна. — Когда был мальчишкой. Я прятался на крыше и смотрел на девушек.

— Ай! — воскликнула Айя! — Негодный мальчишка!

— Мальчик у замочной скважины! — подхватила Ана. — Как некрасиво!

Но в их голосах не слышалось злости, только веселье.

— То были иные времена. Я был другим человеком. Я помню... — Внезапно меня захлестнула печаль. — У меня были глаза.

Не знаю, почему именно это воспоминание вызвало у меня скорбь. Все остальные потери отошли на задний план, а эта... Красивые девушки мылись, покрывая свое тело пеной. А я мог смотреть на них, не догадываясь, какое это счастье. Не ведая, что ждет меня впереди, что однажды я навсегда лишусь возможности увидеть нечто подобное.

— Быть может, мои раны — это наказание, — сказал я, отрывисто вздохнув.

— Чи. Ты всего лишь следовал пути Калибы. Все подсматривают, если есть возможность, — ответила Айя. — Я подсматривала за братом. Хотела увидеть член.

— А я — за соседкой калларино, — сказала Ана. — За сианой Трукко и ее стражником. Меня отправили с поручением к ее повару, а я обнаружила его на кухонном полу с сианой. Они хрюкали как свиньи.

— Все подглядывают, — сказала Айя.

— Все, — согласилась Ана.

— Почему вы так добры ко мне? — спросил я.

— Сегодня день рождения калларино. Мы хотим, чтобы ты выглядел достойно.

— Как долго я... Сколько ему исполняется?

— Сорок пять.

Больше года я провел в дыре. Казалось невероятным, что прошло столько времени — и что оно пролетело так быстро. Больше года. Меня отвели в недра палаццо весной, когда я не смог убедить Филиппо, и сейчас уже не первое лето, а второе. Мой день имени тоже был летом, хотя я не мог вспомнить, предшествовал он дню рождения калларино или следовал за ним.