Не про заек
Шрифт:
Соня
«Я любила её. Даже её кривой пальчик на левой ноге. Мою модель и музу. Её стан, её шею с полоской волос на затылке. Её грацию, выпуклую грудную клетку с маленькими сосцами, обрамлённую каймой кофточки. Тонкие руки с множеством изящных браслетов и россыпью родинок, как шоколад.
102
НЕ ПРО ЗАЕК
Когда она приходила или уходила, за нею всегда оставался бархатный шлейф духов: пряный, свежий. Её глаза — искры под дугами бровей.
Она приходила с Лилу — дворнягой с Корсики. Они были похожи: та же тонкость, талия, порывистость... Садилась
Сегодня вышло особенно неудачно. Я размазала краску тряпкой,
Нарочно стирая черты и положенные на прошлой неделе слои. О ужас!
Накрыла картину мягким серым покрывалом. Она слишком красива.
Когда-то давно, ещё в старших классах, они были вместе. С Седриком.»
Седрик
«Напоминал он мне чем-то Пушкина. Наверное, маленьким ростом и вьющимися волосами. И стихи писал, а как же!
Была в нём какая-то “приземлённая духовность”. Французы такого склада все были здесь замесом Эпикура, Декарта и Далай-ламы...
Волосы у него были — каштан, и густые брови, и глаза цвета “испорченного зелёного винограда”. Он был красивый, но какой-то маленький. И смахивал на ботаника. Хотя ботаником он не был, а скорей garcon nature. Привязан к родной природе...
Но не хватало мне в нём какой-то искры, чтоб зажечься...»
103
Галина Хериссон
* * *
«Так вот мы сидели и молчали. Устала.
Как-то взялась привычка сидеть и молчать. Вдвоём. А может, он не находит в этом ничего поэтического? И в моём платке, обёрнутом вокруг головы, как тогда в “Ля Карросе”...
А, наверное, это страшно, когда не умеешь просить прощения. Вроде бы и не за что. Отчего же просить? Порой вскрикнешь и забудешь, а ведь другой-то обижен. А всё оттого, что другой! Как жить-то вместе?
В стекле отражался соседний дом. Отражение подрагивало от ветра. На полу катались перья от разрушенного гнезда. Даже ещё пятно на полу осталось от мёртвого птенца. Когда мы пришли сегодня, у него уже животик вспух. И ничем не пахло. Но Седрик потерял обоняние лет десять назад и не различал ни запахов, ни вкусов. Ни спелых розовых маков, ни помидорных листьев, ни земляники, давшей в этом, первом нашем году, несколько ягод красных, кисленьких...
Ещё ему не снились сны. Он их не помнил совсем. Он не любил кино. Засыпал. Он играл в покер по интернету, как только приходил от родителей из кабинета, где они занимались диагностикой недвижимости.
Я гладила его по волосам. Но у нас ничего не получалось вместе... Я любила уходить к купальне. Встречаться с самой собой.»
Ностальгия
«Эх, до того хорошо у старой купальни! Красиво. Спокойно. Вода журчит, вытекая из маленького окошка в стене: белого, но уже и не белого, а розового
104
НЕ ПРО ЗАЕК
и покрытого временем камня. В открытую дверцу видны ступени, замшелые, поросшие хвощом и травой с цветами, которых я не знаю. В средине, в самом бассейне, вода стоит и уже зацвела. И чем мутнее, зеленее вода, тем лучше в ней видны и перила, и углубление в стене, и столбы, изрезанные трещинами и уже не раз чиненные. Вода заворожена полукругом из камня, а дальше, по маленькому жёлобу направлена в нишу. Там она собирается в лужицу, чистую-чистую, прозрачную, как слеза. Камушки в ней разноцветные: рыжие, синие, чёрные. Букашки в ней путешествуют своими дорогами, и ящерицы присели, облепили два камня побольше, золотистых, прогретых за день солнцем. И тихо-тихо.
А потом птицы, стрекозы и цикады начинают свои вечерние песни.
Вот бы пройти тут хороводом с подругами, затянуть на три голоса... Ан нет.
И сижу, и смотрю. Как солнце гладит стену и отдаёт потихоньку на откуп звёздной, колючей ночи. Вот какая я в сарафане сижу русская-народная! И самой и смешно, и грустно.»Про искусство
«Кстати, и постриглась ещё раз. Чёрное каре уже совсем отросло и торчали корни. Краситься и стричься у парикмахера не было ни денег, ни настроения. Я попросила машинку у Артура и просто выбрила себе голову. Ну, не совсем выбрила, а так, ёжиком сантиметра в три. А на макушке оставила длинную прядку. Снова «выбрила из себя панка». Вот и получился диковинный зверь: рыжий ёж с чёрной гривой. Седрик не то чтобы покривился, но я знала, что ему не понравилось. Но они же все, блин,
105
Галина Хериссон
толерантные! Ни за что напрямую не покритикует...
Он так и на картины мои смотрит.
— Угу! Хммм, oui, c’est bien32... И всё с той же одинаковой интонацией каждый раз.
На тему искусства мы вообще перестали с ним разговаривать, а то непременно горячились и спорили.
“Они” же тут все считают, что классическое искусство давно пора похерить. Для них это всё старьё и нафталин. Почти все мои друзья от двадцати пяти до пятидесяти — ярые адепты современного искусства. Особенно те, что рисовать не умеют (как Седрик).
Им же Пикассо сказал, мол, школа не нужна, «рисуйте как дети». А кто же может во взрослом состоянии сохранить всю непосредственность детского рисунка? Да и лукавил старик Пабло. У него, как и у всех его “сумасшедших” коллег, было добротное академическое образование. Классическая школа и такой реализм, что, видимо их самих начинало воротить от него! Вот и они и решили “пошутить”. А французы, как истинные революционеры и заядлые модники, каааак давай крушить всё старомодное: все гипсы на Худграфе, пардон, Beaux-Arts de Paris (где я безуспешно хотела позировать ню) поразбивали. Кааааак возлегли на диваны Recamier (помните у Энгра?), каааак скрутили косячок (да, они тут все курят как паровозы и выращивают свою экологически чистую Мариванну) и каааак задумались вместе с преподами: а как бы нам “самовыразиться”? Может, в баночку накакать? А то писсуар Дюшана — это уже попса... А может вот вставных челюстей в аквариум
32 Да, это хорошо
106
НЕ ПРО ЗАЕК
запихать? Или (это у кого бабла побольше было) начать машины прессовать, тех марок, что подороже?
Или уж радикально (Малевичу — низкий поклон), чёрным всё покрасить. Или вот особые затейники: вообще взять и выставить пустой холст! Философы хреновы. А искусство-то причём? Менеджеры шоу-бизнеса! Дали, вон, смекнул и начал продавать пустые, но подписанные его усатым автографом листы бумаги. То есть наверняка это Гала, старая стерва, придумала... Некоторые хоть изволили этот пустой холст взрезать парой метких ударов ножа или, там, мастихина. Ну, или тем же мастихином хоть гипса на холст намазать толстым слоем. Мастихином тут и мажут свой быстровысыхающий акрил в каждом втором ателье, не особо заботясь о гармонии и глубине. И Седрик мазал, но бросил. У него лучше получалось писать вином. Бордо, бургонь и анжу.
Ранешние художники так называемой «Парижской школы» его честно пили. На голодный желудок. И честно рисовали. Голых своих моделей. Честно говоря им, что не смогут им заплатить (ну, Тулуз-Лотрек не в счёт). Они тоже любили своих моделей. Посмотрите на Модильяни или Сутина. Да и Пикассо того периода...
А теперь-то зачем их рисовать или, там, любить? Анахронизм! Бери проектор, наводи на холст фотку да и обводи в своё удовольствие, даже если не умеешь правильно держать карандаш.
Но что-то я разошлась. Продолжу как-нибудь в следующий раз...