Не родись красивой...

Марина усмехнулась, а когда подъехал на мотоцикле Эрудит, вся просияла.

— Пожалуйста, вот еще один кавалер, они к ней будто на запах собираются. Как ты думаешь, кого из них она сегодня выберет, Эрудита или того? Наверно, Эрудита, она с ним уже давно треплется, говорят, он и ночует у нее.

— Перестань, Марина. Не нравится мне твое злопыхательство, — очень миролюбиво и очень нежелательно для нее произнес Захар Матвеевич.

— Вот как? Почему же? — оживилась Марина, рассмеявшись неизвестно чему.

— Нельзя позволять себе считать другого человека хуже себя. Все мы — не ангелы, у каждого из нас есть хорошие качества, но и недостатков тоже полно, и никому не известно, у кого их больше, а у кого — меньше. Потому что свои достоинства каждый выставляет напоказ, а вот недостатки никто не желает выпячивать.

— А что я такого плохого сказала? Разве ты сам не видишь, сколько у нее кобелей. И это еще не все, говорят у нее еще один завелся, не молодой, но богатенький, на дорогие подарки раскошеливается. Она сама кому-то хвалилась. Вот такая она, Захар Матвеевич, такая, я от себя ничего не придумываю.

Захар Матвеевич с сомнением пожал плечами.

— Марина, мы с тобой взрослые люди, поэтому должны быть более рассудительными. Нельзя слепо верить всему, что говорят, мало ли чего можно наговорить про любого человека! Человека надо видеть таким, каким ты его видишь своими глазами, а не таким, каким его видят другие. Ты же знаешь, какой народ у нас в хуторе, как любят все плести сплетни. Из мухи делают слона. Вот теперь начнутся разговоры и по этому случаю. А что, собственно, произошло? Да ничего особенного, просто парни решили разобраться между собой. Так, молодецкое гулянье на свежем воздухе. А завтра раздуют из этого Бог знает что. И вообще, все в молодости влюбляются, все ошибаются и все грешат. Потому молодые годы и считаются лучшими в жизни, что в эту пору нет никому покоя от любви. Как же тут не натворишь чего-нибудь? А Настя девушка хорошая, зря ты о ней так. Она молодая и красивая, что ж ты хотела? Конечно, парни не оставят ее в покое.

— Захар Матвеевич, по-моему, Настя тебе тоже приходиться по вкусу. Тебе ведь уже пятый десяток, а ты все на молоденьких засматриваешься. Скажи честно, нравится она тебе?

— Как тебе сказать? Конечно, нравится. Семнадцатилетняя девушка, она для всех семнадцатилетняя: и для молодых, и для старых. Это как произведение искусства, на него нельзя смотреть равнодушно. И никому смотреть не запрещено, только прикасаться руками не всем дозволено. А глаза у мужчин не стареют, душа, между прочим, — тоже, только тело — мать его так бы! Так что ни один нормальный мужчина не может пройти мимо красивой и молодой девушки, не оценив все ее достоинства.

Вероятно, эти слова оказали на Марину более сильное воздействие, чем директор предполагал, потому что она сразу вся взъерошилась и потускнела.

— Я так и думала, — сухо проронила она. — Ты не любишь меня.

Он поспешил ее успокоить.

— Марина, радость моя! Что ты говоришь? Ты намного лучше Насти, куда ей до тебя! Его лицо совершенно преобразилось, он о чем-то задумался немного и продолжил: — Все ошибаются, и я сколько в своей жизни ошибок наделал. Я ведь тоже молодой был, и такой же бесшабашный, как и все в эти годы. Особенно один свой «подвиг» никогда не прощу себе, тогда вот его отец меня от смерти спас.

— Чей отец?

— Эрудита. Он такой же был простой парень, тихий, но если кто нарывался, себя в обиду не давал. Мы с ним с малых лет дружили. И вот однажды произошла такая история. Я никому об этом раньше не рассказывал, тебе — первой.

х х х

Захар Матвеевич опустил голову, помолчал. По одному тому, как он вдохнул и выдохнул, можно было видеть, что говорить об этом для него тягостно, но столько лет держать в сердце ощущение вины перед давно умершим другом он тоже больше не мог. Возможно, именно в эту минуту он вновь почувствовал себя подлецом, подсматривая из окошка за всем, что происходило на пустыре, ощутил какую-то вину и перед сыном своего друга.

Марина слушала рассказ, но думала совсем о другом: «Все получилось, слава Богу! Он убедился, какая эта Настя распутная, своими глазами увидел, как она по кустам таскается со всеми подряд… Сразу о своих ошибочках заговорил! То-то! Теперь он точно расстанется с ней, не каждый мужик захочет связываться с такой дурой, а уж он — тем более не станет из-за нее портить свою репутацию. Пусть теперь сожалеет, что зря потратился на сапоги».

Тут Захар Матвеевич, увидев, как Эрудит ударил Кучерявого, воскликнул:

— Посмотри, посмотри! Да куда ж ты, дурень, полез!? Ай-я-яй! Ну надо же! Жалко хлопца. Что ты скажешь, вот глупый! — Проследил взглядом за дальнейшими действиями Эрудита, вздохнул с облегчением и предположил: — Наверное, впервые столкнулись, если б он знал Эрудита, пораскинул бы мозгами, стоит демонстрировать свое геройство или лучше, пока не позд-но, удрать? Теперь вот, как говорится, результат на лице.

Марина засмеялась и прижалась к директору поближе. Он обнял ее гораздо ниже талии. В это время дверь в кабинет отворилась и в проеме показалась Никитична. Она уже настрочила докладную про Настю и спешила вручить ее директору лично в руки, но, увидев его рядом с Мариной, мгновенно выскочила и захлопнула дверь. Захар Матвеевич с опозданием отдернул руку от бедер Марины и не особенно церемонно отстранил ее от себя.

— Ну, вот и мы с тобой влипли, — проговорил он с досадой и, почувствовав себя неловко, тотчас отвернулся от окна. Подойдя к столу, сел и, переложив с места на место прочитанные письма, развернул газету. А Марина все еще стояла и продолжала наблюдать. Выждав с минуту, Захар Матвеевич, не отрываясь от газеты, проговорил:

— Достаточно глазеть, иди, займись делом. — Марина недовольно повернулась и направилась к двери. — Да, вот что. Позвони в бригаду, пусть Эрудит зайдет ко мне, часиков в шесть… нет, лучше в пять, — добавил он, все так же продолжая смотреть в газету.

У Марины лицо изменилось, она серьезно взглянула на директора, непонимающе захлопала глазами и поспешно вышла из кабинета.

х х х

Между тем Кучерявый отдышался и поднялся с земли. Направившись к Насте медленным нетвердым шагом, он попытался что-то сказать, но закряхтел от боли и схватился обеими руками за подбородок. Настя стояла неподвижно, продолжала все так же безутешно плакать. Вдруг на мгновенье замолкла — пронзительные гортанные звуки невезучего жениха заставили повернуться. Она обозрела его со злостью, нервно отстранилась от сарая и пошла, не к конторе, а в обход ее.

Пробравшись с пустыря на улицу меж сплетенных веток сирени по узкой, заваленной всяким хламом тропе, она огляделась: улица была пуста, но ей казалось, что изо всех окон на нее смотрят десятки глаз. Скорее, скорее домой, вытирая рукой слезы, торопила она себя. Ей было тяжело, очень тяжело. Все ее мечты рухнули, Эрудит больше не придет и не простит ее никогда-никогда. Настя чувствовала себя до того оскорбленной, униженной и была так поражена его жестокими словами, что даже не знала, как можно теперь жить. Она не могла перенести такой удар и видела только один выход — умереть. Умереть и навсегда избавиться от своего несчастья, от этой проклятой жизни; больше нечего ждать, не для чего жить. Как все это ужасно, ужасно и глупо! — мысленно твердила она, растирая ладонью покрасневшие веки. Чем ближе она подходила к своему дому, тем труднее ей было сдерживать рыдания, подступающие к горлу. И только когда вбежала в дом, она дала своему страшному горю полную волю. Безумный крик отчаяния вырвался из ее груди: