(не)хорошая девочка
Шрифт:
Долетаю до туалета, только там, тяжело дыша и глядя в зеркало, понимаю — лицо все в слезах. Я, оказывается, плакала. От злости, от обиды на отца, который снова меня предал, от всего что на меня навалилось…
Умываюсь, тихонько дышу. Пытаюсь собраться с мыслями.
Что дальше?
В этот раз я не такая дура, как в прошлый. В этот раз у меня в клатче и номерок от гардероба, и телефон с доступом к мобильному банку. И паспорт, ага, тоже тут.
Голышом и без денег я больше не бегаю.
Дверь за моей спиной распахивается от пинка. Я не успеваю даже подпрыгнуть,
— Вот ты где. — Жутковатая у него ухмылочка.
— Ты ничего не попутал? Это женский туалет, — рычу я. И тут же получаю оплеуху. Такую звонкую, громкую, из-за которой тут же оказываюсь на полу.
— Кто меня осудит? — медленно переспрашивает Баринов, вернувшись к двери и блокируя её изнутри. — У меня тут жена совсем от рук отбилась. Нужно заняться воспитанием прямо сейчас, а не то я совсем опоздаю.
Вот сейчас мне уже страшно. Но все-равно смешно.
— У тебя точно все выросло воспитывать, муженек? — интересуюсь я, поднимаясь на ноги и сбрасывая с ног туфли. На них я долго не продержусь.
— Ты по-прежнему источник одних проблем, Соня, — Баринов недовольно кривит губы, — тебе бы на коленях прощения просить за то, что прыгала по членам до свадьбы. А ты выкаблучиваешься, строишь из себя… То, чем не являешься.
Ой, знал бы этот мудак, что я прыгала на член уже после росписи, наверное, его бы бомбануло еще сильнее.
— Нет бы сказать мне спасибо, Соня, — едко ухмыляется Баринов. — Я ведь тебя не сдал твоему старику. Не сказал, с кем именно ты зажигаешь. Мы же все-таки семья, я должен беречь тестя. Порадуй папочку, Соня, завязывай ломаться.
— Спасибо. — Я отступаю назад и вот-вот упрусь лопатками в дверь. — А теперь сделай одолжение, отвали нахрен, а лучше сдохни, Сереженька.
— Не-е-ет, — насмешливо тянет Баринов, не спуская с меня своих липких глазонек и продолжая на меня напирать. — Я два года хочу трахнуть хоть одну из шлюшек Дягилева, с той самой поры, как он затеял проводить свои вечеринки именно в нашем отеле. Они у него как на подбор, один сплошной секс. А тут — такой повод.
Честно, у меня почти слова отказывают от этого заявления. Нет, я, конечно, понимала, что у Баринова свои тараканы, но вот что они такие радиоактивные — даже не представляла.
— Тронешь меня — и он тебя уроет, — обещаю я и все-таки натыкаюсь спиной на твердую поверхность.
Ну… По крайней мере, я хочу в это верить. Ну, могу же понадеяться, что авторитета Дягилева Баринов побаивается.
— Да ну? — Баринов с торжествующей улыбкой нависает надо мной. — И где он? Где твой садо-мазо-рыцарь, а, женушка? Что-то мои люди не видели его с тобой за эти две недели. Что, вернулась к папочке и надоела его конкуренту? Или он тоже предпочитает свежих и нетронутых, а ты в этом плане уже поистаскалась?
Я пытаюсь пихнуть его коленом в пах, но он ловит меня за колено. Наваливается на меня, вжимает в стену, зажимает рот ладонью.
— Ну что, помиримся, женушка? — издевательским тоном шипит ублюдок и задирает мне платье, — а потом можно будет и с друзьями тобой поделиться. Я ж не жадный, помнишь?
А тебе, поди, и в радость будет по членам пройтись, так ведь?Урод. Ярость во мне поднимается настолько шипучей и горячей волной, что на какое-то время я забываю, что вообще-то мне пиздец как страшно.
Помиримся? С удовольствием, дорогой!
Я толкаюсь от стены, собравши все силы в кулак, размахиваюсь головой и тараню лбом в сломанный нос Баринова.
Нужно сказать, удар выходит такой силы, что у меня у самой в голове раскатывается болезненное эхо. Но мне некогда рассусоливать и жалеть себя. Надо проваливать. Так срочно, как только возможно. Сердце барабанит в моих висках, кажется, что оно бегает внутри черепной коробки и испуганно орет.
Баринов воет — я ему там явно разбередила только-только начавшие подзаживать хрящи. Болевой шок? Я о нем мечтала пять секунд назад. Мечты сбываются, да?
Может, я и дура, и в драку с идиотами лучше не лезть, но сейчас — мне кажется, нужно. Должна же быть хоть какая-то польза от того тай-бо два раза в неделю, кроме подтянутой задницы.
Два последовательных удара кулаками под ребра уроду, чтобы отпихнуть его от себя. Ужом нырнуть под его руку, сгрести с края раковины клатч и как есть — с задраным до бедер платьем броситься к двери.
Волшебно. Неуклюжие пальцы даже сразу справляются с замком. И я бросаюсь в коридор, пока Баринов не пришел в себя и не рванулся следом.
Бегом. В первое попавшееся такси, что есть у театра, а пальто… Пальто из гардероба заберу когда-нибудь потом…
В коридоре как назло полно народу. Наверное, стоило заорать в туалете, кто-то, может, и прибежал бы ломать ту идиотскую дверь.
Ну, не то чтобы полно. Но вот-вот прозвенит первый звонок. Самые пунктуальные владельцы мест в ложах уже тут, селфятся на фоне театральных афиш и местных балетных звезд.
— Соня! — голос отца встревоженный, слева, он будто возвращался от лестницы. Бросаю взгляд туда, вижу бледное папино лицо. Он искал меня? Да неужели?
— Соня! — будто гром с небес раздается голос Вадима. Справа. Со стороны нашей ложи и нескольких соседних… Обволакивающий, заставляющий замереть и не менее обеспокоенный голос, если сравнивать с голосом моего отца.
Ну что, кажется, конец всем нашим шифровкам, да?
Хотя есть ли в них хоть какой-то смысл сейчас? Сейчас, когда я даже не шевелюсь под его взглядом.
Я боюсь смотреть в ту сторону, я боюсь увидеть, что его там нет. Что он — всего лишь мой глюк, воспаленного, измученного тоской по нему рассудка. Так не может быть, так не бывает, разве что в каких-нибудь мелодрамах.
И все же…
Он там.
Если он и глюк — то очень четкий глюк. Красивый до одури глюк в черном деловом костюме. Этакое сногсшибательное подтянутое хищное совершенство.
А у меня на лбу шишка, на щеке пылает кожа от пощечины Баринова, задрано платье, босые ноги, а волосы лежат так, будто я сбежала с помойки…
Красотка, ничего не скажешь.
— Где ты был? — в голос орет моя душа, а глаза не могут от него оторваться, до того мой хищник удивительно хорош.
Где ты был, Хозяин?