Чтение онлайн

ЖАНРЫ

(не)хорошая девочка
Шрифт:

Где? Где? Где?

Почему бросил меня в одиночестве? Почему не позволил снова и снова ощущать себя твоей? Хоть на пару минут, хоть на пару глотков.

Но он вернулся сейчас. Сейчас — он тут. Я не знаю, на кого смотрит папа, Вадим же смотрит на меня. Смотрит цепко, не отводя глаз ни на секунду. Смотрит выжидающе.

Эта немая сцена достойна любого спектакля. Два врага друг напротив друга и дочь одного, пылающая страстью к другому — между ними. Шекспир бы удавился от зависти.

— Соня… — хрипло произносит за моей спиной отец.

А я…

Все, что внутри, выворачивается наизнанку. Все обретает совершенно

другой смысл. Все это — лишь для того, чтобы я уже сделала свой выбор, перестала метаться туда сюда. Нет, вряд ли это организовал Вадим, куда быстрей, что так решила жизнь, потому что её заколебала моя беготня туда-сюда.

Определиться? Я могу…

Плевать мне, где он был эти семнадцать дней.

Сейчас — он здесь. И только это важно. Боже, как же я по нему скучала.

И секунды без него я больше не хочу. И если мне предстоит обжечься об него — что ж, значит, я обожгусь.

Нужна ли ему я? Ну, вот пусть сам и ответит. Сейчас.

Мои ноги делают шаг к Вадиму. Второй, третий…

Нет, меня не останавливает еще более громкий и сердитый окрик отца. Я его, если честно, и слышу-то с запозданием. Все, что важно сейчас — это то, что Вадим не отводит от меня взгляда ни на секунду. Ему не нужно ничего объяснять. Он будто чувствует, что меня снова одерживает моя роль.

Мои колени сами сгибаются. Мне плевать, на что ими вставать. Мне плевать, что вокруг люди, я даже, кажется, слышу пару щелчков камеры.

Я опускаюсь на колени перед Вадимом.

Я ловлю пальцами его руку, перед тем как прижаться к ней губами.

Я поднимаю на него глаза.

Боже… Что за чувство! Трепет каждым нервом тела. И воздух такой густой и сладкий.

Гляжу на него снизу вверх.

— Забери меня себе, Хозяин, — умоляюще произносят мои губы, — пожалуйста, забери меня себе сейчас.

32. Каждому по делам его

Ох, сильно ж ходит эта ушастая дурочка.

Наверное, даже в “немой сцене” Гоголевского Ревизора и то не было такой мертвой тишины, как та, что царит сейчас в театральном фойе.

Вадим поднимает глаза, обводит быстрым взглядом “почтенную публику”. С лица Афони можно писать картины. Это даже не потрясение, это такая последняя форма шока, что поневоле хочется вызвать Старику скорую, потому что ему может и пригодиться…

Вот и позлорадствовать вроде бы пора, да не то настроение.

Остальные “зрители” тоже радуют. Кто выпученными глазами, кто отвисшей челюстью. И один чувак с телефоном — явно снимает. Ох, феерия завтра будет по соцсетям гулять, можно заранее вешаться. Афанасьеву. Дягилев-то имидж «примерного семьянина» и не создавал. Так. Городской повеса, завидный холостяк… С него-то такое как с гуся вода смоется.

Кажется, после такого зрелища местным гостям не понадобится даже никакой балет. Какой юноша в трико сможет оказаться эффектнее вот этого? И глаза-то какие — огромные, офигевшие… Вот вроде двадцать первый век, а все равно насколько же зашоренная эта интеллигентная публика. И сколько из них покупают билеты на вип-секс-вечеринки? Раз в пять меньше народу, чем в тайне об этом мечтает.

Пальцы Вадима ложатся на подбородок девчонки.

Голубые глаза, красивые глаза, если бы делали вино из васильков — оно бы было именно такого цвета. И какие искренние, умоляющие, встревоженные. Боится, что он откажется?

— Забрать тебя

себе, зайчонок? — улыбается Вадим мягко. — С удовольствием заберу.

И пеняй на себя, ушастая, сама на это подписалась.

Ошейник лежит в кармане. И можно, наверное, подумать, что Дягилев к этому моменту готовился и вообще все подстроил. Хотя нет.

Приехал Вадим в театр из-за Сони — да. Он уже чудом не перекусывал вилки от голода по ней. И как назло — Афоня решил поелозить под ногами, устроил хакерскую атаку на сайт сети, как будто Вадиму заняться было нечем. А ведь было — он разбирался с Бариновым. И сил эта разборка потребовала больше, чем ожидалось.

И все равно Дягилев не смог не вырваться, как только в делах наметился просвет. Только услышал, что Соню выведут куда-то без тени-телохранителя.

Особенно — когда услышал, что Старик бронировал ложу не только под себя и дочь, но и под Баринова.

Особенно — с учетом всего того, что Вадиму удалось откопать на Сергея. Далось это ему, конечно, большой ценой, закапывали очень долго, старательно, хвосты заметить было сложно. Но не невозможно.

Возвращаясь к теме, ошейник в кармане оказался не потому, что Вадим рассчитывал на этот спектакль. Не рассчитывал. Как можно рассчитывать вот на такое от свежей неподкованной в Теме девочки? Когда не ты ей приказал, чтобы проверить глубину её зависимости от себя, а она сама вытворила. Честно говоря, до сих пор в голове гудело от осознания, насколько Дягилев рвет своей девочке крышу, что она вот это вывернула прилюдно, да еще и при отце.

Измучилась, зайка, изголодалась, это ли не самая волшебная новость в этой вселенной?

На самом деле Вадим просто уже в тысячный раз перекладывал этот ошейник из кармана в карман, просто выгадывая удачный повод. Выжидал. Это же должно было наконец произойти, Вадим долго вел свою девочку к этому.

И оно наконец-то происходит. Сладкий момент, долгожданный.

Плотная кожа ложится на горло девушки.

Плохо ли, что надевает Вадим надевает на свою зайку ошейник прилюдно?

Она прилюдно встала на колени, долг красен платежом. Спектакль должен быть доигран. Тем более зрители не расходятся, не обратив даже внимания на первый звонок к началу спектакля. Смотрят. Вот и пускай посмотрят.

Тем более, что Соня жмурится — явно от удовольствия. У неё и в мыслях нету думать о публичности происходящего. Смотри-ка, на всех ей наплевать, кроме Вадима. Её вообще отпускает от этого? Хорошо бы нет.

Шейка у зайки красивая, нежная, лебединая. Черный ошейник хорошо смотрится. Серебряное “ДД” — “девочка Дягилева” смотрится еще лучше.

Вадим цепляет пальцем кольцо для карабина, тянет Соню вверх, заставляя подняться. Опускает ладонь на талию.

— Делай такое пореже, — шепчет Вадим зайке на ушко, прижимая девушку к себе, — а то я ж едва не стал эксгибиционистом сейчас. Поняла?

— Да, — шепотом откликается Соня, и на щеках проступают алые пятна. Поняла ли? Надо крепче прижать её к паховой зоне, чтобы ощутила наглядней. Дягилев сроду на эрекцию не жаловался, но вот чтобы так, махом, как у шестнадцатилетнего пацана — так давненько не накатывало. И ведь не откатывает же.

Отделяло от непотребства на самом деле мало. В первые секунд двадцать Вадим едва удержал себя от домспейса. Накатило. И зрение начало порываться фокусироваться только на зайке, и уши будто заложило плотной ватой.

Поделиться с друзьями: