Не грусти, Мари!
Шрифт:
Меня зазнобило. Вроде бы народу много, надышали, должно быть тепло, но по спине пробежали мурашки. Я никогда не пила текилу, наверное, неплохая штука, не зря ее так любила незабвенная Фрида Кало.
– А как это – «по-мексикански»? – спросила Лена.
– А вот, – Кирилл наполнил шот из тяжелой квадратной бутылки, взял ломтик лимона, провел им от запястья до локтя, потом щедро посыпал солью. Мы смотрели во все глаза. Парень, не моргнув, опрокинул в себя текилу, быстро и крепко прижался губами к своей руке, собрав лимонный сок вместе с солью.
– Вот так, – пояснил он неожиданным зрителям, – пьют текилу мексиканцы. Разумеется, мазать лимоном и солью можно не только руку. И уж совсем необязательно свою, – он подмигнул. Маришка хихикнула. Я – тоже. За компанию.
– Ну
У них что, так часто бывает? Пьют текилу по-мексикански с чьей-то руки…или не руки? С другой стороны – они все давно знают друг друга. И почему я снова противопоставляю себя всем? Типа, это «они», а это – «я»? Может, в этом проблема? Алиска влилась в коллектив за пару рабочих смен, нашла себе парня, встречалась с ним, рассталась, а я за все это время даже не познакомилась толком с коллегами. Словом, я передумала уходить.
– Маш, – услышала я голос Дэна, – можно твою руку?
Кирилл взял за руку Люду, Марина – Лену. Вся ситуация здорово отдавала чем-то запретным, но искушение было слишком велико. Дэн крепко взялся за мое запястье, от его пальцев шло успокаивающее тепло. Улыбнувшись одними глазами, он склонился над моей рукой, коснулся губами, языком. Он целовал мою кожу, собирая с нее лимонный сок с солью, медленно, осторожно…бережно. Маришка с Леной уже успели выпить свою текилу, Кирюха тоже. Наконец и Дэн поднес к губам шот. Я оцепенела. Я все еще чувствовала его губы. Наверное, это выглядело страшно глупо со стороны, но мне было наплевать. Что-то поменялось, сдвинулось с мертвой точки…внутри меня. Черт побери, я ведь могу нравиться! Я могу! Из трех девчонок он выбрал меня, вам ясно?! Тебе, Лен, и тебе, Марин, как будто я не вижу, как ты на Дэна смотришь, ах, какая жалость, что он пересел и между вами теперь стол, не правда ли? И будто я не видела, как ты кривила губы, когда мы танцевали. И станцевали мы шикарно тоже! И я буду пить текилу! Как Фрида Кало! Ее размазало по кирпичной стене, но она поднялась, несмотря на раздробленные кости и разорванные связки, она жила, как хотела, писала картины, какие хотел, любила и ненавидела, кого хотела! И ни на кого не оглядывалась!
Потом уже я провела ломтиком лимона по его руке, отметив гладкую, как у эльфа, кожу. И уже мне до одури захотелось прикоснуться к ней губами…я не почувствовала ни кислоты, ни горечи. Вкуса текилы тоже не почувствовала. Кожа Дэна пахла степными травами, нагретыми вечерним солнцем…мне так казалось. В голове не зашумело, только кровь тяжело бухнула в виски. Что-то творилось со мной, что-то такое, чего я не испытывала и не знала раньше. Дэн внимательно смотрел на меня, потом придвинулся ближе. «Ты потрясающая, – шепнул он мне на ухо, – и такая красивая сегодня!». Он провел ломтиком лимона по моей шее, под ключицей, снова по шее, ближе к уху. И стал целовать. Я судорожно прижалась к нему, услышала, как бьется сердце, глубоко вдохнула его запах.
– Потанцуем? – спросил Дэн.
Я даже не помню, что за музыка играла в тот вечер, наверное, какая-то там классика-романтика. Мы долго танцевали, крепко обнявшись, потом еще целовались в подсобке, потом…наверное, так всегда бывает на вечеринках, но…у нас было не так, как всегда. Синее платье было спущено с плеч, Дэн прижал меня к себе, я ощутила, как напряглись его мышцы. Я помню все до мельчайших подробностей, но это «все» покрыто легкой дымкой нереальности, словно увиденное в кинофильме. Дэн целовал меня, нежно, но настойчиво, не прерываясь ни на секунду, а я…я таяла, как кусочек льда на солнцепеке, как мороженое, забытое на столике в кафе жарким летним днем. Его прикосновения обжигали нестерпимым жаром, я горела, пылала, боясь одного – что он отстранится и уйдет сейчас. Наверное, так было с героями Бунина в «Солнечном ударе». Эта мысль, всплывшая из глубин сознания, чуть отрезвила меня. Я глубоко вдохнула и отстранилась.
– Дэн…
– Маш, какая же ты красивая…с тобой такое первый раз?
– Да, – прямо сказала я, глядя ему в глаза, – и я не хочу зайти слишком далеко…понимаешь?
– Понимаю,
о чем речь, – парень со вздохом засунул руки в карманы джинсов, – не волнуйся, все будет, как ты хочешь. А ты что, …эээ…ну, девственница?– Да, – снова прямой взгляд. Испугается? Обрадуется?
Дэн не изменился в лице.
– Ты безумно сексуальная, Маш, у тебя такие нежные губы…и кожа, я просто не могу сдерживать себя…но я постараюсь…чего бы ты хотела сейчас? Может, какая-нибудь фантазия? Скажи мне…
– Дэн, я…
Ох, как же я его хотела тогда. До боли, до судорог. Теперь-то я понимаю – это ощущение ни с чем не перепутать, но в тот момент понимания не было. Было дикое влечение к Дэну, я сходила с ума от его рук и губ…
И – я отпустила себя, перестала стыдиться, думать и анализировать, положившись на его обещание, целиком погрузившись в ощущения от ласк Дэна. Я сказала ему, чего хочу…впрочем, мои фантазии были достаточно невинны. Наверное, каждая девчонка мечтает о своем, неважно, сколько у нее было любовников: десять или ни одного. Я вот хотела, чтобы он был груб со мной, может быть, сделал больно…слегка. Дэн меня понял. В какой-то момент мне даже стало страшно, а еще в какой-то момент реальность «поплыла»: я ощутила себя беспомощной пленницей в руках захватчика, воина-завоевателя. И беда ли мне, что у него нет светлых волос и глаз, меча у пояса?
Не знаю, сколько это продолжалось. Кажется, я кричала. «Тише-тише,» – шептал Дэн, закрывая мне рот ладонью, – «а то решат, что я тебя убиваю. Маш, какая ты…ты так меня заводишь. Машка…». Я тоже что-то говорила ему, целовала, чувствуя отчего-то вкус крови на губах, гладила его плечи, руки, грудь…кожа Дэна была прохладной, а может, это мне так казалось, оттого, что меня сжигало изнутри?
Мы пришли в себя ближе к утру. Я с трудом сфокусировала взгляд на стенных часах: полседьмого, ах, donner wetter, как выражается Изка. Дэн выглядел таким же ошарашенным. Я поправила платье, застегнула босоножки, он натянул футболку, и мы тихонько вышли из подсобки. На барной стойке лежал ключ от заведения, в туалете звякнуло ведро, послышался шум льющейся из крана воды. Я испуганно вздрогнула.
– Тетя Катя, – шепнул Дэн, – она убираться приходит в это время. Давай я тебя провожу!
Мы оделись и выбрались на улицу. Под ногами хрустел ледок, от дыхания шел пар, но холода я не ощущала. Все мое существо наполняла «невыносимая легкость бытия», легкость бездумная, невозможная, преступная, прекрасная. Я держала его за руку, которую столько раз целовала этой ночью, что успела запомнить мозоли на ладони и пальцах, видимо, от гитары. И мои руки были им зацелованы. И плечи. И живот. И ноги. Он стоял на коленях и целовал мои ступни. И пальцы, каждый по очереди. Как…как это вообще возможно? Неужели это случилось со мной, Махой Дружининой, вечной дурнушкой и одиночкой?
Мы поцеловались у подъезда. В этот волшебный час между ночью и днем все казалось нереальным, призрачным. Мы даже попрощались шепотом, и я еще раз окунулась в его глаза. Оказывается, они меняют цвет, надо же… в полумраке кафе глаза Дэна были серыми, отливали сталью, но сейчас, в этом мягком рассеянном свете они гармонировали с неярким ноябрьским небом, еще не закрытым тяжелыми тучами: вроде бы уже не серые, но еще и не голубые…красивые.
Изольды не было. Наверное, где-то тусуется. Я хотела зайти в ванную, смыть косметику и переодеться, прилегла на минутку на диван в зале, потянула на себя плед…да и заснула, будто провалилась. Последней мыслью было: хорошо, что сегодня среда, в инст не надо, у нас день самоподготовки.
– Маха! Маха, проснись! Мах, ну проснись, а? – Изка трясла меня за плечи все сильнее. – Что с тобой?!
– Что со мной? – я села, убирая с глаз выбившуюся прядь. – Чего орешь? Я в порядке!
– В порядке она, – Изка нервно хихикнула, подсовывая мне пудреницу, – на, полюбуйся на себя!
Я взглянула в маленькое зеркальце. Ну и ничего страшного, глаза размазались чуть, подумаешь. Губы, наверное, тоже. Губы…ох, ну ни фига ж себе! Распухли так, что никакого силикона не надо…ох, ну вот. Я оглядела шею, плечи…ничего. А вот грудь болела. Но как-то так…приятной болью.