Назови меня по имени
Шрифт:
Заряднов усмехнулся.
– Зачем так резко? – сказал он. – Можно не продавать. Квартиру я сдам в аренду. А что касается сроков, по предварительным раскладам получается лет десять, не меньше. И поэтому я хочу взять с собой сына.
– Что значит «хочу»?
Она смотрела на бывшего и поражалась собственной интуиции. Это случилось! Вот прямо сейчас Андрей пытается отобрать у неё ребёнка.
– Хочу – это значит могу, – ответил Заряднов. – На этой неделе мы с Петькой собирались съездить туда, посмотреть новый дом.
– Он будет такой же безобразный, как этот? – вырвалось у Маши.
– Не страшнее твоей квартирки
Маша делано рассмеялась.
– Вот уж спасибо! – покачала она головой. – Мы с Петькой как-нибудь сами разберёмся, где нам жить.
Она развернулась и начала спускаться вниз по лестнице, стараясь идти медленно и не делать резких движений.
– Я не услышал твоего ответа, – пронеслось ей вслед.
– А сам не догадываешься?
– Ты согласна?
Она молча обернулась и столкнулась взглядом с Петькой.
Сын с обречённым видом тащил вниз по ступеням свой огромный чемодан. За ним, чуть ли не дыша Петьке в спину, шёл тот самый работник, который открывал Маше калитку и запускал её на территорию хозяйских владений. Он нёс за сыном хозяина два пакета с подарками.
Маше хотелось бы, чтобы этот чужой человек исчез в каком-нибудь коридоре или за случайной дверью – и туда же уволок бы пакеты. Тогда бы у неё появилась наконец возможность снова обнять Петьку, потормошить его… Посторонний дядька мешал, в его присутствии любые нежности становились неловкими, невозможными.
Когда они подошли к «тойоте», управляющий потребовал открыть багажник. Маша сделала вид, что не расслышала приказа.
– Ты уверен, что все эти подарки поместятся в твою комнату? – спросила она у Петьки, когда тот подкатил чемодан к «тойоте».
– Поместятся! – ответил Петька. – Свой старый комп я Витальке отдам.
Работник стоял рядом и наблюдал за матерью и сыном. Один раз он открыл было рот, чтобы повторить своё требование насчёт багажника, но Маша в ответ так на него зыркнула, что мужчина наконец всё понял и поставил пакеты на снег.
Глава 10
Через водительское окно Маша смотрела, как Петька прощается с отцом, с двумя его дочерьми и с соседским мальчишкой. Новая супруга Заряднова в проводах решила не участвовать.
Девочки, одетые в ярко-жёлтые пуховики, стояли возле отца; обе темноволосые, очень похожие друг на друга. Старшая хмурилась и через каждые несколько секунд дёргала за рукав младшую, которая то и дело подпрыгивала и строила брату смешные рожицы. Прощаясь, Петька шутя натянул девочке капюшон на нос, и она, громко вскрикнув, принялась его поправлять свободной рукой.
Маша коротко просигналила, поторапливая компанию. Петька помахал рукой – казалось, жест предназначался только маленькой кривляке, – а потом зашагал к автомобилю. Эти четверо выглядят совсем как семья, невольно подумала Маша.
По Сестрорецку ехали молча. Возле какого-то заснеженного сквера, через ограду которого виднелась высокая наряженная ёлка, Маша вырулила ближе к обочине, притормозила и заглушила мотор. Петька молчал.
Маша опустила стекло. Потянулась к сумке, лежащей на заднем сиденье. Выудила оттуда пачку сигарет и зажигалку.
– Ты снова куришь, – сказал наконец Петька.
– А что мне остаётся?
Сын выглядел виноватым.
– Расстроился? – спросила Маша. – Только честно.
Петька засопел.
–
Мы с папой что-то сделали неправильно, – сказал он.– Похоже на то.
– Почему я так редко приезжаю сюда? Зачем нужен самолёт, если ты снова за один день смогла…
Маша закашлялась.
– Ну ты даёшь… – Она затушила окурок в пепельнице и выбросила его наружу. – Вот доедем до Королёва, я сама тебя об этом спрошу. Идёт?
Петька кивнул.
Маша завела мотор и бросила взгляд на циферблат. Ну вот, договаривались на пятнадцать минут, а потеряли целый час.
– А сейчас мы поедем к бабушке.
– К кому?! – Петька застыл в изумлении. – Ты серьёзно?
– Серьёзнее некуда. – Маша подняла стекло и вырулила на шоссе.
Может быть, отношения матери с младшей дочерью сложились бы совсем иначе, если бы у Маши хватило чуткости понять с самого начала, что упрёки, которая мать бросала отцу при каждом удобном случае, были всего лишь тревогой за мужа, и тревогу эту мама умела выражать только так. В ней бушевало столько ревности, столько боли, и не выпускать их наружу требовало от Ираиды Михайловны огромных усилий.
– Если бы я знала раньше, что он ничего не добьётся, – без конца повторяла она, – я никогда не вышла бы за него.
Даже после того, как бывший муж получил заведование кафедрой, Ираида Михайловна продолжала обречённо вздыхать.
– Как был нищим, так и остался, – говорила она. – Впрочем, это можно было предвидеть.
Убеждённость в том, что какие-то вещи можно угадать заранее, поселилась в ней давно, ещё до увлечения эзотерикой. А потом, когда по кабельному телевидению начали транслировать разные псевдонаучные передачи, новая информация упала на хорошо подготовленную почву.
Выйти из затянувшегося соломенного вдовства она могла только полностью перерождённой. Ираида Михайловна перекрасилась в чёрный цвет. Бабетта осталась в прошлом, а новая причёска – короткое каре – сделала её внешность ещё эффектнее.
У бывшей супруги доцента Иртышова началась новая жизнь. Несколько раз в неделю она посещала лекции и семинары, читала книгу Елены Блаватской и выписывала газету «Наш посредник» – имелось в виду, посредник с высшими сферами, – а после и сама стала частым гостем телепередач на любимом кабельном канале. Ираида Михайловна отвечала за астропрогноз в одном женском журнале и управляла магазином оккультных товаров.
Новая страсть Ираиды Михайловны и её попытки уйти в придуманное пространство, туда, где серьёзные бытовые проблемы решались с помощью чудесных слов и предметов, поначалу выглядели очень трогательно. Маше с Алькой пришлось стать первыми участницами её экспериментов. Например, Ираида Михайловна училась читать мысли: для этого она сажала Машу на табуретку, а на голову ей ставила миску с водой. Туда она лила расплавленный воск, а потом пыталась угадать, о чём её дочка думает. На ночь она заставляла дочерей надевать рубашки, к которым были пришиты большие прямоугольные куски фольги. Фольгу Ираида Михайловна брала из упаковок от чая и пришивала её на ткань блестящей стороной на изнанку. Следовало сказать: «Как серебро блестится, так на меня ангел садится» – и сразу лечь спать. Однако уснуть на фольге было невозможно: бумага в считанные минуты становилась горячей, обжигала кожу, шуршала, царапалась. Маша не выдерживала, сбрасывала с себя рубашку и только после полуночи наконец-то засыпала.