(не)хорошая девочка

Это просто вне рамок — это была не сессия, это даже не был секс. Но Соня выдала такую эмоциональную отдачу, что сработало без всего этого.

Что за девчонка, а? Давно ли не девственница, а вытворяет вот это — сладкое, порочное действо. Даже объяснять не надо, все сама на ходу схватывает. И было у Дягилева ощущение, что вовсе не он отравил эту девочку своим пороком. А она — травит его собой. Потому что… Лучше не вспоминать эти темные голодные семнадцать дней без неё. И если первые пару дней было еще ничего, потом начался кромешный ад.

Но нельзя было отвлекаться, отвлекись на час — и ускользнет нить. А вытянулось с этой нитью действительно грандиозное.

Кажется — прошла вечность, на самом деле — и пяти минут не пролетело. Просто в такие моменты время будто растягивается и чего ты только не успеваешь обдумать.

Из туалета — кстати женского — нежданно-негаданно вываливается Баринов. физиономия у щенка вся измазана в крови. Рубашка тоже. Течет из носа — кажется, он в него получил. От зайки? Дивно. Но вообще, не она должна укрощать этого ублюдка.

— Ты… — яростно рычит Баринов, заметив Соню, но тут же обращает внимание и на Дягилева и шарахается назад. Взгляд тут же становится затравленным. Он ведь помнит тот разговор. И подробное разъяснение на тему того, что Дягилев с ним сделает, если Соня пострадает от руки “муженька”.

А она ведь пострадала.

Красная как от пощечины щека, алое пятно на лбу, явно от удара, задранное платье…

Вадиму даже спрашивать не надо, что хотел щенок, и так понятно. Вот не понимают некоторые люди предупреждений, категорически.

— Выйдешь на улицу, там увидишь Бориса, иди к нему, — тихо приказывает Вадим Соне, фокусируясь тем не менее на Баринове. — И не забудь одеться.

— Хорошо, хозяин, — шепотом откликается Соня.

— На людях необязательно, — Вадим улыбается. — Хотя мне нравится, учти.

— Учту, хозяин, — покладисто откликается маленькая поганка, опуская свои длинные реснички.

Она идет в другую сторону — в обход, туда, где Вадим бронировал под себя ложу. Явно чтобы не столкнуться с отцом, да и избежать столкновения с Бариновым.

Её отец смотрит ей в спину — прямую спину, с гордо развернутыми плечиками, и явно находится в эмоциональном коллапсе.

Отчасти Вадим Афоне даже сочувствует. Но так масштабно лажать в отношении родной дочери — еще надо умудриться.

Баринов дергается, когда Вадим шагает в его сторону, в уме прикидывая, какая рука у этого мудачка поднялась на Соню.

Правая щека? Рука левая. Ну, окей, её и сломаем.

— Куд-да, — тянет Дягилев, прихватывая сопляка за шиворот и швыряя к стене. Трусливый щенок. Невоспитанный. Ох, Марго, Марго. Прекрасный экземпляр бизнес-вумен, а вот мать — явно паршивая. Или по-матерински жалела сыночку?

Вадим заламывает руку Баринову, пристально глядя в лицо Афанасьева. В перекошенное лицо Афанасьева. До надсадного протяжного воя щенка. Но он ведь знал, что нельзя тянуть руки к Соне? Знал. Вот и пусть теперь пеняет на себя.

— Это ты должен был делать, — ядовито сплевывает Вадим, сильнее выкручивая руку Сергею и глядя в глаза Сониного папаши, — никуда не уходи. И к тебе дело имеется.

Ведь и правда, это было дело отца — защитить дочь от мудака. Почему он этого не сделал — история умалчивает.

Женский туалет так кстати оказывается рядом — отличное место для свершения казни. Вадим, честно говоря, еще со времен американского колледжа никого не макал башкой в унитаз. Очень хотелось, но не попадалось на его пути таких ушлепков.

Вот, попал.

И ни слова напоследок не сказать. Никаких “лучше беги”, о нет. Слишком щедрый совет.

А уже выходя из туалета, Вадим вытаскивает из кармана брюк флешку. Маленькую, черную. Только для того, чтобы сунуть её в нагрудный карман на пиджаке Афони.

— Познакомься на досуге, папочка, — улыбается Вадим неестественно. — Надеюсь, что до тебя дойдет, какой ты кретин. Не могу же я настолько феерично в тебе ошибаться.

У Афанасьева подергивается щека. И взгляд убийственный.

— Какого хрена вообще ты… — начинает он и замолкает сам, явно потеряв мысль. Кажется, вопросы у него в голове роятся густо, толком и не поймешь, что волнует больше.

— Да все ты понял, — Вадим пожимает плечами. — Поговорим, когда ты, наконец, увидишь полную картину. Ну, или не поговорим, если ты в курсе. В таком случае, не жалуйся, когда огребешь. А сейчас меня ждут, извини.

Это вышло саркастично.

Впрочем, Афанасьев не разочаровывает. Морду бить за поруганную честь доченьки и собственный жестко поиметый имидж не бросается. Предпочитает сначала разобраться в чем дело.

Хорошо. Не хотелось бы выяснять с ним отношения и устраивать второй акт мордобоя именно сейчас. Есть еще шанс, что Афанасьев не конченый. Маленький такой шанс, но все-таки…

Соня ждала его у машины. Как он и приказал. Кутаясь в длинное бежевое пальто, пряча нос в широком шарфе.

И вот вроде схлынуло то первичное возбуждение, стоило заметить Баринова, а сейчас — только глянул на неё, и оно возвращается вновь.

При виде Вадима Соня выпрямляется в струнку, будто по стойке смирно.

Он в принципе хотел её. И раньше. И раньше это было алчное, неумолимое желание. Но сейчас — эта жажда почти вселенская. Нельзя её больше от себя отпускать. Вот нельзя, и все тут.

Пальцы закапываются в её волосы, сгребают в горсть мягкие пряди. Лбом Вадим прижимается к лбу девушки, пытаясь унять дыхание. Нужно чуть-чуть оттянуть. Напоследок. А потом уже можно и сорваться.

— Не передумала? — хрипло спрашивает Вадим, глядя на Соню и отмечая каждую родинку на её белой коже.

Последний шанс на побег, ушастая.

Она качает головой, смущенно покусывая губешку.

— Отлично. — Вадим распахивает дверцу машины сам и запихивает туда Соню.

Охота закончилась.

Самое время пировать.

33. Долг красен платежом

Мой хозяин — исчадие ада, чертов демон похоти, который одерживает меня одним только своим пристальным взглядом. А уж когда он меня целует — я будто окунаюсь в раскаленное адское пекло и плавлюсь, плавлюсь, плавлюсь как свеча, пытаясь проникнуть в его поры, стать его уже бесповоротно.