Навола

Нашел.

Как и сказал Каззетта, ступени были неровными. То широкие, то узкие, то вдавленные — клинья винтовой лестницы напоминали куски пирога, нарезанного пекарем, которого не волновали размеры продаваемых порций. Я услышал дыхание Челии. И осознал, что чувствую запах ее духов. Запах ее пота.

Запах ее страха.

Мы неуклюже спускались. Я держал драконий глаз, а потому не мог пользоваться руками, чтобы сохранять равновесие, и шел медленно. Я ощущал нетерпение Каззетты за моей спиной.

— Конти пермиссио60, — пробормотал он.

Это была не просьба. Каззетта протиснулся мимо меня, и я услышал шелест юбок Челии, когда он протиснулся мимо нее.

— Нам бы не помешал факел, — сказала Челия.

— Факел — это дым, — ответил Каззетта. — А дым — это след.

Его голос уже затихал далеко внизу. Зашуршав юбками, Челия продолжила спуск. Я последовал за ней. Было утомительно нащупывать каждую ступень, не зная, далеко ли до нее, не зная, на что опустишь ногу.

Что-то под моей ногой хрустнуло и выскользнуло. Запахло падалью. Я прислонился к стене, тяжело дыша. Звуки Каззетты и Челии словно доносились издалека. Темнота давила на меня. Душила. Я сбился со счета. Казалось, эта лестница тянется бесконечно.

Сверху донесся грохот. Я инстинктивно поднял глаза, хотя мог увидеть только темноту. Наши преследователи ворвались в библиотеку. Я слышал их приглушенные крики, кровожадное ликование, сменившееся отчаянием, когда они обнаружили, что библиотека пуста.

— Собаки по-прежнему лают, — сказал Каззетта. — Не мешкайте!

Раздавались удары и крики. Преследователи были не так высоко над нами, как я надеялся или воображал.

— Торопитесь, Давико!

Челия быстро шла вперед, с шелестом юбок спускаясь по спирали, отдаляясь от меня. Я вновь принялся нащупывать путь, делая шаг за неуклюжим шагом, прижимаясь к изогнутой стене, чтобы не упасть, и бережно неся драконий глаз.

Все глубже и глубже, по спирали в холодные недра, в то время как преследователи в библиотеке крушили стеллажи, срывали гобелены, резали ковры и жаждали нашей крови.

Глубже и глубже, виток за витком. Темнота вокруг стала еще плотнее, превратилась в нечто физическое.

Я услышал, как капает вода. Почувствовал запах влажной почвы. Запах тления. Я не сомневался, что мы находимся под землей. Среди червей и корней, так глубоко во тьме, что она превратилась в существо, живое, как драконий глаз в моих руках, шевелящееся, обнимающее нас, засасывающее все глубже. Это живое создание злобно извивалось, царапая чешуей свою клетку, шурша по моей груди, свивая тело кольцами, напрягаясь, расслабляясь. Испытывая узилище на прочность. Кожистые крылья развернуты, ядовитые шипы вздыблены, словно шерсть на загривке. Хвост хлещет, обвивает мое сердце.

Я понял, что дракон внутри меня. Теперь я чувствовал его — скользкий ужас, все больше оживающий с каждым моим шагом вниз, во тьму. Жадное, голодное присутствие, исследующее вовсе не глаз-тюрьму, а оболочку моего разума.

Я хотел бросить глаз, но не мог. Хотел предупредить Каззетту, но мои губы плотно сомкнулись. Хотел потянуться к Челии за помощью, но руки продолжали крепко обнимать живой глаз. Один в темноте, я сражался с драконом в своем разуме. Сражался молча и упорно, пока мы спускались.

— Что это за место? — прошептала Челия.

Услышав в темноте ее голос, я испытал облегчение — и, к моему изумлению, присутствие дракона словно потускнело, как будто он опасался других людей.

— Катакомбы, — ответил Каззетта. — Руины города, стоявшего здесь до Наволы. Еще до Амо. Не такие древние, как руины Торре-Амо, но все же старые. — Его шаги замедлились. — Мы достигли дна, — сказал он. — Теперь будьте осторожны. Ждите.

Мы с Челией молча стояли. Ее рука робко коснулась моей, нашла и стиснула. Ее пальцы были холодны. Она дрожала. Я ощущал ее страх и облегчение от моего присутствия. Мне тоже полегчало на душе. По крайней мере, мы вместе. И с нами Каззетта, а значит, есть надежда выжить. Как он дрался с убийцами: его кинжалы возникали, словно по волшебству, и вонзались в горло нашим врагам. Амо свидетель, он невероятно быстр. Не будь его, я бы теперь лежал бездыханным на мраморном полу вместо Пьеро.

Мы с Челией ждали, прижавшись друг к другу. Капала вода. Невдалеке журчал ручеек, но я не мог определить, в какой стороне. Гулявшее в катакомбах эхо сбивало с толку.

Я слышал, как Каззетта бормочет на своем языке. Скрипнул камень. Что-то тяжело упало и перекатилось. Он двигал камни. Снова скрип и стук. Мы с Челией ждали, положившись на него, внемля его таинственным трудам.

Казалось, время стремительно мчится, события обрушиваются на нас, неподвижно застрявших здесь. Я представлял, как преследователи наверху рыщут по библиотеке, швыряют книги, рвут гобелены, сходят с ума от ярости из-за нашего исчезновения, кружат, будто гончие, вынюхивая след, алча нашей крови.

Они были близко. Время шло.

Каззетта продолжал двигать камни.

Наконец раздался тяжелый скрип — и удовлетворенное хмыканье.

В темноте запахло камфарой. Полетели искры — яркие брызги, словно фейерверк, — и внезапно вспыхнул огонь, красный и живой, заставивший нас прищуриться.

Факел плевал искрами и влажно дымил.

— Держите повыше, — сказал Каззетта, вручая факел Челии.

При мерцающем свете он продолжил копать. Теперь стало ясно, что мы стоим посреди мертвецов. Повсюду вокруг — темные ниши. Склепы и усыпальные камеры, где аккуратно сложены черепа, кости и целые скелеты. Блестит сочащаяся из стен вода. Кое-где плесень и мох заполнили глазницы, сгладили очертания подвздошных костей. Фаланги пальцев рассыпаны по земле, словно забытые игральные кости. Через центр зала бежит ручеек по неровному руслу из ушедших в землю каменных плит.

Каззетта рылся в усыпальной камере, бесцеремонно раскидывая останки. Вдруг он выпрямился, вытаскивая наружу добычу — меч, который вручил Челии в пару к ее кинжалу. За мечом последовали новые призы: кинжалы, которые Каззетта спрятал по всему телу; кованый фонарь, на котором были отчеканены странные символы; кожаный мешок, чье содержимое он внимательно изучил.

— Крысы не добрались, — с удовлетворением сказал Каззетта. — Еды нам хватит на неделю.

— Убегаем? — спросил я, когда он туго затянул мешок и закинул на плечо.

— Надо быть готовыми ко всему. Я не знаю, как глубоко пустил корни заговор.

Его слова наполнили меня дурным предчувствием. Быть может, отец уже лежит мертвым в стенах палаццо, залив мрамор кровью. Быть может, все остальные погибли.

Быть может, остались только мы.

Каззетта занялся фонарем. Опустил откидную дверцу, достал свечу. Зажег фитиль от факела Челии и вернул свечу на место. Потом отодвинул заслонку на противоположной стороне фонаря — и вперед метнулся яркий луч, погаснув, как только Каззетта закрыл заслонку.

— Хорошо, — сказал он. — Гасите факел.

Челия подчинилась, опустив факел в ручеек. Раздалось шипение, запахло дымом. Темнота обрушилась на нас.

Как только свет исчез, мои другие чувства ожили. Я слышал писк крыс. Сочившуюся из стен воду. Ручеек под ногами. Ощущал запах дыма от факела...

Скрипнул, открываясь, фонарь Каззетты. Вспыхнул свет, узкий луч, словно внутри было солнце, светившее через крошечное отверстие.

— Там зеркало, чтобы давать больше света, — объяснил Каззетта. — Инструмент воров и беглецов.