Навола

Я обнаружил, что знаю число и местоположение собравшихся за столом. Я насчитал тридцать человек. Я мог различать голоса, присваивать имена и запоминать места. Слева Мерио, сочувствовавший паре из гильдии ткачей по поводу скипианцев с их непостоянством. Сивицца сидел в центре справа от меня, на почетном месте прямо напротив калларино, рядом с Делламоном. Генерал хвалился виноградниками при своей вилле и виноделом, который следил за процессом от начала до конца, от обрезки лоз до выбора бочек, в которых старится вино.

— Они из вустхольтского дуба. Потребовалась куча нависоли, чтобы доставить их через Чьелофриго.

— Далеко ли ваши виноградники?

— Чуть выше по реке, у первых холмов, для хорошего дренирования.

Калларино мог только радоваться, что генерал еще крепче связал себя с процветанием города.

Сразу за Сивиццей сидела Фурия, которая жаловалась калларино, что архиномо Боккатта разрешили держать в городских пределах их загоны с рабами. Насколько я понял, раньше только она пользовалась этой привилегией.

— Вы сами так делаете, почему бы не делать другим? — Масленый голос калларино намекал, что за определенную цену Боккатта снова можно изгнать.

— Потому что я Фурия, а они Боккатта, и, если этот вопрос не решится, кто-то обнаружит своих друзей повешенными на Куадраццо-Амо.

— Как... неизящно.

— Неизящно. Как и я сама.

Делламон иронично беседовал с женщиной, чей мурлыкающий голос показался мне дразняще знакомым... Ай. Сиа Аллецция, знаменитая куртизанка, когда-то учившая Челию. После стольких лет я все равно узнал ее. Делламон предлагал Аллецции навестить его в Мераи, а та уклонялась от ответа.

За столом сидели архиномо, мерканта и нобили ансенс. Множество голосов, множество разговоров. В основном я слушал своих врагов. Всех врагов, собравшихся за одним столом. Будь у меня яд, я мог бы отомстить за себя, мог бы слушать, как они задыхаются и падают вокруг. Так поступил Авиниксиус со всеми своими кузенами, прежде чем стать императором Торре-Амо и занять место на Белой скале.

— Милая моя, что за очаровательный голубой оттенок!

Эти слова вернули меня к реальности. Их произнес торговец, сидевший с другого бока Аллессаны. Та отпрянула от него. Судя по тому, как она это сделала, он не только восхитился платьем, но и прикоснулся к ней.

— Сиа беседует со мной, — сказал я.

Торговец принялся было отвечать, но я подался вперед.

— Вы не нравитесь сиа. Быть может, потому, что так фамильярно к ней прикасаетесь, или потому, что от вас пахнет конским навозом и оливковым маслом, что наводит меня на мысли, что вы трахаете своего конюха.

— Ах ты!..

Я услышал его движение, понял, что он делает.

— Убери руку с ножа.

Он ахнул, испугавшись, что его подловил слепец. Я продолжал тихим голосом, наклонившись к нему, чтобы он хорошенько разглядел мои изуродованные глазницы и покалеченное лицо:

— Юная сиа — воспитанница сианы Фурии. Она под защитой ее имени. Тщательно подумай, как поступить дальше.

Торговец зашипел, но не стал продолжать конфликт.

Я сам себя удивил. Я разгадал намерение торговца и быстро отреагировал. Прежний я пришел бы в смятение, тревожась о пристойностях, о лжи, о суматохе. Я же поступил так, как поступил бы с крысой, укусившей меня за ухо во сне: убил бы ее об стену без раздумий. Что бы я сделал, если бы он продолжил угрожать? Удивительно, но меня это не волновало.

— Итак, — сказал я приятным голосом, поворачиваясь к Аллессане. — Расскажите, как вы попали в Наволу. Вы достигли более высокого статуса, раз отправились так далеко в компании Делламона?

— Я... — Она помедлила, потом заговорила с фальшивой радостью. — Как вы однажды сказали, наволанское сердце летит стремительно и прямо к тому, кого оно любит. Я хотела узнать, так ли это. И приехала взглянуть, не найду ли себе спутника в вашем прекрасном городе.

Слова были игривыми, однако в ее голосе сквозило что-то близкое к панике.

— Звучит не слишком убедительно.

— Я иду туда, куда идет парл. — В ее голосе появилась новая нотка. Отчаяние. — Я исполняю его приказы.

— А. Даже в Красном городе с его солнечными улицами и теплыми цветами есть кривые переулки.

— Моя семья... зависит от моей службы.

— Простите, но вы кажетесь огорченной.

— Мераи... — Она еще сильнее понизила голос. — Теперь это опасное место. Даже когда нами правил юный парл, который был очень мнительным из-за Чичека, там было... — Она помедлила. — Там хотя бы был свет.

— Свет. — Я обдумал это слово, вспомнив свои впечатления от молодого парла и от Мераи. — Да, полагаю, свет там был. Однако тьма тоже всегда присутствовала. Конечно же, вы ее не замечали, но она была. На самом деле тьма окружала вас. Она царила повсюду. Просто теперь вы ее заметили.

— Я так не думаю. Раньше было лучше.

— Веридимми? Полно вам. Со мной было точно так же. Темнота годами таилась рядом. Она сидела вместе со мной за столом, ездила вместе со мной верхом, смеялась вместе со мной — а я ее не видел. А теперь я вообще ничего не вижу.

— Я слышала эту историю.

— Какую историю? — Я произнес слишком резко и сразу пожалел. Впервые за целый год кто-то относится ко мне как к человеческому существу, а я огрызаюсь. Я коснулся сердца. — Простите меня. Я не хотел вам грубить. Расскажите, что вы слышали?

— О, даже не знаю... Это была просто история, — ответила Аллессана. — Про падение вашей семьи. — Она помедлила. — У вас была сестра. Про нее сложена песня.

Принесли новое блюдо. Запах жареной рыбы. Целая красножаберка! Я принялся обдирать хрустящую кожу, нащупывая внутренности, но мои пальцы были неуклюжими от слабости.

— Позвольте, — сказала Аллессана. — Мне будет проще это сделать.

Ее мягкие руки отодвинули мои. Я услышал, как она вскрывает рыбу серебряными щипцами, убирая внутренности.

Ее сладкое дыхание. Ее аромат. Ее тепло.

— Ну вот.

Она взяла мою руку и направила к мясу, которое я теперь мог легко снимать с рыбьих костей, ребро за ребром.

— Песня? — спросил я. — Про Челию ди Балкоси?

— Сперва я не поняла, про что она.

— Какие в ней слова?

— О. — Аллессана откашлялась, щипцы звякнули о тарелку. — Я не могу ее спеть.