Не на месте

Небольшая разминочка, растяжки-попрыгушки. Наконец, Учитель подвел меня к большому старому сукодреву.

– Бей.

– Э-э?

– Прямой кулаком. В ствол.

Я хэкнул и врубил по стволу. Проглотил вопль.

– Еще.

И еще, и еще. Когда с костяшек уже стала слезать кожа, и без вскриков уже не получалось, я не выдержал:

– Учитель, вы хотите, чтобы я набил боевые мозоли?

– Я хочу, чтобы ты разозлился. Так надо. Бей.

И я лупил до остервенения, до слез.

– Нет, - изувер сокрушенно вздохнул.
– Внутри тебя нет гнева, вот в чем беда. Когда будешь достаточно расстроен и зол - повтори это упражнение.

Свой завтрак я вкушал обеими руками, зажав ими пирог, как культями. Гнева, вишь, мало! Твою ж веруанскую мать...

Потом пошел в библиотеку, полистал давешнюю книжку. Ничего похожего на моих кошмариков. Листок с незаконченным переводом давил на совесть. Ладно, доделаю главу и хватит.

"...среди прочих прожорливые самые имеют быть нкоатуцури (в переводе: "кусачки", "зубастки"). Длиною оные гадины есть локтя половину..."

Помимо "культяпок" болели подколенные жилки и пах. Учитель упорно настаивал, что надо уметь драться ногами. А еще - молниеносно отскакивать в любом направлении. Я полагал, что нужен просто бердыш с рукояткой подлиннее.

Так. "Изрядно... нет, в изрядном множестве обитают у истоков Чироти, и всякое животное, попав в... тр-р-р (незнакомое слово) поток, будет скоро поето... обглодано до костей... (бр-р!) весьма скоро. Однако если отвлечь тр-р-р нкоатуцури биением веток по воде, переправа возможна осуществима будет".

Как на грех сразу представилось: отряд подъезжает к реке, несколько всадников уже начинают переправляться, как вдруг вода кругом вскипает, окрашивается кровью... ужас, крик, паника... Ветками им пошлепать, как же... И создал же Бог такую дрянь!..

В дверь однократно властно стукнули. Не дожидаясь разрешения, вошел батя. Навис надо мною, уперев широкие ладони в столешницу. У! Важное дело!

– Постигаешь, значица, науку-то?

– Постигаю.

Увидев мои кое-как замотанные ладони, он недовольно рыкнул. Обозрел рисунок кормящихся нкоатуцури, буркнул: "Тьфу, прости Господи!" и захлопнул книгу.

– Гм, - сказал батя.
– Забыл упредить: Вааруны пригласили нас нынче отобедать. Гляди! Чтоб вел себя как следовает.

Под повязками у меня гадостно заныло.

– Колодой-то не сиди, как тот раз, что они у нас гостили. Покажи, что мы тож люди ученые, не мужичье какое, - наставлял батя, подтверждая мои худшие подозрения.
– Да приведи себя в божий вид, приоденься побогаче.

– А мне обязательно идти?
– спросил я с деланной ленцой, бешено соображая, как бы отвертеться.
– Почему не Эру с Наато? Они же дружат с Вааруновой дочкой.

Родитель насупился.

– Сталбыть так. Господин Ваарун желал видеть ­тебя. Пойдешь, и баста.

– О! И юная госпожа Ону Ваарун тоже изъявила желание? Раз так, буду ждать встречи с нетерпением.

– Во-во. Вот как раз без этого попрошу, - батя забарабанил когтями.
– Ты пойми, девка - то, что нам надо. Вааруны, положим, небогаты, и землишки у них аховые. Зато при связях и с князем в родстве.

Я завел очи к потолку. Потолок был безупречен - только весной красили.

– Ну! Выгодная партия!

– Да, выгодная! Кх-м...
– он все же попытался смягчиться: - Ну, поглядишь-покажешься, не убудет с тебя. Там видно будет. Но чтоб был при параде, понял?

– Ыгы...

Это был уже перебор, и батя топнул сапожищем и заорал так, что на столе все запрыгало.

– Тауо-Рийя! Отвечай путем! Шо ты гымкаешь, как свинья?! Все понял, я спрашиваю?

Я внутренне поморщился.

– Да, отец.

– Чего ты должен делать?

– Быть в лучшем виде и очаровать Ваарунов наповал.

– Во! Молоц-ца.

Громыхнула дверь, дом задрожал от тяжких хозяйских шагов. Я раздраженно смахнул книжки и вцепился в собственную шевелюру.

Стратег! Ну, всё уже решил, не спросясь! И жену подобрал, как надо: и при связях, и из благородных, и без единого ри за душой, чтоб за простолюдина пойти. Всем невеста хороша, с какого боку ни глянь. Вот только страшна как смертный грех. Эру нашей закадычная подружка, такая же чувырла спесивая. Только еще и плоска как доска, да на язык позлее. Надо будет Дылде рассказать, чтоб поржал, потому как Юну Торрилун его по сравнению с моей - просто ягодка... Ох, батя, удружил! Ну, ничего, дождешься! Дулю тебе без масла! Женюсь я, как же! Тридюжь раз женюсь и переженюсь!

Я и до того был на взводе, а теперь и вовсе озверел. Стукнул по столу раз, другой. В локоть стрельнуло болью, но это лишь пуще меня разозлило, и я бил, и бил, и бил.

Упражняйся, твою мать, занимайся, твою мать, учись, женись, трудись, не вякай!..

В дверь сунулась тетка Анно с ворохом какого-то шмотья.

– Тауле, чего шумишь-то?

– Уйди, старуха!

– Э-э! Ах ты, паршивец! Ты стол-то не ломай, не ломай, охолонь. Глянь, я вот тебе обновки мерить принесла. Сам велел...

– Изыди, черт собачий!

Я стоял, набычившись, и усиленно дышал. Умей я изрыгать пламя, спалил бы к Наэ весь мир. Кухарка укоризненно цыкнула, бросила свою ношу на сундук и удалилась. Я тут же скомкал тряпки и швырнул в окно. Я потряс головой, потопал ногами, постучал кулаком о кулак и плюнул в направлении двери. Одернул рубаху, пригладил волоса, наклеил на морду улыбку и бодро двинулся вперед. Нет, нет и нет. Никто, ничто, никакая сволочь не выведет Ирууна из себя. Никакая долбанная тварь, черти б ее драли, паскуду, вражье семя!

***

Меня бесцельно мотало по городу. Обида развеялась, но саднила внутри тревога. Тянула, звала. Словно срочно нужно куда-то бежать, искать... Не знаю, что. От такого хорошо помогает выпивка, но сейчас и того нельзя. Я с тоской воззрился на три бочонка на цепи - вывеску нашего с ребятами любимого кабачка. Увы, увы. Иначе мне точно головы не сносить...

Пекло стояло страшное, но на улицах было довольно людно, торжища продолжались, хотя и не так бойко, как в первые дни. Меня вывело к помосту, что сколачивали на площади, и здесь ненадолго остановило. Очередная банда бродячих актеров, с Бережковской ярмарки, не иначе. Там побогаче, народу побольше, так что вся шушера (кстати, вместе с ворами-гастролерами) сперва туда, а после уж к нам. Потом меня повлекло дальше. Подумалось: нет, если и здесь, то не сейчас...