Не верь глазам своим

— И я хочу это видеть… — Она со жгучим стыдом и совершенно красными щеками, понимая, что делает что-то очень неприличное на глазах у своего парня, одновременно распаляясь еще сильнее от его слов, не в силах противиться инстинкту ускорила движения одной рукой, второй поднимая юбку, чтобы позволить Эвану увидеть все. — Здесь такой неяркий свет, и стробоскоп мелькает. Очень плохо видно, дорогая. — Он уже оправил одежду, и чтобы Жас его услышала, наклонился над ней, произнося слова прямо в ухо. — Я хочу видеть, как ты кончаешь, как намокает твоя рука от вкусной сладкой влаги. — Парень снова сел на свое место, наблюдая, как Жасмин, мучительно краснея еще сильнее, пытается не опуская юбку отодвинуть трусики. — Все еще не вижу… — Громкий стальной оттенок голоса будто пощечиной ударил по слуху девушки, усилила эффект резкая смена интонаций. Всего секунду назад она чуть не растеклась от таинственного мурчания над ушком, и вот — сейчас этот хлесткий звук… Девушка вздрогнула и с силой рванула белье, почти услышав треск ткани, от чего с губ сорвался еще один стон, полный удовольствия. Она шире раздвинула и так разъезжающиеся колени, почти касаясь пяток своими постоянно ритмично двигающимися ягодицами. Она зажмурила глаза, чувствуя приближение оргазма, отчаянно пытаясь выбить, высечь его из себя, но ей не хватало чего-то. Она привыкла чувствовать чужие пальцы, мужские пальцы. Рука с зажатой юбкой поднялась к груди, но длины мини не доставало, чтобы дотянуться до соска в неожиданной попытке ускорить разрядку.

— Открой глаза и смотри на меня. — Жасмин с видимым усилием распахнула их, но сфокусировать взгляд было непросто. Найдя глаза Эвана, она наконец расслабилась, будто увидела точку опоры, будто могла удержаться за них. Девушку накрыла тишина. Куда делись звуки она не отметила. Только негромкий тяжелый голос мужчины. — Кончи для меня. Ты же хочешь этого.

— Эван? — непонятно откуда взявшийся вопрос сорвался с ее губ беспомощно и жалко. В надежде и в мольбе.

— Да! Кончай, покажи мне это… — Удержать глаза открытыми было нереально. Она ожидала, что будет кричать от настигнувшего ее наконец оргазма, но голос ее оказался тихим и тающим, удовлетворенным и сквозящим облегчением. Расслабившиеся мышцы были плохой поддержкой, и она оперлась рукой на пол перед собой, положив голову на колени Эвана.

Жасмин ощутила хозяйскую руку на своем затылке, легонько перебирающую волосы.

— Хорошая девочка… Отдохни немного… Умница… — Эван хвалил девушку, продолжая возиться с нее волосами, пока она не пришла в себя.

— С тобой никогда не будет легко, правда? — Она выговорила это, поднимая голову с его колен и вглядываясь в лицо парня. — Или это со мной нелегко?.. — Брови ее нахмурились и взлетели ко лбу.

— О чем ты? Как ты себя чувствуешь?

— Пить хочу! Очень! — резко сменив тему, ответила она.

Эван поднялся к тележке и принес бутылку с водой. Он сел на пол рядом с девушкой и аккуратно напоил ее.

— Хочешь в постель? Или еще немного посидим?

Жасмин улыбнулась и помотала головой:

— Мне на самом деле хотелось бы еще выпить. Мысли стали возвращаться… Гораздо проще, когда голова пустая и не нужно ни о чем волноваться…

— А о чем ты сейчас волнуешься?

— Мне не дает покоя то, откуда это все во мне? Я никогда не думала столько об эгоистичных желаниях, никогда не испытывала желания по отношению к девушке, никогда не оценивала каждого встречного парня в сексуальном контексте. Я вообще скромная была и неловкая даже при намеке на секс. А тут… Я не могу не задаваться вопросом: это результат моих внутренних проблем, или моей встречи с тобой? Нет, не подумай, я не против чего-то такого: мама и Лиз — это просто само совершенство, когда они вместе. Но я же…

— А в чем ты, собственно, себя обвиняешь и коришь? Ты же не делаешь ничего плохого. Ты же не вешаешься на каждого встречного с конкретными намерениями. Так в чем же дело?

— Сама не знаю.

— Я думаю, это результат совокупности факторов. Стресс и потеря авторитета матери, первый в твоей жизни секс и, безусловно, знакомство со мной. Каждый из них сам по себе мощный тригер, а вместе они могли проявить в тебе то, чего ты не видела раньше.

— И какую же ты роль в этом сыграл?

— Ну я… разговаривал с тобой? Я объяснял тебе то, что в обычных парах либо подразумевается, либо определяется само собой. Мы же разговаривали о том, что ты сама узнала бы опытным путем так или иначе, но много позже. В моей жизни был не совсем нормальный опыт, и… Впрочем, сейчас не об этом.

Жасмин замолчала на какое-то время. Все еще взбудораженное тело постепенно успокаивалось, опустошающая расслабленность сменялась приятной негой.

— Значит я, как мама?

— А что ты знаешь о своей маме? Что она говорила об отце, любила ли она его когда-нибудь так, как Лиз?

— Да, ты прав. Наш единственный разговор об этом был очень образный и короткий, когда они с папой разводились. А у тебя было что-то подобное? Что ты можешь мне рассказать?

— Телу все равно, от кого испытывать наслаждение. Любые противоречия у тебя в голове. Прикосновения приятны не зависимо от того, кто их автор. Эмоциональная привязанность может эту приятность увеличить, но исключительно из-за твоего отношения — то есть, из-за того, что у тебя в голове. Если ты готова испытать оргазм, то не важно, чей язык или пальцы работают над этим — твои, мои или другой девушки. Если рядом с тобой талантливый любовник, желающий доставить тебе удовольствие, ты его получишь, если сама себе разрешишь. Я не могу сказать, что меня возбуждают мужчины, но я способен оценить эстетику мужского тела и обладаю достаточными знаниями, чтобы доставить удовольствие. Вместе с тем, я предпочитаю секс с женщинами. В настоящий момент, с тобой.

— Иными словами, ты не гей, но ты можешь заняться сексом с парнем.

— Не совсем. Я не бисексуален, я не смог бы наверное строить отношения с парнем, или влюбиться в него. А секс — это в большей степени физиология. Это для меня не так сложно, как ты себе представляешь. И тебе не обязательно решать сейчас что-либо. Ни по поводу твоего отношения к новой себе, ни по поводу твоей ориентации. Давай-ка спать…

Он бережно подхватил Жасмин на руки и доставил до спальни. К моменту, как ее голова коснулась подушки, она уже крепко спала. Эван тщательно вымыл ее горячим полотенцем и еще долго не мог уснуть.

Катя лежала, уставившись в потолок. Уже пустая бутылка лежала возле подушки. За последний час она устала подниматься, чтобы налить очередные три пальца, и пила виски прямо из горла. Брускетта с авокадо, лаймом и каким-то соусом тоже закончились, а идти на кухню было лень, поэтому остаток выпивки ушёл чистым. Хорошо, что у неё была заначка, не пришлось брать из бара на глазах у прислуги.

Перед глазами стояло это выражение лица Вадима. Разочарованное. Печальное. Она невольно снова воспроизвела в памяти отрывок вечера. В десятый раз, наверное.

Она довольная вышла из комнаты, тихо и плотно закрыв за собой дверь. За ней раздался удивлённо-сдавленный стон, и она улыбнулась ещё шире. Почти повернув за угол, она наткнулась на своего начальника охраны. Он молча смотрел на нее, вытирая шею полотенцем. Сделав свое обычное безразличное лицо, она сняла улыбку и прошла мимо. Мужчина угрюмо покачал головой. Катя уже почти дошла до конца коридора, как что-то вздернуло ее повернуться и снова посмотреть на него. То, что она увидела, заставило ее подлететь к Вадиму и нагло уставиться в глаза.

— Ну, что?

— Ты могла хотя бы одну свою вечеринку не превращать в оргию?

— Мы молоды и красивы… Что уж тут поделаешь? А ты? Подслушиваешь? Это все, что тебе светит?

Мужчина сжал губы и чуть поднял подбородок.

— Так, что ты здесь делаешь?

— А ты никогда не думаешь о последствиях? Да? Не думаешь, что произойдет, если он узнает?

— Он пьян, а Мишель уже несколько недель ноет о его сладкой заднице… Что такого в том, что оба получат то, чего так хотят?