Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

До февраля надо еще дожить. Сейчас домой. Буду все время дома, ноября остаток, декабрь, начало января. И что-то надо решать за это время... Или оставаться самому там, или везти ее в Москву. Больше врозь нельзя. Нет. Нельзя.

15 ноября 1988 г.

Второй спектакль. Играл сегодня 1-й акт вяло и без интереса. Надоело слушать, что «наигрываю»... «переигрываю» и т. д. Попробовал, как все... не спеша. Так, конечно, легче... рубашка сухая, и успеваешь видеть, что вокруг... но скучно. Опыт у меня, наверное, не самый лучший, но... опыт. Я хо­рошо знаю такую ситуацию, очень хорошо... положение «тягача» сцены. Он всегда проигрывает. Это — закон, но стоит ему сбросить «обороты», сбавить энергию — сцена рушится. Вот теперь и сам попал в эту ловушку, впрочем, в первый раз, что ли...

Днем говорили с шефом про наши дела (Таня, переезд и т. д.). Он очень убежденно и спокойно говорит... так все просто... «В виде исключения — кооператив... надо делать... Перевози Таню». И все. Нет, он, конечно, искренне хочет по­мочь мне, не сомневаюсь... Но как тут передашь, что на душе.

Завтра последний день в Венгрии. Слава богу! Домой, домой!

Погода изменилась. Солнечно, красиво... Прошлись по магазинам в низких заботах истратить форинты. Дорого­визна дикая... просто дикая. Говорят, года 1,5-2 так плохо стало. Вот и нас ждет такая же петрушка.

Всего на руках по 11 тысяч форинтов с мелочью. Это обмен 500 рублей плюс 30 на границе плюс суточные еже­дневно по 320 форинтов. 1 рубль к 17 форинтам.

Ах, ну к бесу эту бухгалтерию. Как гнусно.

16 ноября 1988 г Будапешт

Прилетели в Москву 18-го поздно вечером, сидели в Будапеште из-за тумана. Утром 19-го вылетел в Омск 227-м. Встретили Елена Ивановна и Ал. Моисеевич. К Танюше уже поздно было ехать, восьмой час. Приехали домой, попили с Е.И. чаю. Она рассказывала, как все это было...

Танюша позвонила около девяти из больницы. Я за­плакал, не мог сдержаться. Поговорили. Стало легче, но... нашел ее вещички, залитые кровью, — и опять... Боже... Господи, помоги.

Вчера в 10 утра уже был у нее. Деточка, миленькая...

Мы были вместе четыре часа, до двух. Вечером она опять позвонила.

Я не пытаюсь ничего записывать. Это невозможно. Про­сто сижу на кухне, пишу отдельные слова сюда в книжечку, и все. Что еще остается?

Целый час с лишним ждал разговора с Людмилой Дмитриевной Солодниковой, лечащим врачом. Поговорили. Сидели на топчанчике в коридоре, рядом с палатой № 315... Потом (уже в половине четвертого) пошел к Танюше. Потом пришла еще Е.И.

Ей так хочется сыграть спектакль 4-го в Москве.

21 ноября 1988 г. Омск

Был договор с Феликсом ставить «Трехгрошовку» здесь, но... теперь, по здравом размышлении, я отказался. И по времени будет сложно, да и... Вообще надо развязываться, а не наоборот, с Омском. Это уже не наше.

По дому соскучился. Брожу по комнатам, перекладываю книжечки с места на место. Хорошо. Жалко... такой кварти­ры у нас уже никогда не будет, а в ней так хорошо. Таня уже ходит на репетиции.

Просили завтра встретиться с труппой, рассказать о по­ездке. С удовольствием это сделаю. Смотрю на всех с лю­бовью и нежностью. Все-таки сентиментальный я человек. Уж не думаю, что так же приятно и трогательно выгляжу я сам в глазах других.

В Москве начнутся репетиции «Возможностей», «Мы импровизируем», Мопассана и еще чего-то... В середине сентября — Западный Берлин.

Таня смотрит телевизор в той комнате. Утро. Перебираю бумаги, выбрасываю лишнее, раскладываю в папки — одним словом, готовимся к отъезду. Да, к отъезду. Все так повер­нулось, так сложилось — может быть, в январе уже будем в Москве. Столько всего произошло! С марта этого года практически живу в Москве. Много ездил. Много. Австрия, Италия, Франция, Испания, Югославия, Венгрия, ФРГ и пр.

Родной наш Омский театр трагически заканчивается. Умер Чоник ( Чонишвили Ножери Давыдович, народный артист, даже в уникальной труппе Омского театра тех лет выделялся мощ­ностью и красотой таланта, мог играть, как говорят на театре, «всё!». Собственно, и сыграл всё — от Гамлета до Короля Лира!), трудно поверить, да... Ножери Давыдович. Умер совсем уже недавно А.И. Щеголев, «дядя Саша», так звали его в театре. Великий русский артист. Народный артист СССР.

В театре раз­вал — уехали Ханжаров (Ханжаров Мигдат Нуртдинович — последний великий директор ушедшей эпохи. Омский театр — это Ханжаров! Это его амбиция, его энергия, его азарт и бесконечная преданность делу!), Цеховал (Цеховал Эдуард Ильич — заместитель директора, ученик и пре­емник Ханжарова. Ныне успешный театральный деятель). Чехарда с режиссурой. Печально, грустно.

Наверное, это последняя моя запись. Не хочу больше. Пусть будет другая жизнь. Эта кончается. А скоро Новый год! Скоро. Господи.

4 декабря 1988. Омск

Время стало совсем сжатым и насыщенным... Столько всего. Танюшу выписали скоро, кажется, 25-го уже... Много всяких решений и мечтаний. Почти невозможное согласие пойти на инвалидность. Даже это стало реальностью... Уже начали готовить документы. Дни были хорошие. Спокойные. 15 декабря с утра были в больнице по делам (поликлиника), потом вернулись домой. Уже по пути ей стало плохо, а дома (часа в 4) снова повторилось кровотечение... Звонок Н.М., неотложка... и та же самая областная клиника, откуда недавно ее забрал. Тяжелые дни. Решение везти в Москву, возмож­ная операция. 22-го вылетели (в сопровождении врача). С самолета сразу на «скорой» в больницу (№ 20 на «Бабуш­кинской»). Опять обследования, фиброгастро и пр. и пр. Док­тора Киценко, Цацаниди решили — операция не показана.

Вчера, т. е. 30-го, неожиданно для нас выписывают с рекомендацией в ЦНИИГ (знакомый нам по 83 году). Вот мы и здесь. В нашей московской «квартире». Новый год. Господи, помоги нам. 2-го поедем в ЦНИИГ.

Готовимся. Сейчас пойдем к Горбенкам встречать Новый год. Который ждем. Ждем и надеемся. Ждем и надеемся.

31 декабря 1988 г., Москва

1989

Полетим в Барселону через Цюрих и Рим. В Риме ночевка, и 2-го, значит, будем в Барселоне. Мне нужно до зарезу махнуть на денек в Одессу. Что делать?

А.А. — «Сложности в моей работе возникли сразу же, в 82 году, после «Взрослой дочери» («Взрослая дочь молодого человека» — пьеса Виктора Славкина),когда я предложил играть так, чтобы все было явным...Связано это, наверное, с психическим состоянием человека, с ситуацией постано­вочного камуфляжа, в котором он пребывает... Поскольку это уже национальное состояние души, то переступить очень сложно. Сложно».

26 января 1989 г.

А.А. — «Театр ошибается дважды. Во-первых, он отражает «не ту жизнь» (т. е. не «сумасшедшую», а какую-то «пра­вильную»). Во-вторых, не такее показывает».

«Т. е. первая ошибка касается содержания,а вторая — эстетики».

«Если не будет этой двойнойошибки театра, остановится все в 1-м акте».

«В искусстве драматической игры есть какие-то фун­даментальные идеи. Правда, театр времен социализма занимается только приоритетом основного события».

29 января 1989 г.

А.А. — «Это вообще абсурд — все время играть назад. В энергетическом отношении это катастрофа, игры, ко­нечно, не будет».