(Не) мой ребенок

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю строго.

— Ничего, — испуганно лепечет она.

И именно в этот момент на телефоне срабатывает будильник — время выводить машину и ехать в офис, если хочу успеть до глобальных пробок. У меня совещание в девять, а потом ворох других дел.

Я выделил на разговор с Мирославой двадцать минут, но, вместо того чтобы беседовать с ней, вынужден был ее искать.

Ненавижу опаздывать… Но еще больше ненавижу оставлять дела незавершенными. Нам просто необходимо поговорить, потому что дальше так продолжаться не может. Я брал Мирославу к себе не для того, чтобы она от меня пряталась. Больше не выдержу игнора с ее стороны. Я же живой человек, в конце концов.

Мысленно даю себе пять минут на разговор. Прокручиваю в голове речь. Времени должно хватить, если высказываться лаконично.

Подхожу к столу, упираюсь в него ладонями и тезисно выдаю все самое важное:

— Слушай сюда, Мирослава. Ты живешь в моем доме, находишься на полном моем обеспечении и должна следовать моим правилам. Это ясно? Правила — это важно, без них воцаряется хаос. А я этого очень не люблю.

Стараюсь говорить это спокойным тоном, но чувствую, что не очень-то получается, потому что от моих слов Мирослава ежится.

— Про какие правила ты говоришь? — спрашивает она с дрожью в голосе.

— По будням я предпочитаю завтракать в семь тридцать. К этому времени будь добра прийти в столовую и присутствовать на завтраке. Кроме того, ты должна встречать меня с работы…

Пока рассказываю ей распорядок своей рабочей недели и основные правила, Мирослава внимательно слушает. С каждой новой фразой глаза ее круглеют все больше, хотя лично мне непонятно, что ее так удивляет. Что ужасного в просьбе носить часы с геолокатором и отчитываться мне по вечерам, как прошел ее день? Мы же должны как-то общаться, верно?

— И наконец, — заканчиваю свою речь. — Я привык заниматься сексом четыре раза в неделю.

Со значением смотрю на нее, на очертания ее фигуры в новом голубом свитере. Слава богу, хоть сегодня девчонка надела что-то, что купил ей я.

— Ч-четыре раза? — Мирослава слегка заикается, когда повторяет за мной.

Ну да, я накинул лишний раз, с Анжелой мне хватало и трех свиданий в неделю. Но это же Мирослава…

— Четыре раза, — киваю ей. — И впредь хочу заниматься этим с той же регулярностью.

В этот момент телефон снова вибрирует в кармане пиджака, оповещая меня, что пять минут прошли. Опять откладываю будильник на пять минут. В самом деле, не могу же я уйти во время обсуждения такой темы.

Пока вожусь с телефоном, Мирослава вдруг задает совершенно гениальный вопрос:

— Со мной?

Сначала даже не понимаю, о чем она. А когда доходит, мне становится даже не смешно.

— Естественно, я хочу спать с тобой, — выдыхаю зло. — Не с поварихой же!

Мирослава нервно сглатывает и вдруг подскакивает, делает шаг назад, а потом выпаливает:

— Извини, Глеб, я не смогу! Думала, что смогу, но не получается… Ничего не выйдет!

От ее слов у меня щемит в груди и хочется ругаться матом. Неужели ей так не понравилось со мной в постели? Но ведь было же хорошо, я чувствовал. Может быть, ей надо больше времени, чтобы ко мне привыкнуть?

Хватаюсь за последнюю мысль и, зная, что непременно пожалею, говорю ей:

— Хрен с ним, с сексом. Просто начни со мной общаться, а там потихоньку…

— Не хочу я с тобой общаться! — выпаливает она, размахивая руками. — Неприятно мне, понимаешь?

Она этими словами меня как будто наотмашь бьет.

Вспоминаю ее пощечину там, в ее квартире. Тогда ладонь, считай, погладила меня по щеке. Слова куда больнее.

Прессинг последних дней вдруг ложится на плечи разом, а злость и разочарование раздирают изнутри.

Бездумно взмахиваю рукой, и кружка с чаем, оставленная Мирославой на столе, летит в сторону и с громким дзиньканьем разбивается о противоположную стену. Сам не понимаю, зачем это сделал. Мне не свойственно такое проявление эмоций.

В луже чая блестят осколки, а воздух электризуется от моей злости.

— Меня задолбало, что ты от меня бегаешь! — рычу с безумным выражением на лице.

И тут глаза Мирославы начинают влажнеть. Секунду назад она стояла вся такая смелая и решительная, к спору готовая, и вдруг ни с того ни с сего передо мной испуганный котенок.

— Пожалуйста, не надо… — пищит она, громко всхлипывая.

— Не надо что? — развожу руками.

Замечаю, как у нее дрожат губы. Я так сильно ее напугал? Она подумала, я ее ударю, что ли?

— Мира, девочка моя, — подаюсь к ней.

А она пятится и упирается спиной в кирпичную стену.

— Не трогай меня… — шепчет, выставив вперед ладони.

— Тихо, тихо… — шепчу максимально ласково.

Шагаю к Мирославе и через долю секунды оказываюсь рядом, готовый в любую секунду ее обнять.

— Не надо меня бояться, — говорю ей — Я понимаю, ты меня плохо знаешь, поэтому до конца не доверяешь. Но я обещаю, что ничего плохого тебе не сделаю. Никогда! Если хочешь знать, я за всю жизнь ни разу женщину не ударил…

А она вдруг начинает меня отпихивать и, кажется, совершенно теряет контроль над собой.

— Ты уже сделал! — стонет с надрывом.

От ее слов меня прошивает беспокойство. Много ли надо, чтобы сделать женщине больно? Нет, совсем нет.

— Когда? Как? Объясни мне!

— Ты хотел забрать моего ребенка! — почти кричит Мирослава. — Я для тебя как стельная корова! Захотел — взял мою яйцеклетку, захотел — забрал моего же ребенка… Я для тебя не человек!

Что творится в голове у этой женщины? Искренне не понимаю.

Снова жужжит треклятый будильник. Переставляю его уже на автомате прямо в кармане.

Подаюсь к Мирославе, наклоняюсь, чтобы наши лица были на одном уровне. Говорю, глядя прямо в глаза:

— Конечно же, ты человек! Извини меня за тот случай с твоей яйцеклеткой… Поверь, я не думал, что это будет иметь для тебя такое уж большое значение. Считал, что раз ты легко рассталась с первым ребенком, это не будет проблемой. Я не думал, что этим сделаю тебе больно. Я сделал это, потому что не хотел, чтобы малыш унаследовал проблемы со здоровьем, которыми страдает Анжела. Но знаешь… Если бы можно было вернуть время вспять, я бы сделал все ровно так же!