Не подарочки для полковника. Воронцовы

Целую жениха в губы.

— Я терпеливая. Подожду. Нельзя трогать Петрова. Надо сообщить Климу.

Вечером дочь устраивает нам очередной концерт. Выключает компьютер из сети, когда Миша рубится с сыном в хоккей.

— Надо поговорить! — пытаюсь образумить наследницу. — Нельзя так делать, поняла?!

— Да, — смотрит на меня пустыми глазами.

— Ты меня любишь? — впервые задаю ей этот вопрос на полном серьезе. Никогда раньше не сомневалась. Разве может мать думать, что ее ребенок ненавидит ее!

Впервые в глазах дочери появляется испуг. Бросается мне на шею.

— Мамуля, я тебя люблю!

Уже не понимаю, что чувствую. Может, не надо было бороться за нее. Ну жила бы с отцом, я бы ее навещала. А сейчас творится черти что. Ни у кого нет нормальной жизни.

Мишу жалко. Он пока молчит, но вижу, что синие глаза всё чаще темнеют.

— Дочка твой выбор окончательный? Уверена, что хочешь жить с нами, — интересуюсь снова.

— Да, — усиленно кивает.

Уже не понимаю, что чувствую. Верю или нет? Может, Петров превратил моего ребенка в лгунью?

Нет! Не хочу так думать!

Хочу, чтобы мы жили втроем, полноценной семьей, но не понимаю, от чистого ли сердца дочь соглашается жить с нами.

Как сложатся отношения с Мишей? Пока никак. Вижу лишь ревность. При том с двух сторон.

По виску скатывается капля пота, тяжело сглатываю.

Что если не сможем жить втроем и придется выбирать между Мишей и Стефой?..

Ужас ударяет кувалдой в солнечное сплетение.

Пытаюсь задушить эмоции.

Укладываю Стефанию спать, остаемся с любимым наедине.

Молча стою, когда он стягивает с меня домашнее платье, разворачивает к себе. Подхватывает за бедра и я вынуждено хватаюсь за него. Усаживает на себя, притягивает за шею.

— Мне нужна ты! Схожу с ума! — шепчет сипло.

Цепляюсь за остатки разума. Тянусь к нему. Мне тоже нужна хорошая разрядка.

Поцелуй оборачивается глубоким французским поцелуем.

Горячая волна дрожи от жестких ласковых пальцев прокатывается по телу. Вскрикиваю, захлебнувшись в эмоциях.

Прислушалась, не проснулась ли Стефания.

И в этот момент получаю жгучий укус в шею. Стремительный рывок и я вжата спиной в стену.

Губы разомкнуты.

Под напором мужских ласк перестаю брыкаться.

Невыносимо хорошо. Хватаюсь за остатки разума.

— Скоро свадьба. Ты готова? — неожиданно спрашивает полковник.

— Почти…

— Что это значит?..

— Стефания еще не знает твой статус. Страшно представить ее реакцию.

Скрываю эмоции, кусая губы. Уверена, что реакция дочери будет ужасна, она недолюбливает Мишу, считает его врагом отца и нашей маленькой семьи.

Миша собирает мои волосы на кулак, вынуждает подставить ему шею.

Теряю голову. Впиваюсь в него ногтями.

Жар дыхания мужчины угасает между лопатками, протираю влажную кожу его спины. Обхватываю за шею.

— Она примет тебя, полюбит. Ты же хороший!!

— Пока между нами маячит Петров, вряд ли, — хрипит в ответ.

— Не могу запретить дочери встречаться с отцом. Я не такая подлая как он. Не хочу, чтобы мой ребенок страдал.

Воронцов смотрит на меня сапфировыми влюбленными глазами.

Любуюсь его порочными губами. Думаю о том, что у меня самый красивый мужик! Легкий загар, выразительное, притягательное лицо, четкая линия скул, стильная щетина, короткая стрижка, русые волосы. Зачарованно блуждаю взглядом по его фигуре, крепким ногам и рукам.

— Никому тебя не отдам! — шепчу.

— Влюбилась? — смеется надо мной.

— Давно!

— Тебе повезло со мной. Ты как золушка из сказки, только…

— Что?..

— Мачеха у тебя добрая!

— Ты про будущую свекровь. Согласна, повезло. А вот с двумя сестрами пока не разобралась. Слишком скрытные.

— Пока не станешь Воронцовой, секреты тебе не доверят. Ты дял них чужак.

— Как раз об этом. Завтра планируем совместную поезду в парк.

— Я пас. Важные переговоры.

— Переговоры в воскресенье? Что-то скрываешь? — пытаюсь прочитать нечитаемый взгляд любимого человека. Закрылся от меня.

— В чем дело?.. Ты меня пугаешь!

— Давай спать, скоро всё узнаешь.

Глава 35

Полина

В воскресенье встаю рано, с удивлением обнаруживаю, что Миша давно встал. Из кухни распространяется вкусный жаренный запах. Срабатывают рефлексы, топаю туда.

Миша жарит сырники, Стефа сидит за столом, разрисовывает эти сырники сгущенкой, раскладывает на них ягодки.

— Глазки, носик, ротик, — улыбается доченька.

— Красиво, — бросаю ей ласково, и она тут же рисует на лице мину непринятия моего присутствия.

Странно. Только что она была милым ребенком. Ее поведение будто наигранное. Зачем?

Не буду портить себе настроение.

Обнимаю Мишу за талию, шепчу в шею:

— Садись родной. Дальше я сама.

Стефа забирает свою тарелку с украшенными сырниками, уходит из кухни.

— Куда она? — пытаюсь пойти за ней.

— Не надо. Я сам. Вроде как я пока у нее добрый полицейский…

— А я злой? — жгучая обида разъедает мою душу.

Миша забирает желтую чашку Стефы (которую она принесла с собой, с надписью «Стефе от любимого папани»), уходит за моей следом. Возвращается довольный через пять минут:

— Ну как? — жмусь к любимому мужчине.

— Включил мультики, разрешил есть на диване за пятьдесят тысяч долларов, — играет бровями, — в итоге, всё тип-топ! — целует меня в макушку, приземляется на стул.

Присаживаюсь напротив него.

— Пфф! — дую на горячий кофе и молочная пенка разлетается пузырьками вверх. — Извини, — выдаю на автомате.

— Ерунда, — Миша потягивает свой кофе. Сидит в расслабленной позе, закинув ногу на ногу, положив руку на стол. Смотрит мне в глаза своими синими пронизывающими.

Темные брови и русые волосы, красивая четкая щетина, четкий контур губ, ухоженный, богатый, властный, добрый, мой.

— Ты теперь ходишь с щетиной? — протягиваю руку, глажу. — Хочешь попробовать быть другим? — неуклюже спрашиваю у него.