Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Назови меня по имени
Шрифт:

Когда она зарулила на заправку, телефонная трубка коротко тилинькнула. Пришло сообщение. Марк писал: «В выходные буду свободен. Люблю, скучаю. Видел тебя во сне».

Сообщение от Марка стало для Маши топливом – таким же, как то, что плескалось в баке автомобиля. В сущности, что такого Марк написал ей? Ничего особенного. Но слова ещё долго звучали внутри, сверкали запоздалыми новогодними блёстками, пока их не смыло другими мыслями, от которых на однообразной ночной дороге Маша отвлечься уже не могла.

«Другие мысли» были навязчивыми и мучительными. Маше даже почудилось вдруг, что в какой-то миг

над трассой появилась каракатица – сепиида линнеус. Подлая сепиида двигалась в нескольких метрах от переднего бампера и выбрасывала в воздух струю тёмно-фиолетовых чернил, похожую на длинную витую ленту. У каракатицы три сердца и голубая кровь, подумала Маша. Три сердца – это папа, Петька и Марк. А в детстве это были Алька, папа и мама – и тогда, давным-давно, Маша даже и думать не думала ни о каких каракатицах.

«Вы были у Андрюши?» – спросила Ираида Михайловна в прихожей.

Заряднов для Машиной матери всегда был Андрюшей, несмотря на то, что общались они исключительно на «вы». После Машиного развода бывшие зять и тёща ещё какое-то время поздравляли друг друга с праздниками. В истории с Машиным неудачным браком Ираида Михайловна считала Андрея пострадавшей стороной и чувствовала себя виноватой за поведение дочери. Мать не сумела понять причины развода – быть может, потому, что не хотела вникать в семейные дела дочери, а может, причиной стала вечная Машина скрытность.

Свою первую беременность Маша тоже скрыла – и молчала о ней до последнего, пока однажды ночью не закричала от острой боли. Приехала карета «скорой помощи» и увезла молодую женщину в гинекологию. Они с Андреем тогда ещё не были расписаны, просто спали вместе, и Маша по неопытности во многом окончательно не разобралась.

В отделении гинекологии всю недостающую информацию до неё донесли по возможности популярно.

– Когда мужик тебя валял, небось хорошо было? – громко комментировала нянечка, наблюдая, как Маша ковыляет по коридору в сторону туалета. – Теперь поймёшь, что такое быть бабой.

На выкрики нянечки никто, кроме Маши, не обращал внимания. Кроме Маши и Ираиды Михайловны, которая, по случайному совпадению, именно в этот момент пришла проведать дочь.

Когда Маша вернулась из уборной, мать уже сидела на табурете возле койки дочери, и вид у неё был расстроенный.

– Ну и ну! – выговаривала она. – Ты бы хоть гуляла, да ум при себе держала. Мне уже люди про тебя наговорили всякого…

– Откуда они узнали? – спросила Маша.

– Кто? – не поняла Ираида Михайловна.

– Ну, эти. Люди. – Маша покачала головой. – Я и двух дней здесь ещё не лежу.

Ираида Михайловна поставила на тумбочку пакет с апельсинами и, посидев несколько минут, ушла.

Когда за Ираидой Михайловной закрылась дверь, одна из Машиных соседок по палате подсела к ней на койку.

– Кто это к тебе приходил, Иртышова? Мать или кто? Ну и мамочка, врагу не пожелаю. Как глянула на меня, прямо сердце в пятки зашло.

Маша повернула голову на подушке. У девушки, с которой она так и не успела как следует познакомиться, было симпатичное веснушчатое лицо. Солнечный свет, казалось, насквозь просвечивал тонкие хрящи её розовых ушей, которые нелепо торчали из-под прилизанных, давно не мытых волос.

– Не смей говорить плохо про мою маму, – сказала она соседке.

Ой-ой-ой! – Рыжая встала с койки. – Подумаешь, цаца.

Андрей появился в больнице с корзиной фруктов, на которые Маше было тошно смотреть. Зато он очаровал медсестёр и влюбил в себя всех четырёх Машиных соседок. Да что соседки – весь персонал учреждения, включая главного врача, стекался поглазеть на иртышовского жениха и его белый автомобиль, стоявший прямо под окнами палаты. А Маша, напротив, боялась визитов бойфренда.

Ей было страшно признаться Андрею: операция по извлечению внематочной беременности прошла успешно, но теперь у Маши осталась только одна труба, левая.

Она не сказала про операцию, даже когда Андрей, забрав её из отделения, проехал через Английскую набережную и остановился прямо напротив Дворца бракосочетаний.

– Остановка и стоянка запрещены. – Маша обернулась и указала пальцем на знак.

Андрей хмыкнул.

– Другим нельзя, а мне можно. – Он выключил зажигание и кивнул. – Пойдём.

Они припарковались напротив отдела ЗАГС.

– Куда? – Маша оторопела. – Туда?

После больницы она выглядела жалко: грязные волосы, мятая футболка, облупившийся лак на ногтях. Но Заряднова это, похоже, не волновало.

– Подадим заявление, то-сё… – В голосе Андрея звучала уверенность. – А потом уже родим по-нормальному. Как у людей.

– У каких людей? – Маша не двигалась с места.

– Ну чего ты как неродная… – Заряднов притянул её голову к себе и погладил по волосам. – Родишь мне троих, поняла?

Ираида Михайловна с восторгом приняла известие о предстоящей свадьбе.

– Вот Андрюша молодец! – повторяла она. – Другой бы бросил тебя, и живи как хочешь. И был бы, между прочим, абсолютно прав!

Никакой особенной беды в Машиной истории Ираида Михайловна теперь не видела.

– Сейчас даже без мужиков рожают, – сказала она. – А с одной трубой и подавно, знаешь сколько детей можно сделать… Мужу не сказала? Вот и дальше не говори.

Свадьба была богатая и многолюдная. Алька, которой была поручена роль подружки невесты, пришла на Машин праздник с новым кавалером. Прямо перед дверями ЗАГСа она вдруг обняла младшую сестру и потянулась губами к её уху.

– Вы друг другу не подходите, малыш, – прошептала Алька. – Прости, но это так. Я же вижу!

Маша оторопела и ничего не успела ответить: блондинка, руководившая церемонией, уже приглашала молодожёнов внутрь. Слова сестры ещё долго звенели у Маши в ушах, но в конце концов она решила, что это была очередная Алькина бестактность, нелепо оформленный комплимент.

На свадьбу пришёл и Костров, с которым Алька порвала резко и без объяснений. Бывший бойфренд, которого Алька когда-то с таким трудом добивалась, теперь похудел и осунулся, и, хотя на празднике он держался хорошо, Маша знала, что молодой преподаватель сейчас переживает не лучшие времена. В дополнение к любовной неудаче у Кострова случилась некая неприятность на предзащите докторской. Завершение его научного труда оттягивалось на неопределённый срок. Маше очень хотелось поддержать Кострова; ей удалось поговорить с ним на лестнице, куда гости стекались, чтобы покурить. Празднество шло к финалу, кто-то танцевал в зале, а кто-то вышел подышать свежим воздухом.

Поделиться с друзьями: